2. Чрезвычайное происшествие на ТВ
Ох, не случайно Вера взорвалась, не просто так рассердилась на наглое предложение устраивать сеансы массового гипноза. Какие такие шоу, какие там игры — от слова «игра» у нее еще с прошлого приключения становится тошно на душе. Но дело-то еще в том, что совсем недавно она опять попала в историю — пусть небольшую, но все же… Поиграла, называется.
Началось все с телепередачи «Игра в детектив».
Вообще-то Вера Алексеевна Лученко многое в своей жизни предчувствовала. И в чужих жизнях тоже. Даже больше, чем ей иногда хотелось бы. Но в это утро она ощутила лишь легкую тень, мимолетное облачко в сердце. И отмахнулась. Если б она знала, к чему приведет ее любопытство, ни за что не включала бы телевизор.
«А теперь, дорогие телезрители, поиграем в детектив! — радостно воскликнул мальчик на экране. — Не переключайте! Сейчас вы погрузитесь...»
Вера иронически хмыкнула. Ну вот, пошло-поехало... И где их набирают, мальчиков этих с улыбкой во всю ширь того, что они считают лицом?
Телевизор работал звуковым фоном, как шум прибоя. Самый лучший фон, конечно, музыка, но что делать, если уже переслушала все диски? Да и потом, во время уборки хорошая музыка даже мешает: застынешь с веником в руках, заслушавшись чем-нибудь любимым. А телевизор много внимания не требует.
Она поочередно брала с туалетного столика флаконы, тюбики и прочую дребедень, бережно протирала и отставляла в сторону. Потом еще протирать весь столик... И книжные полки. Сколько пыли скапливается, ужас!.. И откуда она берется?
Пай прошел под стулом, задев ее ногу теплым шерстяным боком, сел рядом и принялся яростно чесаться.
— Так, — строго сказала хозяйка, — мало мне пыли, еще ты добавляешь! Ну-ка, на место.
Пай, белый спаниель с рыжими ушами, сделал вид, что ничего не понял и вообще никогда не слышал такого слова — «место».
«Это очень известное лицо! — неслось из телевизора. — Вы легко отгадаете его и получите приз от нашего спонсора! А отгадывать вам помогут знаменитые детективы!»
Вера уронила тряпку и посмотрела на экран. Кто там у них? В студии появилась троица знаменитых персонажей: мисс Марпл, Шерлок Холмс и патер Браун.
Ого! Уже интересно.
Вера Лученко любила классический детектив. Не как кроссворд, где непременно надо узнать, кто преступник, — об этом она чаще всего догадывалась, — а как успокаивающий жанр. В конце тебе все объяснят, что было и почему, по полочкам все мотивы разложат... Вот бы в жизни так.
Пай от скуки схватил тряпку и принялся ее терзать.
— Но-но, малыш! Ты хочешь заняться протиркой пыли вместо меня?
Пай, склонив голову набок и двинув бело-рыжими ушами, молча ответил, что он не против любых действий. Особенно если одновременно мама Вера будет его кормить, трепать и играть с ним. Но мама Вера уселась в кресло и уставилась на экран, и Пай, философски вздохнув, разлегся возле ее ног.
В телевизионной студии три литературных персонажа горячо обсуждали некую личность, которую следовало найти с помощью вопросов и ответов. Чудовищно переигрывая, актеры-детективы предлагали телезрителям звонить в студию, задавать вопросы и выигрывать подарок от фирмы-спонсора.
«Так что же это за лицо?» — спрашивал Холмс, делая вид, что курит незажженную трубку.
«Очень известное. Наши зрители не дураки, они его легко вычислят», — отвечал Браун.
Мисс Марпл улыбалась и кивала. В руках она держала спицы с вязанием, причем очень неловко. Патер Браун, смущенно улыбаясь, заметил: вопросы надо ставить так, чтобы на них можно было ответить лишь «да» или «нет».
«Это женщина», — предположила мисс Марпл.
Ведущий посмотрел в ноутбук и произнес: «Нет».
«Элементарно! Значит, мужчина», — воскликнул актер-Холмс.
Вера рассмеялась. Пай запрыгал вокруг нее, пытаясь лизнуть в лицо.
Из дальнейших вопросов-ответов вырисовалась такая анкета: не политик и не спортсмен, зато миллионер. Это сбило с толку и «детективов», и телезрителей. Дозвонившиеся в студию выдвигали версии — одна нелепее другой. Называли Абрамовича и Рокфеллера... Наконец ведущий объявил о подсказке и торжественно прочитал с монитора, что разыскиваемая личность — всемирно известный музыкант, в школе отличался необузданным характером и был одним из самых плохих учеников, провалил выпускные экзамены, а музыкой поначалу не интересовался совершенно, зато рисовал и писал стихи.
Подсказка еще больше запутала. Слово «музыкант» ассоциировалось у публики с виртуозом Спиваковым, Паганини и Полем Мориа. Ведущий разговаривал с позвонившими, подняв лицо к потолку, благодарил за названные ими имена Раймонда Паулса и Сергея Прокофьева, уверял, что абоненту обязательно повезет в следующий раз, — и прощался. Причем было заметно, что фамилию Прокофьева он слышит впервые.
Тут хорошо сыграла мисс Марпл. Она подняла от вязания свои наивные голубые глазки и спросила коллег, не Моцарт ли имеется в виду. «Моцарт же давно умер», — возразил Холмс. «Действительно, — согласился патер. — Но о нашем музыканте пока неизвестно, жив он или умер».
«Осталась одна попытка и всего один, последний, седьмой вопрос!» — подзадоривал ведущий. Тут же следующий дозвонившийся назвал Пола Маккартни.
Раззадоренная Вера к этому моменту уже знала ответ и воскликнула:
— Эх! Немного промахнулся!
Ведущий объявил, что известная разыскиваемая личность — это Джон Леннон. Прозвучала композиция «Imagine», ведущий слезно попросил не переключать телевизор на другой канал, пообещал после рекламной паузы следующий тур вопросов — и студия исчезла.
— Такая простая игра! — воскликнула Вера. — Я бы сразу выиграла.
Пай с ней согласился. Он знал, что его хозяйка азартна и заводится с пол-оборота, заслышав о любой интересной игре. Вот и сейчас она едва дождалась продолжения передачи «Игра в детектив», держа в руке трубку телефона.
На экране появилась уже известная троица, ведущий, поминутно заглядывая в свой ноутбук, прочитал вступление... Из диалога, довольно неуклюже прописанного сценаристом, Вера узнала: речь идет о знаменитой личности двадцатого века — спасибо, что хоть время обозначили! Главной особенностью заявленной личности оказалась способность к сопереживанию и состраданию.
Вера сразу поняла, кого загадали авторы передачи. Но вот досада — она никак не могла дозвониться! Лученко слушала вполуха диалоги артистов-«детективов», слышала, как в студию звонят и называют то мать Терезу, то Махатму Ганди, — и звонила, звонила, бесконечно нажимая кнопку дозвона. На телевидении все время было занято.
Наконец ей повезло. Длинный гудок, женский голос: «Я редактор, куда и зачем вы звоните, ага, минутку, соединяю», — и Вера слышит из телевизора свой собственный неузнаваемый крик:
— Это принцесса Диана!..
— Поздравляю!!! — радостно воскликнул ведущий. Видимо, его уже замучили неправильные ответы. — Вы выиграли пылесос! Сообщите редактору ваши координаты, а мы прощаемся с телезрителями на целую неделю...
Вера еле сдержалась, чтобы не завопить в трубку: «Ура!» Ее удержала лишь мысль, что этот вопль услышат сотни тысяч телезрителей, и она зажала себе рот.
Девушка по имени Светлана действительно любезно записала имя и фамилию, сообщила адрес телецентра и свой телефон.
А Вера Лученко долго еще не могла успокоиться. Хотя и посмеивалась над собой: такая умная, взрослая девочка, а купилась...
В понедельник ей предстояло работать во вторую смену, и можно было с утра отправиться в телецентр. Ночью шел дождь, а теперь светило солнце, и желтые листья на черных мокрых тротуарах создавали очень живописный контраст. Вера вышла из троллейбуса и прошла по заросшей кленами аллее к высокому зданию с остроконечной крышей, с удовольствием шурша листьями.
Ее предупредили, чтоб взяла паспорт и получила пропуск в отделе пропусков на первом этаже, а потом за ней спустятся и проведут, куда надо. Маленькая комната в начале длинного коридора была наполнена людьми. Вера терпеливо выстояла в очереди и получила пропуск, затем набрала по мобильному номер Светланы.
— Это Лученко, я пришла, как мы и договаривались. Заберете меня снизу?
— А... Да-да, — сказала Света. — Сейчас... Минутку...
Что-то не так, сразу почуяла Вера. В голосе девушки и в самом воздухе.
Она сосредоточилась, прислушалась. Подобно капелькам тумана, в воздухе висела тревога, очень слабо ощутимая.
Вера вышла в коридор. Неподалеку его перегораживали двери, ведущие, видимо, к лифтам. У дверей стояли два охранника, она это точно запомнила, когда входила. А сейчас их было человек десять, они вполголоса переговаривались, потом разом скрылись за дверями, оставив одного.
В коридоре явственно ощущалась нервная суета. Пробежали какие-то люди, скорее всего работники телевидения. А пришедшие в телецентр неподвижно стояли в растерянности, с пропусками наготове и ничего не понимали.
Несколько человек прошли вперед по коридору и натолкнулись на охранника.
— Извините, придется подождать, — сказал он, не глядя в лица.
— Почему? Что случилось?
— Меня пригласили на прямой эфир! — заявил солидный мужчина с «дипломатом». — Я ректор института...
— Сейчас нельзя пройти, — вновь забубнил страж, — все вопросы не ко мне... Приказано подождать...
Из-за его спины вышла девушка в бесцветном свитере и с бесцветными волосами. Вера почему-то сразу поняла, что это редактор телевизионной игры в детектив. На лице Светы крупными буквами была написана растерянность.
Лученко сосредоточилась.
В повседневной жизни она была в общем-то обычной женщиной, разве что с некоторыми необычными способностями. Но стоило ей попасть в обстоятельства, которые требовали ее вмешательства или хотя бы внимания, и она собиралась, концентрировалась. В такие минуты интуиция ее работала безошибочно, как мощный компьютер.
Вера будто увидела всех сверху и одновременно — хотя полуприкрыла глаза. Уловила слабые токи паники откуда-то с третьего этажа. Мгновенно просчитала десятки вариантов нестандартных ситуаций, отбросила ненужные... Все это длилось меньше секунды.
— Светочка. — Она шагнула навстречу редакторше, прожектором включая обаятельную улыбку. — Я Вера Лученко, идите сюда... — Она взяла девушку под локоток и властно увлекла за собой в сторону. Растерянная Светлана ничуть не сопротивлялась.
— Вы хотели сейчас извиниться и перенести мой визит на другой день. Потому что у вас там ЧП, как говорится, чрезвычайное происшествие. И все в панике, начальство велело ничего никому не говорить и все отменить, и даже вызвали... — Вера замолчала.
— ...милицию... — послушно закончила фразу Света и встрепенулась. — Ой, а откуда... Как вы узнали? У вас тут знакомые есть? Кто вам сказал, ведь велено было молчать!..
Вера не отпускала руку девушки. Телесный контакт есть, успокоить будет легко.
— Милая моя, — побольше уверенных, властных нот, — я доктор, психотерапевт, и к тому же специалист как раз по нестандартным ситуациям. Давайте-ка, ведите меня наверх, я помогу вам разобраться. Ну же, идемте, идем! Третий этаж, так?
— А... Да... — Света что-то сказала охраннику, и он недовольно посторонился.
Они подошли к лифтам.
— Пешком, пешком, — велела Вера, — а по дороге вы мне все быстренько расскажете.
Они поднимались по очень просторным, каким-то допотопным лестницам с деревянными перилами. И Светлана, запинаясь, рассказала. Все Зотов, этот алкаш чертов. «Нет повода не выпить», видите ли!.. Любимая его поговорка. Но руки у оператора золотые, и потому из съемочной группы его не выгоняли. Режиссер прикрывал, девочки-редакторши прикрывали, ведущие молчали и терпели. Тоже прикрывали. Вот и доприкрывались. Директор канала увидел Зотова в невменяемом состоянии, в стельку пьяного, и тут же — приказ об увольнении. А сегодня Зотов ворвался в студию прямо на записи, хорошо, что не прямой эфир, заорал пьяным голосом, в руке граната... Девочки завизжали, оператор с режиссером упали на пол... Охранник только заглянул в дверь, узнать, что за шум, и сразу удрал звонить... А Зотов стоит, рука с гранатой поднята вверх, и кричит, что он всех тут положит к чертовой бабушке и сам взорвется, если его не возьмут обратно на работу!.. Уже минут двадцать прошло, все в диком напряжении, начальство в полуобморочном состоянии, только что вызвали спецотряд «Кобра»... Заложники на телевидении... Чрезвычайное происшествие, скандал на всю страну...
Вера соображала быстро, на каком-то интуитивном драйве.
— Светланочка, — сказала она повелительно, — у вас ведь есть гримерка, как в театре? Чтобы перед эфиром набрасывать лицо.
— Конечно, — удивленно взглянула девушка, — но при чем тут...
— Быстренько туда!.. Кстати, как имя Зотова? Михаил, так...
Света отворила одну из многочисленных дверей, они вошли. Все так и есть. Несколько женщин, сигаретный дым... Разговоры мгновенно смолкли. Тревога сгустилась на лицах.
— Внимание, вопрос, — сказала Лученко. — Кто у Зотова подруга?
Молчание.
— За кем он ухаживал? К кому приставал, с кем ходил в кафе... У вас же есть своя кафешка?
Девушки наперебой заговорили.
— Танька у него была...
— Не, Таньку он уже бросил, он к Людке с «Плюсов» клинья подбивал!
— Точно, я их в правом тупике у стенда видела, он ее поцеловать хотел, а она его папкой по морде, папкой!..
— Так! — рявкнула Лученко, и все замолчали. — Людку сюда! Чтоб через минуту была. Ну?!
Одна девушка бросилась к двери, но остановилась, хлопнула себя по лбу:
— Тю, глупая, можно же по телефону...
Она протянула руку к аппарату на стене.
— Не надо, — сказала Света, — мало ли кто услышит... У меня ее сотовый есть.
Пока она разговаривала по телефону, Вера спросила у ближайшей девушки, что за «Плюсы» такие. Ей ответили, что так они называют канал «Один плюс один» на пятом этаже. А сами они — Первый национальный канал...
В комнату вошла стройная девушка с длинными рыжими волосами. Ее каблуки громко простучали по паркету.
Нельзя терять ни минуты.
— Вы Люда?
— Я, а в чем...
— За мной. — Вера схватила ее за руку. — Света, ведите туда, быстро!
Они вышли в коридор, свернули за угол. Скорее, пока они не опомнились, не засомневались, не начали задавать вопросы. Тогда затормозят якорями, и не успеть. А на введение их в транс надо настроиться, это время, время!.. Вот несколько охранников поодаль от двери — стоят, прислушиваются. Коридор слева и справа весь забит испуганными телевизионщиками, откуда их столько? А мы из центрального коридора подошли, хорошо, что не пришлось эту толпу прорезать...
— Эй, вы куда? Стойте! Туда нельзя! — крикнул кто-то.
Не глядеть по сторонам. Уверенный вид, решительный шаг. Свету отпустить, она лишняя, Люду взять за руку покрепче, секунды тикают, быстрее, еще быстрее!.. Проскочить мимо охранников и попасть в «мертвую зону», к дверям студии, они же боятся, что граната рванет, и к двери близко подойти не решаются, здесь свободное пространство, еще быстрее, иначе ворвутся бравые ребята в костюмах гладиаторов и в масках, — а они уже близко, — и жертв не избежать.
Вера распахнула дверь, не задумываясь.
Сзади прошелестело громкое «ах!».
Вот он, посреди студии. Уже не стоит, а развалился на диване. В руке действительно что-то похожее на гранату. Впрочем, Вера гранат никогда не видала.
Боковым зрением она заметила бледные лица у стен.
Отпустила покорную Люду и устремилась к террористу.
Тот на Веру не смотрел, а изумленно уставился покрасневшими глазами на Люду. Лицо его, только что напряженное и сердитое, размякло, скулы расслабились.
Теперь сконцентрировать всю энергию, всю волю — и направить в него, в это расплывшееся лицо и пьяные глаза.
— Миша, — сказала Вера, — дай сюда. — Она протянула к нему ладонь.
Зотов даже качнулся назад, будто от ударной волны. И покорно протянул руку с зажатой в ней гранатой.
Ну вот и все...
Спустя минуту Вера обнаружила себя сидящей на мягком кожаном диване. Она фиксировала все происходящее, но как-то отстраненно, сквозь вату. Испугалась, что ли, задним числом? Зотова давно увели, гранату забрали. В коридоре немного постояла группа огромных бойцов «Кобры», они были, кажется, разочарованы. Кто-то громко крикнул: «Да это же муляж, учебная граната!» «Вот паразит, сволочь пьяная...» — воскликнул другой. Телевизионный охранник громко и неприятно захохотал, женщины на него набросились, возмущенно закричали...
В студию битком набились люди, все громко и возбужденно разговаривали, многие смотрели на Веру с любопытством, что-то бесцеремонно спрашивали. Она не отвечала, приходила в себя, сбрасывала напряжение.
— ...так вы согласны, Вера Алексеевна? Ну пожалуйста, я вас очень...
Оказывается, Светлана сидела рядом и давно о чем-то горячо упрашивала.
— Прости, — встряхнулась Лученко. — Задумалась. Так ты говоришь, приглашают психолога?
— Да, в новую передачу. Вы согласитесь? Там небольшой конкурс, но вы лучше всех!.. Это же ясно. Все видели, как вы этого Зотова...
Вера рассмеялась, замахала рукой.
— Меня? По телевизору показывать? Нет, милая, я в телевизор не хочу. Лучше дайте-ка сюда мой честно выигранный пылесос.
***
Гроб был черный, от него пахло сосной. На венках с отвратительными искусственными розами по черной ленте бронзовыми буквами вились надписи: «Дорогой Нине от безутешных родных», «Уважаемая Нина Игоревна! Скорбим, помним, горюем!», «Нина! Ты навсегда останешься в наших сердцах! Друзья».
Половцева нахмурилась и поджала губы.
— Кто-то решил пошутить в стиле Гоголя? Гроб, венки... Не хватает только панночки и Вия! Что это такое?!
— Нина Игоревна, не виновата я! Это Васильич их во двор впустил! — испуганно смотрела на нее домоправительница.
— А я при чем? Мне показали накладную, я и... — Васильич растерянно развел руками.
Хозяйка дома грозно уставилась на своих работников. Те наперебой стали оправдываться. Любаша даже пустила слезу. Она все валила на сторожа. Васильич упрекал женщину в том, что она не задержала автобус. Свара прекратилась, когда Половцева рявкнула:
— Оба заткнулись!
Работники мгновенно закрыли рты.
Тут к ним подошел Андрей, прикидывая, как вклиниться в разговор. Он тоже увидел гроб с венками и не знал даже, что подумать. Хозяйка тем временем тихо, но мрачно допрашивала Васильича и Любашу.
— Какие сопроводительные документы были с грузом? Кто фирма-отправитель? Ага, «Утрата». И вы приняли груз от фирмы «Утрата»? При этом вам даже в голову не пришло, какое странное у нее название. Ну конечно! Вам привозят неизвестно что, и вы это принимаете.
Андрею надоело ждать.
— Нина Игоревна, это чья-то глупая шутка... — сказал он. — Давайте отойдем, мне надо с вами поговорить...
— Среди моих знакомых таких шутников нет, — скептически скривила рот хозяйка. Но послушалась.
Ветеринар Андрей Двинятин мимолетно посочувствовал Половцевой. Действительно, какую же нужно иметь извращенную фантазию, чтоб присылать подобные посылки. Однако она, хоть и разгневалась, но не испугалась. А тут еще и это...
Они подошли к дому. На веранде девушки вели оживленный разговор.
— Ириша! Что ты там предлагала из игр на день рождения нашей клиентки? — спросила Марьяна.
— Игру «Эстафета чувств», — откликнулась Ирина Снежко. — Тебе придется заказать для нее карточки.
— Какие?
— С названиями чувств.
— А правила?
— Правила простые, можно устно озвучить... Игроки садятся в круг. Первый участник вытаскивает карточку с названием чувства. Он передает ее соседу, используя мимику и способности выражать свои чувства, не произнося ни слова. Его сосед, получивший карточку, пытается осмыслить, что же он получил, а затем передает следующему игроку. Когда «чувство» доходит до последнего игрока, он может его озвучить. Затем все игроки в обратном порядке сообщают, какое чувство они получили. Обсуждаются причины возникших искажений.
— А, я видела такое по телевизору... Какие чувства планируешь включить в игру?
— Если сами не сообразят, предлагаю такие: любовь, дружба, отвращение, пренебрежение, сочувствие, злость, страх, радость, восхищение...
— Ну? — величественно спросила Нина Игоревна.
Ветеринар дернул себя за усы, кашлянул.
— Мне очень жаль... Но боюсь, моя помощь опоздала. Ваша собачка умерла.
Голоса девушек мгновенно смолкли.
Половцева тяжело опустилась на ступеньку. К ней вразвалочку подошел щенок спаниеля, уткнулся в колени. С другой стороны приблизилась кошка, потянулась, легла рядом. Половцева ее не заметила.
— Что с ней случилось? — спросила женщина.
— Без вскрытия не могу сказать, — пожал плечами ветеринар, не глядя на нее. — Возможно, инфекция. Или отравление. Она была уже в коме, умерла практически у меня на руках... Ничего не почувствовала.
Вдруг послышался топот ног по деревянному полу. Марьяна закрыла лицо руками и убежала куда-то внутрь, в комнаты...
Владелица дома и зверинца молчала. Андрей все же посмотрел на нее и увидел, что она побагровела.
— Так что, если хотите знать точно, давайте увезу ее с собой и выясню...
— Нет. — Она сказала, будто гвоздь в доску забила. — Никаких вскрытий... Ну ты и мерзавец!!! — рявкнула она так, что ветеринар подскочил. — Зачем ты отравил мою маленькую... Мою Аричку?!
Андрей даже испугался на мгновение, потом понял, что она обращается не к нему.
— Да кому она нужна, шавка твоя, — послышался с веранды ленивый голос. Говорил бородатый мужчина.
— Ты ее всегда не любил! — Половцева вскочила, тяжело дыша. — Садист! Это ты ее отравил!
— Ага, сестричка... Отравил, в землю закопал и надпись написал.
— Ты же недолюбливал мою Аричку, скотина! — не успокаивалась сестричка.
— А за что ее любить?! — Бородатый братец подскочил к деревянным перилам и тоже заорал в ответ. — Размером с муравья, а гонору! Даже в турпоход с собой не возьмешь...
— Турист хренов!!! Кто б тебе ее отдал! Молодежь мучишь в своих палатках, а собак не тронь.
— Да на фиг она мне! Тоже мне, отравителя нашла...
В бороде у брата застряли крошки печенья.
— Давай, вали с больной головы на здоровую! — не унимался бородач, задетый, видимо, за живое. — Сама виновата. Аричка то, Аричка се, сюси-пуси, тьфу! Твоя ненаглядная псина потихоньку в мусорники лазила! Гадости всякие жрала! Вот и подохла.
Половцева молчала, по-видимому задохнувшись от гнева.
— А ты еще с ней целовалась, лизалась! — ворчливо добавил брат, снижая громкость. — Смотри, как бы самой заразу не подхватить, и тю-тю.
— Не дождешься, — выдохнула хозяйка. Она огляделась вокруг и неожиданно спокойным тоном отчеканила: — Ира, позови Марьяну, и за работу. Васильич и Любаша, вынести эту гадость на помойку, подальше. Так... — Она посмотрела на Андрея.
— Я ничего не делал, поэтому счет будет небольшой, — поторопился он сказать. — Сейчас посчитаю...
— Потом посчитаете. Ну-ка, идите за мной, я вам еще работенку подкину.
Удивленный Андрей прошел за хозяйкой.
— Вот этим пора прививки делать, — бросила она в сторону вольера с открытой дверцей. — Давайте поскорее.
Андрей подумал было, что надо заранее предупреждать. Ветеринар не обязан иметь с собой все вакцины. Но промолчал: все необходимое у него с собой имелось, да и зачем лишний раз спорить с человеком, у которого горе?.. Но как быстро она переходит от гнева к деловитости, однако!..
Он порылся в своем ящике. На шорох прибежали щенки и принялись тыкаться влажными носами ему в руки. Их заспанные мордочки, упитанные тельца, крепенькие лапы и трепетно машущие хвостики вызывали даже у бывалого ветеринара чувство умиления. Пока он прививал малышню, бережно перекладывая их в разные стороны, внутри загончика и снаружи его, чтоб не перепутать привитых и непривитых щенков, к нему подошли сзади. Андрей услышал звук шагов, потом характерный щелчок затвора фотоаппарата и поднял голову. Над ним навис длинный худой парень с фотокамерой, он снимал щенков и руки ветеринара. Ладно, пусть себе снимает...
Подошла хозяйка.
— Снова ты в этих мятых штанах, — сказала она недовольно. — Сколько раз я тебе говорила...
— Ну, ма... — Парень продолжал щелкать, то приседая, то изгибаясь вместе с камерой. — Мне так нравится. А что это с ней?
В руках Половцева держала пушистое «логово» со своей Ариадной.
— Умерла, Димочка...
Парень на секунду удивленно замер, потом повернулся с камерой к матери.
— Не вздумай меня снимать сейчас! — рявкнула она. — Ничего святого! Иди отсюда.
Бледный узколицый Дмитрий пожал плечами и ушел в дом.
Подошла заплаканная Марьяна. Ее полноватые губы вздрагивали.
— А... скажите... почему она... умерла? — спросила она, запинаясь и растягивая слова до бесконечности.
Андрей пожал плечами, не глядя на нее.
— Нина Игоревна, — осторожно произнес ветеринар, — давайте я заберу собачку и похороню. Это не много добавит к счету...
— Нет! — резко ответила Половцева и прижала муфту-корзинку к груди. Марьяна снова уронила свою записную книжку, охнула, схватила ее и убежала. — Счет ни при чем. Я сама.
— Но...
— Нет, я должна только сама ее похоронить! Как вы не понимаете? Она достойно прожила и уйти должна тоже достойно. Это я ей обеспечу... Все, хватит. Лучше скажите, как вам мои детки? — спросила Нина Игоревна, глядя на суетящихся у них под ногами щенков.
— Симпатяги, — улыбнулся Андрей, с удовольствием переходя от щекотливой темы к приятной. — Я вот что хотел спросить. Зачем вам так много разных щенков разных пород? Да и других животных тут много. Вы заводчик?
— Я их развожу исключительно для своего бизнеса, — объяснила Половцева. — Они играют в моих спектаклях. На днях рождения, на корпоративах... Короче, на праздниках.
— А что с ними происходит потом, когда они уже вырастают из щеночно-умильного возраста и перестают играть в ваших постановках? — Андрей строго взглянул на свою клиентку.
— У меня есть специальный человек. Он у меня их скупает оптом и продает. Но не на Птичке, я знаю, что такое этот дикий рынок. У него своя клиентура. Хотя расставаться со всем этим очаровательным потомством ужасно жалко. Постоянно здесь живут только пони, собачьи и кошачьи мамочки.
Щенки начали бегать, гоняясь друг за дружкой и весело тявкая. Сзади послышался сдавленный скулеж. Это подал голос бобтейл, оставленный Андреем в машине. Ветеринар хлопнул себя по лбу — совсем заработался — и подошел к своему «пежо». Открыл дверцу и принялся гладить разволновавшегося пса. Один раз его уже бросили, а тут еще и в машине забыли!.. Поневоле занервничаешь.
— Это ваш? — спросила Половцева, подойдя.
Андрею пришлось рассказать, что он его подобрал здесь же, недалеко.
Половцева не стала возмущаться жестокостью неизвестных хозяев.
— Какой чудный пес! — сказала она. — Вы оставите его у меня?
Ветеринар замешкался. Вообще-то он обязан был отвезти брошенного пса в приют под Киевом. Пусть там ему придется выживать среди других собак, но это лучше, чем на улицах... Оставить его в совершенно незнакомом месте? Странная идея.
Он огляделся. Рядом с домом виднелись вольеры. Несколько собак сидели отдельно, но на большой площадке весело играла компания псов самых разных пород.
Хозяйку окликнул Васильич, и она отошла в сторону, что-то громко с ним обсуждая. Вместо нее подошла Марьяна со своим блокнотом.
— Андрей Вадимович, простите... — Странно, теперь девушка говорила быстро, без запинки, а щеки ее сияли румянцем. Спиртного, что ли, хлебнула? — Давайте я запишу ваши контакты и вобью их в нашу базу. На всякий случай.
Она записала телефон и адрес ветеринарной клиники.
— А вот наше... Наш... — Она протянула пестрый буклет. — Про нас тут... Вдруг праздновать понадобится...
Андрей с удивлением взял листок. Зачем это ему? И почему она снова запинается?
— Марьяна, ты чего тут? Иди, занимайся своими делами! — Половцева появилась рядом с «пежо» и тут же залюбовалась бобтейлом. — Чудесный новичок. Как же его назвать? Дайте подумать. Ага! Ему повезло, что он встретил на дороге вас и вы привезли его ко мне. Значит, он счастливчик. А раз так, то его будут звать Лаки. Иди ко мне, Лаки!
Она поманила бобтейла, тот нерешительно спрыгнул на утоптанную землю. Собаки тотчас его окружили, началась обычная церемония обнюхивания.
— Малыш, объясни новичку правила нашего общежития, — серьезно сказала Половцева большой рыже-черной дворняге.
Здоровенный Малыш завилял хвостом и дружелюбно ткнул носом новоназванного Лаки в бок. Откуда-то подскочил щенок спаниеля и принялся задирать всю компанию, улыбаясь во весь рот и припадая на передние лапы, причем его зад с бешено виляющим обрубком хвоста торчал вверх. Морда бобтейла была уже не такой несчастной.
Двинятин поспешил объяснить хозяйке, что у щенка лишай и что его хорошо бы некоторое время подержать отдельно. Та отмахнулась и заявила:
— Ну так проколите его курсом вакцины! Так... Вот сюда мы его поместим! Не сомневаюсь, он быстро освоится. — С этими словами она отперла дверцу в проволочной сетке. — Набегаются, а есть захотят — зайдут сами... Посмотрите на нашего Лаки! Он явно повеселел!
Бобтейл после окончания процедуры приветствий принялся вместе с другими следить за азартным перетягиванием палки, которым увлеклись колли и белый ретривер.
Андрею представилась вереница бездушных виновников собачьих трагедий, огромная тупая орда людей, которые ни на секунду не задумываются о чувствах беспомощных животных, во всем от них зависящих.
— Я вам очень благодарен, — сказал он.
3. Нина Половцева пропала!
Вера с облегчением вышла из душного подземного перехода наверх. Хотелось по дороге к дому насладиться осенним вечером, но куда там... Узкая Константиновская перегорожена автомобилями, трамваями, людьми. Шумно и тесно.
Она свернула в проходной двор и пошла вдоль низеньких покосившихся зданий. Под ногами зашуршали листья, вот и хорошо, что тут их не убирают. Можно расслабиться и настроить душу на покой. Пройти от метро через этот двор, потом свернуть за угол, а там во двор и на второй этаж — расстояние длиной как раз в пару успокоительных мыслей. Можно попытаться забыть мелькнувших в краю глаза черных птиц. Можно предвкушать неторопливую прогулку с Паем, душ, ужин... И будет тебе, уставший психотерапевт, счастье.
Надо любимому рассказать про эту возмутительную тетку. Ишь, придумала: сеанс массового гипноза!.. И про птиц обязательно. Поговорить, успокоиться. А то туманно на душе. Конечно, милая, ты и сама все знаешь, но... Так приятно поговорить. Все нужные слова есть в тебе самой, но их надо услышать снаружи, а не изнутри. Человек человеку не только друг, товарищ и брат, а еще и эхо. Лечение общением.
Она открыла дверь своим ключом, заранее улыбаясь. Потому что Пай, как всегда, ожидал ее. Казалось, он провел в ожидании под дверью весь день.
— Здравствуй, мой хороший, здравствуй! — сказала она, отбиваясь от прыгающего спаниеля.
Он суетился, бешено вилял коротким хвостом и подскакивал, норовя лизнуть маму Веру в губы.
— А я? А меня? — спросил любимый, выходя из комнаты с закатанными рукавами.
— И тебя, а как же! — засмеялась Вера. — Пай, негодник, дай пройти!
Они обнялись. Пай ревниво заскулил.
Мужчина сказал:
— Я пришел раньше и думал, чем бы тебя покормить.
— Какой ты молодец, Андрюша! Придумал?
— Сама увидишь, — гордо ответил Андрей Двинятин. — Посиди минутку.
Вера сняла обувь, села на диван и закрыла глаза. Андрей хозяйничал, повернувшись к ней спиной. Кухни как таковой не было, а был небольшой подиум в углу большущей комнаты. Там уместились и плита с куполом-вытяжкой, и кухонный стол, и даже стойка бара со стульями.
— Милый, — сказала Вера, не открывая глаз. — Ты же хочешь мне что-то рассказать. Когда начнешь?
Звякнула вилка. Андрей сел рядом и обнял ее.
— Должен бы уже привыкнуть, но не могу. Постоянно удивляюсь: откуда ты все знаешь? А, волшебница?
— Ой, как приятно удивлять своего любимого! — Вера шаловливо уткнула голову ему в плечо, потом серьезно сказала: — У тебя глаза особенные, когда ты переполнен словами. Ты ж вообще молчун, а тут переполнен... Что-то на вызовах интересное было? Да?
— Ага. Но вначале — ужин!
— У нас же пустой холодильник. Купил?
Андрей Двинятин гордо кивнул.
— Проезжал мимо супермаркета, и вдруг чего-то захотелось. Захожу, думаю, чего бы... А тут мидии лежат и говорят: купи нас!..
Вера хихикнула.
— Представляю. Говорящие замороженные мидии. Очень романтично!..
— К тому же еще и очищенные. — Андрей серьезно кивнул, только уголки рта под усами дрогнули.
— То-то я чувствую — какой-то запах приятный. Только не пойму какой... Так что, у нас мидии на ужин?
— Не просто мидии, а специальное блюдо «спагетти ди марэ». Готовится только для любимой женщины по имени Вера.
— Ах, как здорово! Но откуда спагетти? И откуда запах грибов?
— Все-таки почуяла, ищейка ты моя дорогая. От тебя и от Пая ничего не утаишь! Спагетти с полки, откуда ж еще.
— И грибы с полки?
— Ага, с нее. Пока варятся спагетти, размачиваешь в теплой воде грибы, притушиваешь на сковороде лук и помидоры, добавляешь к ним размягченные грибочки, щедро посыпаешь орегано — и под крышку, до загустения...
— Садист! Давай скорее.
— Это еще не все. Мидии тем временем размораживаются прямо в пакете, в теплой воде из-под обычного крана... Сливаем воду из сваренных спагетти, отталкивая ногой любопытных собак, сверху на них — нет, не на собак, а на спагетти — прямо в кастрюлю льем густой соус из сковороды, кладем мидии, затем перемешиваем, налетаем с ложками и радуемся жизни...
— Спасите! Насилуют! Убивают собственным желудочным соком.
Они сели к столу. Наступило долгое молчание. Пай сидел под столом и ждал, потом вылез, застыл в позе попрошайки. Андрей потихоньку дал ему кусочек хлеба. И правильно, только мало. Ведь стая обязана каждым вкусным кусочком с ним делиться! Если члены стаи забывали это сделать, Пай всегда старался напомнить.
— Это было волшебно! Ммммм... Как вкусно! Я удовлетворена желудочно и вся готова к интересным рассказам.
Они сели на диван, Пай тут же запрыгнул и положил тяжелую башку Вере на колени.
— Знаешь, — сказал Андрей, — я весь день представлял, как буду тебе это рассказывать.
Вера сладко потянулась.
— Какое совпадение. Я тоже целый день ждала вечера, чтобы с тобой поделиться...
— Так делись давай.
— Нет, — она лукаво потрепала его по щеке, — вначале ты.
И он рассказал, какие же все-таки люди сволочи. Нет, не все, конечно, а те, что собак бросают прямо на улице. Никогда и ни за что он этого не поймет, хоть и ветеринар, и всякого навидался. А вот есть еще другие люди, очень хорошие. Они содержат животных в прекрасных условиях, не жалеют для них денег. Ветеринарное обслуживание сейчас недешево. А она еще и сверху приплатила, даже не знал, удобно ли брать, потом взял. И назначила меня как бы постоянным доктором своих животных. У нее их целый зверинец: и собаки, и кошки, даже пони. Как будто для цирка. И это после того, как ее тойтерьерчик умер, ничего я не смог поделать... И брошенного бобтейла себе взяла, он у нее отогреется, быстро забудет своих хозяев-мерзавцев...
Вера вскинулась:
— Твою хорошую хозяйку зверинца зовут Нина Половцева. Так?
Теперь и Андрей вскинулся. Пай тоже вскочил: играть будем? — и схватил за угол диванную подушку.
— Слушай, Верунь, это уже совсем... Я постепенно привык к тому, что живу с волшебницей. Что ты чуешь заранее человеческие проблемы, как Пай кусок колбасы. Что никакая опасность, слава богу, не застанет тебя врасплох, ее ты тоже чуешь. Что ты можешь устроить видимость пожара или наводнения, взглядом разбить стекло и вообще — всесильна. Но впервые вижу, чтоб ты называла по имени моих, неизвестных тебе клиентов. Что, ты уже у меня в голове читаешь, как в книге?
— Эх, хорошо бы, — мечтательно сказала Вера. — Но увы, я в твоей голове не все пока читаю, так что успокойся. Просто она была сегодня у меня на приеме в клинике. Вот и все.
— Ничего себе совпадение! Хотя случается... Ты лечишь людей, я в общем тоже, хотя на первый взгляд — собак. Она болеет?
— Нет... У нее проблемы. Такого рода, за которые я уже не берусь, помнишь, мы договорились.
— Да уж, помню. Так она просила тебя провести расследование?
— А я отказала. Она вообще слишком нахраписто себя повела.
— Она такая, да. С братом своим скандалила. Неприятно было присутствовать.
Они помолчали. Вера поежилась.
— Не нравятся мне такие случайности. И ты, и я с ней в один день познакомились... Ты собачку не спас... Кстати, милая такая собачка, не то что хозяйка. Она ее ко мне в кабинет притащила, представь... А я отказала в помощи. Не совершила ли ошибку? Говорят, случайностей не бывает... А Половцевой вроде грозит какая-то опасность. Или ее бизнесу, я толком не узнала. Как думаешь, может, помочь ей все-таки?
Андрей хмыкнул.
— Не знаю. Сама решай. Вообще-то ты наш договор недавно уже нарушила...
— На телевидении, что ли? Ну, это случайно и ненадолго.
— А если б граната была настоящей? Непослушная ты у меня все-таки.
— Но она была ненастоящей, я почти точно знала... Подожди, — Вера вскочила с дивана. — У меня же были черные птицы!
— Вот черт... — расстроился Двинятин. Он хорошо знал, что Вера не ошибается в своих предчувствиях. — Когда она была у тебя в кабинете, да?
— Когда уже выходила... И я расстроилась...
Андрей задумался.
— Слушай, — сказал он, — я вспомнил странную вещь. Это подтверждает твои предчувствия. Как раз когда я приехал к ней по вызову, в усадьбу привезли гроб с венками.
— Ну и что тут странного? Наверное...
— Да нет, там же все живы-здоровы. Они его вообще не заказывали. Половцева сказала — это чья-то шутка в стиле Гоголя. Тем более на венках были надписи: скорбь по усопшей, по ней. По Нине Половцевой.
Вера нахмурилась. Значит, ошиблась все-таки? И не случайно эта женщина к ней приходила?
Тут ее осенила новая мысль.
— Но ведь что получается? — удивленно сказала Вера. — Получается, что мои предчувствия уже и на животных работают?! Ведь собачка умерла!
— Хм... Действительно. Ну ты даешь! С такой чувствительностью... Бедная ты моя.
— Да уж!.. — Раз у Половцевой умерла собачка, Вера успокоилась насчет нее самой. Теперь можно за хозяйку не тревожиться. За ее жизнь, по крайней мере.
— Эти твои черные птицы теперь будут все время надоедать?
— Не дай бог...
— Но если ты даже смерть животных предчувствуешь...
— Ну и ладно. Лишь бы не людей. Это невыносимо — знать и быть бессильной помочь. Скажи лучше, как Половцева отреагировала на черную шутку.
— Спокойно. Смерть Ариадночки ее сильнее впечатлила, видимо. С братом своим поскандалила, орала на него, дескать, это ты, турист чертов, отравил мою маленькую... Нервы сдали, это очевидно. Она даже спорила со мной, не хотела отдавать тело собачки. Чтобы я похоронил. Непременно сама пожелала. Ну ты ж понимаешь, мы, ветеринары, в таких случаях не спорим, чтоб клиента не травмировать еще больше...
— Похоронить? — Вера изогнула бровь. — Сама захотела?
— Ну да. А что? Не просто захотела, а истерику устроила, дескать, только я сама. Похороню свою несчастную куколку.
— Куколку, значит... Ну и дела...
— Да что такое?
— Не знаю... Пока не знаю. Но очень уж это типично для фобии. Понимаешь, Андрюша, это такой странный ритуал... Идущий еще из детства.
— Ритуал? Ну конечно, ритуал. Всякие похороны — ритуал.
— Но ведь одно дело, когда ребенок хоронит свою куклу, — а это делают многие маленькие девочки, поверь, — при этом еще не испытывая страха смерти, даже не зная этого слова, просто играя во взрослую игру. И получая, между прочим, удовольствие от сооружения маленького гробика, крестика. И совсем другое дело, когда так поступает взрослая женщина. Это уже не шутка.
— А что тогда?
— Ну откуда я знаю? Она показалась мне вполне адекватной. Но я не договорила. Понимаешь, некоторые дети специально ломают куклу... Чтобы получить удовольствие от игры. Если нет куклы, могут поймать стрекозу или муху и оторвать крылья. Короче, нужен покойник, чтобы исполнить ритуал. Потому что в нем испытывается сильная, хотя и смутная необходимость.
— Ничего себе! Игра в похороны?
— Именно.
— Ну, не знаю... Это уж слишком. Умертвить, чтобы похоронить? Ты на это намекаешь?
— Да ни на что я не намекаю! Просто не знаю, что и думать. Ты сам рассказал.
— Знаешь, Половцева очень любит собак. И вообще животных. Я такое всегда замечаю. Отравить свою любимую карманную собачку только для того, чтобы исполнить ритуал похорон? Абсурд. Хоть ты и профи, но... Не верю.
— Своих кукол дети тоже любят. И тем не менее... Кстати, об отравлении. Ты ведь тоже профи в своем деле. Чем могли собаку отравить?
— Ну, без вскрытия это будет гадание на кофейной гуще. Скажем, замедленность реакций, сонливость... Похоже на барбитурат больше всего. Но кому это надо — травить барбитуратом безобидное крохотное существо?!
— Наверное, тому же, кто письма от ее имени писал. Если только это не она сама. Половцева чего-то недоговорила.
***
Она шла, поскальзываясь, по склону оврага и бормотала:
— Господи, прошу, пусть Ариадночке будет хорошо. Ведь она на земле была ангел... Прости меня, грешную, за такие слова...
Скорее надо ее похоронить, через час стемнеет. А дел еще полно. Хорошо, что дом совсем рядом, каких-то двести метров. Как красиво осенью... Листья разложены на траве будто специальным узором. Осень — это дизайнер. Креативная мысль, кстати. Осень — дизайнер... И зима тоже?
— Господи, прошу... — И тут же по привычке сама себя перебила: — Ариадночка, прощай, моя детка. Ты была со мной рядом всегда. И останешься навсегда. А теперь пришло время ухода. Уходи, как божье существо, с достоинством... Только я сама могу проводить тебя с достоинством. Потому что отвечала за тебя, бедненькая моя... Уходи туда, в мир снов и вольной радости...
Вот подходящее место.
Нина Половцева осторожно положила муфту с телом собаки на траву, достала из сумки маленькую лопату. Тут уже есть углубление, немного подкопать, и все. И пусть никто не знает где. Только она сама. А то набросились — давайте мы с вами, мы поможем... Нет. В таком интимном деле помощники не нужны. И свидетели тоже. Смеяться над ней потом стали бы, дураки.
Господи... Как красиво все-таки! Вишнево-красный куст, а на его фоне — лимонная солнечность, нежная ветвь какого-то растения. Что за растение? Эх, всех по именам не упомнишь. Это ботаником надо быть.
Осень — дизайнер. Кутюрье... Она задрапировала склон оврага желто-коричневым. Как бы она рассуждала, осень-дизайнер? Наверное, так. Склон задрапировать, тропинку устлать желто-зеленым. Ну вот, совсем другое дело. Потом, люди, спасибо скажете. Вам же тут каждый день проходить. Мимо этого унылого — каждый день. А с моим дизайном улыбаться будете. С улыбкой домой и придете. Лист желтый, пятипалый — сюда, на забор. Парочку — на крышу, еще кучку на крыльцо... Идеальная композиция. Дворники только нарушают картину. Все вчистую сметут... Никакого вкуса. Я украшаю, стараюсь — а они в кучи сгребают. Красоту — в кучи... Я б поняла, если бы листья были черными. Но ведь специально для людей я делаю их желто-оранжево-коричневыми. Для тепла, радости, энергии. Для тонуса и счастливого медового умиротворения. Глупые. Вот погодите, придет Белый Дизайнер, натерпитесь с ним...
Нина Половцева замечталась и не заметила, как вырыла довольно глубокую яму. В такую и сенбернар поместился бы, не то что крохотный тойтерьер. Она уложила в яму собаку в ее пушистом домике и без промедления засыпала землей. Сверху нагребла сухой листвы.
Ну вот.
Сзади кто-то подошел, шурша листьями. Половцева оглянулась и нахмурилась.
— Ты? Я же ясно сказала, чтоб никто меня не сопровождал!..
Бум.
С громким хрустом украшенный осенью овраг раскололся, забрызгался красным, потемнел и пропал навсегда.
***
«А еще ты умеешь летать. Только не знаешь об этом».
Вере снились взмахи крыльев. И звучали слова: «Ты умеешь летать». Кто это говорил? Кажется, она сама. Недавно она кому-то рассказывала о полете... Полет — это любовь. Кому же?
Она вспомнила и сразу проснулась.
Еще рано, наверное. Голубые шторы налились бледным рассветом. Можно опять закрывать глаза и спать, спать... А в той палате штор нет, только голое окно, белые рамы и подоконник. И белая неподвижная девушка. Забинтованная. Девушка-самурай, как ее сразу стали называть между собой врачи. Надо же — живот себе разрезала, глупая. От несчастной любви.
От страдающих из-за любви Лученко хотелось держаться подальше. Самые частые посетители ее кабинета. Самые глупые, хотя и жалкие... Вызывают рефлекторную щемящую жалость, как заблудившиеся щенки. Или слепые котята.
Ничего не скажешь: хороший подарочек преподнес ей коллега! Хотя их работа — она ничего не учитывает, она вне времени суток и времени года. В клинике, где они с хирургом Рыбаковым трудились в разных отделениях, само течение времени построено на ритме человеческого организма. Пульс измеряется в секундах. Их удары падают каплями плазмы в капельнице. Сердце считает минуты. И его остановка рисует на дисплее кардиографа линию, уходящую в небытие. Время попыток запустить его снова кажется врачам и сестрам бесконечным. Температура — это часы подъема и падения ртутного столбика на термометре. А еще часы — это продолжительность операции.
Подарочек — эта вот белая Виолетта-самурай. Ничего японского. В карточке значился возраст: двадцать пять лет. Место работы: шляпный салон, мастер головных уборов. Адрес... Да какое значение имеет адрес! Внешность самая обычная. Вздернутый нос, веснушки, каштановые волосы с рыжинкой у корней, карие глаза цвета свежезаваренного чая с искоркой в глубине. Рост средний, вес небольшой, сорок шесть килограммов. Ничем особым не болела. В детстве: корь, коклюш, ветрянка. Все как у всех. Такая вот история болезни... Только тринадцатого сентября, накануне дня своего рождения, она вышла во двор-колодец, в последний раз вдохнула теплый осенний воздух — и свела счеты со своей неудавшейся жизнью. И искорка погасла.
Господи... Любовь — это полет, а не кухонный нож в животе, милая моя. Да, любовь — это, возможно, и боль, но не такая. И хоть бы слово. Лежит и молчит, смотрит и не отвечает. Ничего, пройдет время... Ею бы и надо заниматься. А тут еще Половцева эта! Тоже из головы не выходит.
Неслышно подошел Пай, ткнулся носом в плечо. Почуял, что его мамочка не спит. Хватит перепиливать мысли-опилки. Надо брать пример с Андрея, вот кто чемпион мира по засыпанию!.. Для закрытых, конечно, помещений. Но тщательно проветриваемых.
Спать, спать...
Ты умеешь летать.
Только не знаешь об этом.
Ты летишь, когда любишь.
Вера наконец заснула-улетела. Так глубоко, что ее не разбудил даже телефонный звонок. Проснулся и встал Андрей, долго с недоумением слушал женский голос в трубке. Какая такая Марьяна? Секретарь-администратор Половцевой?
— Я же не давал вам свой домашний телефон, — буркнул угрюмо Двинятин. — Как вы его узнали? Чего хотите? Звоните в ветклинику, мои помощники все запишут... Что?
Он был еще сонный, но все-таки сразу включился.
— Да говорите же, не тяните!..
Марьяна от растерянности, видимо, забыла все слова. Она звонила по телефону из своей записной книжки, причем психотерапевту Вере Лученко. А попала домой к ветеринару. Тому самому, что приезжал к ним по вызову вчера...
— Куда? — спросил Андрей. — Кого? Правильно, это домашний номер Веры Алексеевны Лученко. Только она еще спит. Сейчас семь утра... Что? Так. Ага... Что?! Чччерт... Не хватало еще и этого... Нет, ничего, подождите...
Как быть? Будить Веру? Жалко. Она так любит поспать утром...
— Я перезвоню вам, — сказал он Марьяне и положил трубку.
Пай, конечно, тоже давно проснулся и уже сидел возле Андрея, вопросительно глядя ему в глаза. Но вожак стаи, вместо того чтобы сразу взять поводок и идти гулять, то есть выполнять свои прямые обязанности, говорил в свою пищащую игрушку какие-то слова. Ну что ж, подождем... Он принялся яростно выкусываться и вычесываться, стуча лапой по полу.
Вожак стаи сразу же очнулся и вспомнил о нем.
— Фу, Пай! Сиди смирно, нет у тебя никаких блох.
Пес виновато завилял хвостом, улегся на пол и вытянул по-лягушачьи задние лапы. Ладно, придется подождать. Никуда он не денется, пойдет на улицу как миленький...
Так все-таки, все еще колебался Андрей, будить Веру или нет?
— Будить... — сонно прошептала Вера из-под одеяла.
Пай заметался и на радостях схватил мужской носок.
Андрей сел рядом с ней, погладил плечо, наклонился и поцеловал в теплую шею.
— От тебя пахнет тревогой, милый, — вздохнула Вера. Потянулась, села, обхватила руками колени.
|
