 |
Поздним утром, когда счета были оплачены, вещи собраны и все, казалось, готово к отъезду, Сыр обнаружил вдруг трещину в рессоре. Ругать его за небрежение было поздно, тем более что он клялся всеми добродетелями, мол, вчера еще смотрел со всей тщательностью и никакой трещины не было в помине...
Доминика стояла посреди двора, погруженная в апатию. Принимать решение было не о чем — предстояло вернуться в постылую гостиницу, проторчать здесь еще невесть сколько дней и потратить невесть сколько денег, потому что Сыр утверждал, будто поломка серьезная...
Знакомец, чьего имени она не знала, сидел теперь на ее обычном месте — за столом, покрытым скатертью. Капюшон его был откинут на спину; засохшие прядки волос торчали во все стороны, как иголки большого ежа. Доминика вошла — и остановилась в замешательстве.
Хозяин, которому уже доложили о неприятности с каретой, радушно поклонился. Мельком глянул на колдуна, крошащего хлеб за господским столом; подозвал служанку, что-то сказал ей на ухо, та умчалась — за еще одной скатертью, подумала Доминика.
Тем временем колдун отвлекся от своего занятия и поднял глаза.
Должок, в ужасе подумала Доминика. Он играет, как кошка с мышью, — все эти приезды, отъезды... А случайно ли треснула рессора — именно сегодня? Ни с того ни с сего?..
Чего он хочет от меня? — подумала Доминика. Я ничем-ничем ему не обязана. Близятся теплые дни, я велела бы Ниже спрятать плащ в сундук. И он пролежал бы там до осени. А что случилось бы осенью — никто не знает, может быть, к тому времени мы нарвались бы на разбойников и плащ сделался бы их добычей. Или нас растерзали бы звери в лесу и плащ так и сгнил бы вместе с прочими вещами под слоем опавших листьев...
Да что ему надо? — подумала Доминика. Что есть у меня такого, что он пожелал бы сделать своим? Сундук с тряпками, поломанная карета... И ключ. Ключ!..
Она едва удержалась, чтобы тут же, при всех, не сжать ключ в ладони. Плотнее запахнула шаль на груди; двинулась к лестнице — в ее прежней комнате еще никого не поселили, стало быть, она получит возможность любоваться знакомым узором трещин на потолке...
Наверху горничная бранилась с Нижей. Доминика остановилась на пороге: матрас был выпотрошен, солома валялась по всей комнате, постельное белье грудой высилось в углу. Старательная девушка взялась за большую уборку, едва за постоялкой закрылась дверь...
Не слушая бранящихся служанок, Доминика повернулась и вышла. Спустилась вниз; в конце концов, почему она должна прятаться?
Близился обед. На кухне гремели посудой; зал понемногу наполнялся мастеровыми и лавочниками, становилось шумно и душно. Доминика сидела за столом, покрытым серой скатертью, а вокруг жевали, хлебали, стучали кулаками и ложками, болтали, смеялись чужие неприятные люди. У одного лавочника был с собой сундучок, и Доминика, как ни старалась, не могла отвести взгляда от маленького замка в стальных петлях...
За спиной резко, бесцеремонно расхохотались сразу несколько голосов. Доминика с трудом сдержалась, чтобы не обернуться. То, что смех предназначался ей, сомнения не вызывало.
Загрохотала отодвигаемая от стола скамейка; из-за плеча Доминики выплыл и остановился напротив подмастерье лет пятнадцати, плечистый, как молотобоец, и красный, как девчонка. Уши, выглядывавшие из-под длинных светлых волос, алели рубинами; видимо, проспорил, обреченно подумала Доминика. Сейчас начнет дерзить — на радость публике... А Сыр на заднем дворе возится с каретой. Позвать хозяина?..
Парнишка вытер ладони о куртку, подошел к столу почти вплотную, наклонился над Доминикой, собираясь — но все еще не решаясь — произнести заранее придуманную речь. Открыл рот. Вдруг из красного сделался белым. Согнул колени. Исчез.
Сзади не смеялись.
Доминика повернула голову. Колдун сидел рядом; на лице его таяло выражение терпеливой брезгливости.
— Добрый день,— сказал колдун, встретившись с ней глазами. Пальцы его, секунду побарабанив по столу, нашли корочку хлеба и тут же принялись крошить. — Так и не уехали, госпожа?
— Рессора.
— А-а-а, — протянул колдун, поддевая ногтем одну особо удачную крошку. — Сочувствую...
Крошки под его пальцами выстраивались, образуя смутно знакомый символ; Доминика всматривалась, нахмурив брови.
— Может быть, мы могли бы немного погулять? — спросил колдун, не отрываясь от своего дела. — Здесь становится... шумно.
Доминика молчала. Колдун мельком взглянул на нее, смел крошки ладонью. Поднялся. Молча предложил ей руку.
Осторожно, кончиками пальцев, она оперлась о его локоть.
Нижа, по какой-то надобности оказавшаяся во дворе, уставилась на странную пару ошалелым взглядом яичницы-глазуньи. Доминика семенила, никак не в состоянии приладиться к широким шагам сопровождающего.
— Вы напрасно полагаете, что чем-то мне обязаны, — сказал колдун.
— Я вовсе так не... — запротестовала Доминика и осеклась. Получилось невежливо.
Колдун кивнул:
— Разумеется. Если бы я на ваших глазах шагнул, не зная дороги, в трясину... Вы предостерегли бы?
Доминика молчала, смутившись. Молчание затянулось.
— Вы видели того портного? — спросила она, пытаясь преодолеть неловкость.
— Да.
— И... что?
Колдун помолчал, прежде чем ответить.
— Ничего, — сказал наконец. — Вы правы: он ничего не знал.
И чуть заметно улыбнулся; улыбка не понравилась Доминике.
— Зачем же было трудиться? — спросила она резковато. — Ездить, расспрашивать...
Колдун пожал плечами:
— Я человек свободный... Дорога — мой дом. Отчего не съездить?
И улыбнулся снова, на этот раз светлее.
— Почему вас так занимают мои дела?
— Нисколько не занимают. Я просто не люблю, когда направо и налево продают беспечным людям плащи-жизнесосы.
— Как... направо и налево?
— Это полемическое преувеличение.
Доминика нахмурилась:
— Значит, портной...
— Драгоценная госпожа, зачем вам тревожиться из-за пустяков? В любом случае, портной — дело прошлое.
— И... что вы с ним сделали?
— А что я должен был с ним сделать? — удивился колдун.
Доминика промолчала. Десять шагов... Двадцать шагов...
— Вы маг, конечно?
— Конечно, — просто согласился ее собеседник.
— Тогда почему вы бродяжничаете, вместо того чтобы жить в своем замке?
— А вы? Вы происходите из хорошей семьи, не стеснены в средствах — почему вы, выражаясь вашими же словами, бродяжничаете?
— Я путешествую, — сказала Доминика устало.
— И я путешествую.
Они прошли вдоль улицы до самой окраины. Дома закончились; дальше было поле, мост через узкую речку и лес.
— Может быть, вы разыскиваете зло, чтобы его покарать? — В голосе Доминики скрипнул жесткий, почти старушечий сарказм. — Может быть, поэтому вы сказали мне про плащ и потом навестили беднягу портного?
— Может бать. — Колдун глядел на дорогу, где в синих лужах отражалось небо. — А может быть, у меня есть другая причина... Как и у вас... Только не пугайтесь. Вы всякий раз так вздрагиваете, что мне неловко делается, честное слово.
Не говоря ни слова, Доминика повернула назад в поселок. Обратный путь проделали молча; уже подходя к гостинице, Доминика спросила:
— И много вы знаете... о моей причине?
— Зависит от того, много ли вы хотите услышать...
— Все, — сказала Доминика почти грубо. — Я хочу услышать все.
— У вас с собой некая вещь.
— Понятно и ребенку. Я его не особенно прячу, к тому же мои слуги... и кузнец... и...
— Разумеется, — покорно согласился колдун. — Все знают, направо и налево, что у вас с собой ключ. Никто не знает, что это такое.
— А вы?
Он остановился. Некоторое время Доминика смотрела на него, снизу вверх, упрямо и требовательно:
— Вы знаете, что это?
— Это и есть причина, по которой вы не ведете соответствующую вашему положению достойную размеренную жизнь, но скитаетесь по дорогам.
Доминика сжала ключ в кулаке — сквозь шаль:
— А вы знаете, что я никому его не отдам?
— А вы знаете, что я не собираюсь его у вас отбирать? У меня своих забот хватает, зачем мне предмет с темной историей, для меня бесполезный?
— Тогда чего вы от меня хотите?
— Ничего, — колдун вздохнул. — Это как история с плащом... или, к примеру, болотом. Человек тонет на твоих глазах, но правила приличия требуют, чтобы ты смотрел в другую сторону...
— Я тону, по вашему?
— Да. За вами уже тянется дурная слава. В той гостинице, где портной всучил вам плащ, все убеждены, что вы воровка. Кто-то видел, как вы пытались открыть своим ключом хозяйский сундук...
— Я... — Доминика покраснела.
— А горничная нашего хозяина приходится двоюродной племянницей кухарки с того постоялого двора, где вас застали у дверей чужой комнаты... И, возможно, она уже написала — среди прочих новостей — обо всех ваших приключениях. И письмо уже в дороге.
— Я немедленно уезжаю. — Доминика развернулась.
— Куда? У вас же рессора...
— Откуда вы знаете? Это вы?!
Он развел руками, как бы говоря: уж от таких-то подозрений меня избавьте.
Обеденное время подошло к концу. Из дверей трактира вываливались во двор последние насытившиеся посетители.
— Что же мне делать? — спросила Доминика шепотом. Скорее себя спросила, нежели собеседника.
— Меня зовут Лив, — сказал колдун. — Во всяком случае, это лучшее из моих имен.
* * *
Все время, пока он рассматривал ключ, Доминика не выпускала из рук цепочку.
— Вы мне не доверяете?
— Вы ничем не заслужили мое доверие...
— Правда?
Доминика смутилась.
— Итак? — спросил колдун по имени Лив, возвращая ей ее собственность.
— Это не просто ключ, — сказала она.
— Я догадался.
— Мне нужно... мне непременно нужно найти какой-нибудь замок, который открывается этим ключом.
— И вы перебираете подряд все замки, которые попадаются вам по дороге?
— А что мне делать?
— Как давно вы путешествуете?
Доминика молчала.
— Судя по состоянию вашего гардероба, — безжалостно заметил колдун, — а в особенности судя по теням под вашими глазами... путешествие оказалось долгим.
— Вы можете чем-то помочь мне, Лив? Или просто так насмехаетесь?
— Как я могу вам помочь, если вы ничего мне не рассказываете!
— Я и так уже сказала слишком много.
— Тогда я сейчас уйду и оставлю вас в покое, Доминика. Через несколько дней, когда рессору на вашей карете наконец поменяют, вы продолжите свое безнадежное дело.
— Оно не безнадежное!
— Оно безнадежное. Для этого ключа в мире нет скважины.
Она поднялась:
— А ну-ка, повторите.
Он тоже встал. Стол, разделявший собеседников, качнулся. Дернулись язычки двух свечей в подсвечнике.
— Для этого ключа в мире нет скважины, — сказал Лив, глядя Доминике в глаза. — Но, может быть, есть другой путь.
Она посмотрела на ключ.
Сейчас, в полумраке, при свете колеблющихся огоньков, морды стальных грифонов казались живыми. Широкая бородка ключа отблескивала хищно и строго.
— Я слушаю, — сказал Лив тоном ниже.
Доминика села. Лив склонился над ней, упираясь ладонями в стол:
— Это человек, да?
— Да. — Доминика через силу кивнула.
— Он вам дорог?
— Он мне нужен. Не важно зачем... Вы сказали, есть другой путь?
— Погодите, Доминика... Кто это?
— Какая разница? — Она с силой потерла лицо. — Какая разница, кто он?.. Что такое этот ваш другой путь? Или вы сказали о нем просто затем, чтобы развязать мне язык?
Лив выпрямился:
— Все. С меня довольно. Худшего врага себе, чем вы, Доминика, редко встретишь на этой земле... Удачной дороги.
— Да погодите вы!..
Он обернулся в дверях.
— Это мой сводный брат, — сказала Доминика.
Лив стоял одной ногой на пороге.
— После смерти матери мой отец женился второй раз...
Колдун слушал, не трогаясь с места.
— Сын моей мачехи... был такой, знаете, нескладный... но милый. Вечно лежал в гамаке, ел вишни, стрелял косточками... И в пятнадцать лет, и в двадцать пять...
Доминика замолчала.
— И что?
— И однажды явился прохожий. С виду бродяга, каких много.
— Среднего роста, борода с проседью, на правой руке нет мизинца?
— А вы его... — Доминика подалась вперед, — ...знаете?
Лив вернулся к столу. Уселся. Побарабанил пальцами, будто в поисках хлебной корки; корки не было.
— Если это тот, о ком я подумал... Вероятно, он имел беседу с жертвой... с вашим братом?
— Да, брат был любитель поболтать с прохожими. Кабаки...
— Опасная привычка. — Лив усмехнулся.
— Да... С этим, без пальца, они встречались несколько раз. Почти по-приятельски; на упреки отца брат возражал, что, мол, бродяга забавен, бродяга складно врет и вообще — оригинал...
— А в последнюю встречу? Вы знаете, что эти двое друг другу сказали?
— Нет. Не было свидетелей... почти. Остался ключ, который провалился в ячейку гамака и едва не потерялся в траве. И остался мальчишка, некстати воровавший вишни. Когда его сняли с дерева, он был в трансе... говорил чужим голосом, будто повторял заученный текст.
— Что именно?
Доминика зажмурилась:
— «Человек, не имеющий цели, подобен ключу, не имеющему замка. Когда замок откроется ключом — Гастону вернут человеческий облик...» Гастон — это его так звали. Моего брата.
— Когда это было?
— Четыре года назад и три месяца.
Лив кивнул:
— Понятно. Бродягу, лишенного мизинца, зовут Рерт. Он спятил, возомнив, что все на свете имеет цель, явную или скрытую... Таких ключей, как вы носите на шее, в мире не один десяток, смею вас уверить.
— Вы знаете, как его вернуть? Гастона?
Колдун сощипнул со свечки каплю мягкого оплывшего воска. Помял в пальцах; вылепил шарик, похожий на тусклую жемчужину.
Доминика ждала ответа. За тонкой перегородкой гудел обеденный зал; за дверью на лестнице топтался Сыр, хмурый и настороженный. Сыр не доверял чародеям.
— Все зависит от того, как сильно вам нужен ваш сводный брат, — проговорил наконец Лив.
— Я очень к нему привязана, — быстро сказала Доминика.
Лив поднял брови:
— Привязаны настолько, что выждали три года — и только потом пустились на поиски подходящего замка?
Доминика поджала губы:
— Есть и другая причина. Полтора года назад мой отец умер. Наследство — а отец был человек небедный — отписал нам с братом, в равных долях... При условии, что брат явится к нотариусу в человеческом обличье.
— Ваша мачеха...
— Ну разумеется! Она настояла на внесении этого пункта, а умирающий не хотел ее обижать.
— Трогательно.
— Я ее понимаю. — Доминика вздохнула. — Сама она уже не в том возрасте и не того здоровья, чтобы таскаться по дорогам и шарить в поисках замочных скважин...
— С чего вы взяли, что замок надо искать, путешествуя?
— Уважаемый Лив, в нашем городке не осталось ни одной скважины, к которой мы не примеряли бы наш ключ. Кузнечные лавки, часовые мастерские — все было испробовано...
— Значит, вы рискуете здоровьем — а иногда и жизнью — ради наследства вашего батюшки?
— Я не стану врать, что делала бы это просто ради Гастона. Но он все-таки мой брат, хотя и сводный, и, в общем-то, всегда был со мной приветлив... А кроме того — это ведь страшно и отвратительно — превращать людей в ключи просто так... ради каприза...
— Понятно. — Лив покивал. — Доминика, приготовьтесь к тому, что наследства вы не получите.
— Как!.. Вы же сказали, что есть другой путь...
— Да, но это надо ехать к Рерту домой, разговаривать с ним, может быть, сражаться...
— Мне сражаться?!
— А вы хотели бы?
— Нет. — Она сцепила пальцы. — Я не хотела бы вступать в бой с колдуном... То есть магом. Ведь он тоже маг?
— О да. — Лив повел плечами. — Более того — он маг с твердыми принципами. Это ужасно.
— Лив, — проникновенно сказала Доминика, — а что бы вы... нет, не так. Что могло бы вас... Гм.
— Вы хотите спросить, что я взял бы от вас в обмен на драку с Рертом?
— Да. Приблизительно так.
— Ничего. Потому что драка сама по себе бессмысленна. Чтобы вернуть вашего брата, необходимо заставить Рерта изменить его мнение о людях... Хоть чуть-чуть.
— Все. — Доминика бессильно откинулась на спинку стула. — Я больше не могу. Спасибо вам, Лив, за интерес к моей скромной персоне... Поеду дальше.
— Поедемте вместе.
— Что?!
Колдун вздохнул:
— Так случилось, что я сейчас совершенно свободен... Могу съездить с вами к Рерту. Это не так далеко.
|
|
