 |
Глава 1
В маленьком приемном покое сумрачно. В углу — фикус с пыльными листьями. На потертом линолеуме три пары пластиковых кресел, одно напротив другого. Мне предлагают присесть. Я подчиняюсь. У меня дрожат ноги. В горле пересохло, ладони стали влажными…
Голова раскалывается от боли. Мне следовало бы позвонить отцу, пока не поздно, но я ничего не могу делать, я парализован. Мой телефон все еще лежит в кармане джинсов. Позвонить отцу? И что я ему скажу? Нет, у меня не хватает на это смелости. Неоновые лампы на потолке излучают резкий свет. Желтоватая штукатурка на стенах потрескалась от времени. Отупевший, беспомощный и потерянный, я сижу в своем кресле и мечтаю о сигарете.
К горлу подкатывает тошнота: желудок отказывается принимать плохой кофе и полусырую булочку, которые я проглотил два часа назад. Я до сих пор слышу скрип шин. Вижу, как машина внезапно сворачивает с дороги. Этот странный толчок и вибрация, когда машину заносит вправо и она ударяется о предохранительный бортик. Потом раздается крик. Ее крик. Он все еще звучит у меня в ушах. Скольким довелось сидеть здесь и ждать? Сколько таких, как я, сидело тут, в этом же кресле, в ожидании новостей о дорогих им людях? Я невольно представляю себе события, свидетелями которых стали эти наводящие тоску стены. Сколько они слышали тайн. Как много они помнят. Рыдания, крики… А еще — вздохи облегчения и радость надежды. Минуты растягиваются в цепочку. Я смотрю на грязный циферблат настенных часов над входной дверью и не вижу стрелок. Мне остается только ждать. По прошествии получаса в комнату входит медсестра. У нее вытянутое лошадиное лицо, из рукавов халата торчат худые белые руки.
— Мсье Рей?
— Это я, — отвечаю я и чувствую, что мне не хватает воздуха.
— Пожалуйста, заполните эти бланки. Нам нужна дополни- тельная информация. Она протягивает мне несколько листков бумаги и ручку.
— С ней все в порядке? — заикаясь, спрашиваю я. Мой голос похож на тончайшую нить, готовую вот-вот разорваться. Взгляд влажных, обрамленных редкими ресницами глаз, адресованный мне, ничего не выражает.
— Скоро к вам выйдет врач. Медсестра уходит. Задница у нее плоская и рыхлая. Я раскладываю бланки на коленях. Пальцы не слушаются. Имя, дата и место рождения, семейное положение, адрес, номер социального страхования, номер полиса Общества взаимного страхования… Дрожащей рукой я пишу: «Мелани Рей. Дата рождения: 15 августа 1967 года. Место рождения: Булонь- Бийанкур.
Не замужем. Проживает по адресу: Париж 75011, улица де ла Рокетт, 49». Я не знаю ни номера социального страхования, ни номера полиса Общества взаимного страхования. Но, скорее всего, я найду их в сумочке.
Вот только где она? Я не помню, куда подевалась эта чертова сумка. Но вот картина — обмякшее неподвижное тело сестры вытаскивают с водительского места — до сих пор у меня перед глазами. Ее рука, плетью свесившаяся с носилок. Что до меня…
Ни синяка, ни царапины. А ведь я сидел рядом с ней. Внезапно я вздрагиваю всем телом. Как бы мне хотелось, чтобы все оказалось просто кошмарным сном, чтобы я мог проснуться… Медсестра возвращается и протягивает мне стакан с водой. Я с трудом ее выпиваю. У воды металлический привкус. Я говорю «спасибо». Признаюсь, что не знаю номера социального страхования Мелани. Медсестра качает головой, собирает бумаги и уходит. Минуты кажутся мне часами. Комнату наполняет тишина. Я нахожусь в маленькой больнице небольшого городка в окрестностях Нанта. И даже не знаю точно, где именно. От меня плохо пахнет. Здесь, естественно, нет кондиционера. Пот, капля за каплей, стекает от подмышек к копчику. Я начинаю задыхаться от этого резкого запаха, запаха страха и безнадежности. Голова продолжает болеть.
Я стараюсь выровнять дыхание. И снова возвращается эта ужасная тяжесть в груди. До Парижа три часа пути. Может, стоит все-таки позвонить отцу? Или лучше подождать? Я понятия не имею, что скажет мне врач.
Я смотрю на свои наручные часы: половина один- надцатого, почти ночь. Где сейчас наш отец? Ушел ужинать? Или в своем кабинете смотрит кабельное телевидение, а рядом, в гостиной, Режин болтает по телефону или красит ногти? Я решаю еще немного подождать. Меня обуревает желание поговорить со своей бывшей женой. Астрид — до сих пор первый человек, о ком я думаю в моменты, когда мне плохо. Но… они с Сержем сейчас в Малакоффе, в нашем доме, в нашей постели. И у Сержа дурная привычка отвечать на звонок, даже если звонит мобильный Астрид. Нет, об этом нечего и думать. «Привет, Антуан! Как дела, приятель?»
Нет, это выше моих сил. Нет, я не стану звонить Астрид, даже если буду умирать от желания услышать ее голос. Я продолжаю сидеть в этой душной комнатушке и пытаюсь сохранить самообладание, подавить панику, которая мало- помалу овладевает мной. Я думаю о детях. Об Арно, который как раз вступил в самый мятежный период подросткового возраста. О Марго, которой недавно исполнилось четырнадцать и которая уже полна загадок. Об одиннадцатилетнем Люка, который пока остается большим ребенком и которого я невольно сравниваю с двумя старшими, чьим поведением во многом руководят бурлящие в крови гормоны.
Я не представляю, с каким видом скажу им: «Ваша тетя умерла. Мелани умерла. Моя сестра умерла». Эти слова не имеют смысла. Я ожесточенно пытаюсь прогнать черные мысли. Еще один час проходит в чистейшем, без всяких примесей страхе. Пребывая в состоянии прострации, опустив голову на руки, я стараюсь думать о планах на ближайшие дни. Завтра понедельник, и после выходных меня ждет несколько срочных дел.
Рабани со своей чертовой халупой, работы на объекте, который мне не следовало соглашаться строить. Люси, моя кошмарная ассистентка, которую все-таки надо, собравшись с силами, уволить. Ситуация кажется мне абсурдной. Как можно думать о работе, когда Мелани находится между жизнью и смертью? Почему именно Мелани? Почему она? Почему не я? Ведь эту поездку устроил именно я. Это был мой подарок ко дню ее рождения. Подарок к сорокалетию, которого она так боялась. В комнату входит женщина, по виду моя сверстница. На ней голубой халат и смешная бумажная шапочка, какую обычно носят хирурги. У женщины орехового цвета глаза, проницательный взгляд, короткие каштановые волосы с проблесками седины. Она улыбается. Мое сердце бьется все быстрее. Я вска- киваю на ноги. — Она была на грани жизни и смерти, мсье Рей. Я со страхом замечаю коричневые пятна у нее на халате. Неужели это кровь Мелани?
— Ваша сестра поправится. Я чувствую, как мышцы моего лица расслабляются, и, сам того не желая, начинаю плакать. Из носа течет. Мне стыдно плакать в присутствии этой женщины, но я ничего не могу с собой поделать.
— С ней все будет в порядке, не волнуйтесь, — говорит мне врач. Она крепко сжимает мою руку своими маленькими квадратными ладонями, заставляет меня сесть и устраивается рядом. Я рыдаю, как младенец. Моя душа сжимается от горя, и я не могу остановиться, как ни стараюсь.
— Ваша сестра была за рулем, верно? Я киваю, вытирая нос тыльной стороной ладони.
— Мы уже знаем, что в ее крови не было алкоголя. Это показали анализы. Не могли бы вы объяснить, что произошло? Я заставляю себя повторить то, что уже говорил полиции и врачам «скорой помощи». Когда до дома осталось несколько часов езды, сестра захотела сесть за руль. Она опытный водитель. И я был уверен, что ничего плохого не случится.
— Она потеряла сознание? На бейдже я читаю: «Доктор Бенедикт Бессон».
— Нет. И в это мгновение в моей памяти всплывает одна деталь. Я не рассказал об этом врачам «скорой» только потому, что вспомнил лишь сейчас. Я всматриваюсь в загорелое, с тонкими чертами лицо врача. Мое собственное лицо все еще искажено переживаниями. Я делаю глубокий вдох.
— Сестра хотела мне что-то рассказать. Она обернулась, чтобы посмотреть на меня. В этот самый миг все и случилось. Машину занесло на автобане. Все произошло очень быстро. Врач сжала мою руку:
— Что именно она хотела вам сказать? Мелани. Ее руки на руле. «Антуан, мне нужно кое о чем тебе рассказать. Я думала об этом весь день. Прошлой ночью в отеле я все вспомнила. Это касается…» Ее глаза. А в них — смущение и беспокойство. И машина, летящая в кювет.
Глава 2
Она уснула, как только они съехали с Периферического бульвара.
Антуан улыбался, глядя, как ее голова прижимается к автомобильному стеклу. Рот у нее был приоткрыт, и до него доносилось тихое сопение. Заехав за сестрой утром, на рассвете, он сразу понял, что настроение у нее неважное.
Она не любила сюрпризов. И он, конечно, об этом знал. А если знал, то какого черта затеял это путешествие?
Ну скажите, зачем? Для женщины признать, что тебе уже сорок, само по себе тяжело. И еще тяжелее, если она недавно пережила болезненное расставание с возлюбленным, никогда не была за- мужем, у нее нет детей и ей приходится, не моргнув глазом, выслушивать рассуждения всех желающих о том, как «тикают биологические часы». «Если кто-нибудь еще раз скажет при мне про эти часы, я его убью!» — прошипела однажды Мелани сквозь зубы.
И все же мысль о том, чтобы провести этот долгий уик-энд в одиночестве, казалась ей невыносимой. Равно как и перспектива очутиться на шумной улице де ла Рокетт в удушающей жаре своей пустой квартиры, в то время как все друзья дезертировали из Парижа, оставив на автоответчике остроумные сообщения в духе «А скажи-ка, Мел, не тебе ли на днях стукнет сорок?» Сорок…
Антуан снова посмотрел на нее. Мелани, его младшей сестренке Мелани исполняется сорок! Это не укладывалось в голове. Если так, то ему, значит, уже сорок три. И в это тоже верилось с трудом. И все же глаза с наметившимися «гусиными лапками» морщин, которые отражало зеркало заднего вида, явно принадлежали мужчине, разменявшему пятый десяток. Взлохмаченная шевелюра «соль с перцем», удлиненное худое лицо… Антуан отметил про себя, что Мелани красит волосы — ее выдавали светлые корни. Она все-таки начала красить волосы… Это его растрогало. А почему бы, собственно, и нет?
Большинство женщин пользуются краской для волос. Возможно, именно потому, что Мелани младше его, ему трудно смириться с мыслью, что и она тоже стареет.
Ее лицо все еще было соблазнительным, быть может, даже более соблазнительным, чем в двадцать или тридцать. Без сомнения, черты ее лица отмечены той особой красотой, которая усиливается с возрастом. Антуан никогда не пытался рассмотреть ее как следует.
А ведь Мелани была воплощением изящества и женственности. Все в ней — и темно-зеленые глаза, и тонкий нос, и яркая белозубая улыбка, и стройная фигура — напоминало ему о матери. Его сестра не любила, когда ей говорили, как она похожа на Кларисс. Это сравнение не казалось ей комплиментом. Что до Антуана, то в Мелани он видел отражение своей матери. Несмотря на артобстрел из вопросов, своего секрета он не выдал: конечная точка их путешествия станет для сестры сюрпризом. Он лишь сказал Мелани: «Мы уезжаем на несколько дней, возьми все, что может тебе понадобиться. День твоего рождения мы отпразднуем достойно!» Антуан нажал на акселератор своего «пежо». Меньше чем через четыре часа они будут на месте. Из-за этой поездки у них с Астрид, его бывшей женой, воз- никла небольшая размолвка.
Этот уик-энд должен был принадлежать ей. Планировалось, что дети из Дордони, где жили родители жены, приедут прямиком к Антуану. Он не согласился. Для него было важно отпраздновать с Мел ее день рождения, ее сорокалетие, потому что она очень тяжело переживала разрыв с Оливье. Антуану хотелось, чтобы этот день рождения запомнился ей навсегда… Выслушав его, Астрид сказала: «Черт, Антуан, дети были со мной две недели. Нам с Сержем тоже хочется побыть наедине». Серж… одного только имени достаточно, чтобы внутри у Антуана все сжалось. Серж фотограф, и ему тридцать.
Смазливая мордашка, здоровый и мускулистый. Специализация? Художественное фото кулинарных изысков. Он часами высвечивает изящные изгибы макарон, делает неотразимо при- тягательными куски мяса и вдыхает знойную чувственность во фрукты. Серж! Каждый раз, приходя забрать детей и пожимая ему руку, Антуан вспоминает то, что увидел в цифровой видеокамере Астрид в достопамятную субботу, когда она ушла за покупками. Обнаружив на видеозаписи пару волосатых ягодиц, которые сжимались и разжимались, сжимались и разжимались, Антуан на время впал в ступор.
И вдруг его осенило: эти ягодицы всячески помогали вставить чей-то пенис в тело, удивительно похожее на тело Астрид. От прямых доказательств никуда не деться: она ему изменяла. В ту проклятую субботу он застал жену врасплох, не дал ей времени даже разобрать покупки. Она разрыдалась и призналась, что влюблена в Сержа. Все началось во время отпуска, который они с детьми провели в отеле сети «Club Med» в Турции.
И в довершение всего Астрид объявила, что в глубине души чувству- ет облегчение оттого, что он теперь все знает. Чтобы прогнать неприятные воспоминания, Антуану за- хотелось закурить. Но дым наверняка разбудит сестру, и она не преминет отблагодарить его язвительным замечанием. Поэтому он довольствовался тем, что стал сосредоточенно смо- треть на разворачивающуюся перед ним ленту автобана. Он по голосу догадался, что Астрид все еще чувствует себя виноватой. Ей стыдно за то, как именно ему открылась правда.
И за развод. И за то, что последовало за разводом. А еще Астрид была очень привязана к Мелани. Они давние подруги и познакомились задолго до их с Антуаном встречи — обе работали в издательствах. Поэтому Астрид не смогла ему отказать. Вздыхая, она уступила: «Ладно. Дети приедут к тебе позже. Надеюсь, ты устроишь для Мелани замечательный праздник». Когда Антуан остановился на станции техобслуживания, что- бы заполнить бак, Мелани открыла глаза и, зевая, опустила стекло.
— Эй, Тонио! Скажешь мне наконец, где мы находимся?
— Ты правда не догадываешься? Она пожала плечами.
— Не-е-ет.
— Разумеется, нет. Спишь уже два часа.
— Ха! Сам вытащил меня из кровати на рассвете, мерзавец! После чашечки кофе (для нее) и сигареты (для него) они вернулись в машину. Антуан отметил, что настроение сестры улучшилось.
— Очень мило с твоей стороны. Ну, то, что ты все это для меня делаешь.
— Не стоит.
— Ты замечательный братишка.
— Знаю.
— Ты ведь не обязан… У тебя точно нет других дел?
— Абсолютно никаких.
— Разве ты не планировал провести эти дни с подружкой? Он вздохнул.
— Не планировал. Воспоминания о недавних похождениях были ему неприятны. После развода встречи и расставания шли своим чередом, эдакий кортеж разочарований. Знакомства на жалких интернет-сайтах. Женщины-одногодки, женщины замужние, женщины разведенные, женщины помоложе…
Антуан охотно бросился в круговерть свиданий, решив от души развлечься. Но после исполнения сексуально-акробатических номеров с тяжелым сердцем возвращался в свою новую квартиру, такую же пустую, как и его постель. Ничего не поделаешь, он про- должал любить Астрид. Бесполезно притворяться перед самим собой — ему никак не удавалось ее забыть. И ему бывало так больно, что хотелось умереть. Мелани между тем продолжала: — Наверняка мог бы найти занятие поинтереснее, чем везти свою разнесчастную сестру на уик-энд. — Не говори глупостей, Мел. Я так хочу. Мне это очень приятно. Она посмотрела на приборную панель.
— Ага! Мы едем на запад!
— Ценное наблюдение.
— Хорошо, мы едем на запад. Но куда? — спросила она, не обращая внимания на проскользнувшую в тоне брата иронию. — А ты подумай.
— Хм… В Нормандию? В Бретань? В Вандею? — Горячо! Мелани передумала играть в загадки, убаюканная мелодиями «The Beatles», диск с которыми Антуан недавно вставил в магнитолу. Машина проехала еще несколько километров, прежде чем у Мелани вырвалось: — Знаю! Ты везешь меня в Нуармутье!
— В точку! Ее лицо напряглось, губы сжались. Она опустила голову и уставилась на свои руки.
— Тебе это не нравится? — спросил он обеспокоенно. Антуан ожидал услышать смех, увидеть улыбку, энтузиазм, но никак не это каменное выражение лица. — Я никогда там не бывала с тех самых пор…
— И что? Я тоже там не был.
Сколько же времени прошло… Мелани стала загибать тонкие пальцы.
— 1973 год, я права? Прошло тридцать четыре года. Наверное, я ничего не вспомню. Мне ведь было всего шесть. Антуан сбавил скорость. — Это не важно. Мы просто хотим отметить твой день рождения. Так же, как когда-то отмечали твое шестилетие. Мы его отмечали там, помнишь?
— Нет, — медленно ответила она.
— Я не помню ничего, что связано с Нуармутье. Должно быть, Мелани поняла, что ведет себя как избало- ванный ребенок, потому что тут же коснулась руки брата: — Не обращай на меня внимания, Тонио. Это отличная мысль. Правда-правда. И вообще, все так удачно складывает- ся… Мне хорошо с тобой, хорошо, что мы только вдвоем, хорошо, что всё позади! Антуан догадался, что под этим «всё» следовало понимать Оливье и их катастрофическое расставание. А еще — груз работы, неизбежный для редактора одного из крупнейших па- рижских издательств. — Я заказал комнаты в отеле «Saint-Pierre». Ну, хотя бы это название ты помнишь?
— Да! — воскликнула она.
— Да, конечно! Очаровательный отель, тонущий в зелени. С дедушкой и бабушкой… Ох! Боже мой, как же давно это было… Пели «The Beatles». Мелани тихонько им подпевала. Антуан чувствовал успокоение: ей понравился сюрприз, который он устроил. Она рада возможности туда вернуться. И все же кое- что его мучило: деталь, о которой он не подумал, планируя эту поездку. Нуармутье, 1973 год. Их последнее лето с Кларисс.
Глава 3
Почему Нуармутье? Он никогда не болел ностальгией, никогда не относил себя к числу людей, которые любят копаться в прошлом. Но после развода Антуан изменился. Он много думал о прошлом; даже больше, чем о нaстоящем или будущем. Первый год, который ему пришлось пережить в одиночку, долгие месяцы давящего одиночества разбудили в нем желание снова встретиться с детством, воскресить радостные воспоминания.
И воспоминания о днях, проведенных на острове, вдруг всплыли в памяти — сначала единичные, потом все более многочисленные и беспорядочные, словно старые письма, перемешанные в коробке. Их дед и бабка, величественные представители старшего поколения с тронутыми инеем висками: Бланш — с зонтиком, Робер — со своим любимым серебряным портсигаром, сидящие в тени веранды отеля и пьющие свой кофе. Антуан находится неподалеку на лужайке.
Он машет им рукой… Сестра отца, пухленькая Соланж, подверженная солнечным ударам, но, тем не менее, лежащая целыми днями на солнце в шезлонге и читающая модные журналы… Мелани, маленькая и худенькая, мягкие поля панамы обрамляют ее щечки… Кларисс, подставляющая свое лицо в форме сердца солнечным лучам… Отец, приезжающий на выходные и пахнущий сигарами и городом…
Мощенная камнем дорога, исчезающая под водой во время прилива, что казалось Антуану настоящим чудом. Дамба Гуа, по которой можно проехать только в часы отлива. До 1971 года, когда был построен мост, до острова с материка можно было добраться только по ней. Антуан много месяцев думал над тем, что же такое особенное подарить Мелани ко дню рождения. Ему не хотелось устраивать «надцатую» вечеринку с друзьями, выскакивающими из деланным изумлением именинницы. Нет, нужно было при- думать что-то новое, оригинальное, незабываемое.
Словом, что-то такое, что вытащит ее из болота, в котором она увязла. И тогда удастся на время украсть Мелани у работы, пожираю- щей ее жизнь, излечить от навязчивых мыслей о возрасте и прежде всего помочь забыть историю с Оливье, которая до сих пор ее мучила. Антуану этот Оливье никогда не нравился. Сноб. Самодовольный тип, при этом неловко чувствующий себя на публике. Искусный повар, умеющий готовить суши. Специалист по искусству стран Азии. Тонкий знаток творчества Люлли 1. Бегло говорит на четырех языках. Прекрасно танцует вальс. В общем, довольно-таки противный тип. Тип, который, прожив с женщиной шесть лет, так и не удосужился попросить ее руки. Видите ли, «не хотел терять свою свободу». И это в сорок один год! Однако стоило им расстаться, как он обрюхатил двадцатипятилетнюю маникюршу и стал счастливым отцом близнецов. Мелани не могла ему этого простить. Почему Нуармутье?
Потому что именно там они провели много волшебных летних месяцев. Потому что Нуармутье яв- лялся олицетворением детства, беззаботного времени и летних каникул, которые, казалось, будут длиться вечно. Разве можно придумать что-то более приятное и увлекательное, чем послеобеденные часы, проведенные с приятелями на пляже? В месте, от которого школьные парты были отделены не то что километрами, но веками… Почему же Антуан никогда не возил туда Астрид с детьми? Разумеется, он рассказывал им о своем детстве.
Но Нуармутье всегда оставался для него чем-то очень личным, интимным. Это место воплощало собой их прошлое, его и Мелани. Чистое, идиллическое прошлое. А еще ему хотелось побыть с сестрой. Вдвоем, только он и она, и никого больше. В Париже им редко доводилось встречаться. Мелани часто обедала или ужинала с авторами, он то и дело уезжал из столицы, чтобы побывать на очередной стройке, или в последний момент отменял свидание из-за неотлож- ного дела. Иногда она приходила к нему по воскресеньям, когда дети были у него, и они все вместе готовили поздний завтрак.
Мелани готовит самую вкусную в мире яичницу-болтушку… Да, Антуан ощущал потребность побыть наедине с сестрой в этот трудный для нее период. Разумеется, у него много хороших друзей, которые дарят ему радость и жизненную силу. Но сейчас больше всего он нуждался в Мелани — в ее присутствии, ее поддержке и жаждал нащупать единственную нить, связывавшую его с прошлым. Антуан забыл, как долго добираться в Вандею из Парижа. Они обычно ездили туда на двух автомобилях: страдающий одышкой «ситроен DS» для Робера, Бланш, Соланж, Кларисс и Мелани и нервный «триумф» для отца с его «гаваной» и для него, Антуана, сидящего на заднем сиденье и испытывающего тошноту. Шесть-семь часов в дороге, включающих время, потраченное на завтрак в маленькой гостинице в окрестностях Нанта. Дед всегда выбирал место с красивыми столами и безупречным обслуживанием. Интересно, что об этих поездках помнит Мелани? Ведь ей в ту пору было на три года меньше, чем ему…
Антуан посмотрел на сестру. Она больше не подпевала магнитоле. Мелани рассматривала свои руки с тем суровым и внимательным выражением лица, которое временами казалось ему пугающим. Так ли уж хороша эта идея? Радуется ли его сестра перспективе оказаться в Нуармутье после стольких лет? Вернуться туда, где их ждало детство, неподвижное, как спящая вода?
— Теперь ты вспомнила? — спросил Антуан, когда автомобиль стал подниматься на высокий дугообразный мост. По правую сторону вдоль берега высились гигантские серебристые ветряки.
|
|
