Лидия Гуардо - «Исповедь. Пленница своего отца»

Предисловие
Тридцать лет непроглядного мрака, жизнь под гнетом животного ужаса, запредельной усталости, неведения и… невыносимого равнодушия окружающих. Вашему вниманию предлагается рассказ француженки, которая в конце шестидесятых годов прошлого века, будучи пятилетним ребенком, попала под абсолютную власть зверя в человеческом обличье, прошла все круги ада, ежедневно подвергаясь сексуальному насилию, и освободилась от кошмара только после смерти монстра в 1999 году…

Глава 5
…Сначала я рассказала ему обо всем по-простецки, как смогла, и сразу заметила по его глазам, что он не может во все это поверить. Я вообще-то уже привыкла, что люди мне не верят, но в этот раз мне стало очень неприятно.
— Это правда. Я рассказываю так, как это в самом деле происходило.
— Я знаю, Лидия. Я знаю.
— То же самое было, когда я рассказывала об этом полицейским и следственному судье. Они не могли во все это поверить. Но это не так уж удивительно. Никто не хотел в это верить в течение многих лет. Вот почему я предпочитала ни о чем не рассказывать.
Мы ненадолго замолчали.
Поскольку он продолжал потрясенно смотреть на меня, я предложила ему выпить кофе. Я не слишком ловко обращаюсь с электрическими кухонными приборами, так как все время боюсь сделать что-то не то и от страха проливаю что-нибудь или опрокидываю. В свое время Старик частенько на меня за это орал. Более того, я нередко забываю, сколько нужно класть ложечек кофе, и кладу их или больше, чем требуется, или, наоборот, меньше.
Однако на этот раз я сделала все правильно — чувствовала, что мой писатель в этом нуждается. Он отхлебнул из чашки и поморщился.
— Невкусный? Если хочешь добавить сахара, то он там, в сахарнице.
— Да нет, кофе очень вкусный. И в меру горячий.
Он выпил всю чашку одним махом и улыбнулся мне. Его глаза покраснели, как будто он вот-вот расплачется.
— Я тебе верю, Лидия. Однако представлять себе все это просто невыносимо.
— Для этого нужно иметь богатое воображение!
— Даже не знаю, как я обо всем этом напишу. Люди не смогут такое читать. Они зашвырнут эту книгу куда-нибудь подальше…
Заметив, что от его слов мне стало неприятно — я опустила голову и задумалась, — он принялся рассказывать мне о том, с чем ему доводилось сталкиваться в его работе журналиста: об убийствах, войнах, катастрофах; о том, как люди мучаются и умирают; о женщинах, несущих на руках своих погибших детей; о мужчинах, плачущих на развалинах разрушенных домов. Ему доводилось сталкиваться в разных уголках мира со всевозможными мерзавцами, подлецами, извергами, палачами… Он сказал мне, что разговаривал со лжецами, развратниками, подонками, не раз боялся, что его могут ранить, убить, отравить, но никогда не испытывал такого страха, какой ощутил, слушая мой рассказ, от которого у него по спине побежали ледяные мурашки.

***
Глава 6
Вскоре он начал брать меня с собой на стоянку супермаркета и выставлял напоказ зевакам, демонстрируя им шрамы на моих ногах.
Все остальное время мы втроем — мой брат, моя сестра и я — вкалывали на ферме, приводя ее в порядок. Даже когда наступала темнота, Старик и летом, и зимой частенько заставлял нас перетаскивать всевозможные, зачастую очень тяжелые, обломки, вырывать кустарник и сорняки, сдирать мох со ступенек.
Кроме того, он продолжал насиловать мою сестру и меня каждый раз, когда у него возникало желание. Иногда по нескольку раз в день. Применительно ко мне это происходило во второй половине дня в крытом кузове грузовичка, который он снабдил занавеской и матрасом. Он называл это «послеобеденным отдыхом». Что касается моей сестры, то он насиловал ее в автофургоне, как только Старушка куда-нибудь уходила. «Чтобы было спокойнее», — говорил он.
Еще он насиловал нас после того, как что-нибудь дарил. В таких случаях Старик говорил:
— Смотри, что папа тебе принес.
Обычно это был какой-нибудь свитер или пальтишко — по всей видимости, найденные на помойке или отданные кем-то бесплатно.
— Если ты хочешь получить этот подарок, ты должна быть со мной очень ласковой. За просто так никто никогда ничего не получает!
Что ему безумно нравилось — так это чтобы мы не возражали против того, что он издевается над нами.
Моя сестра умела делать вид, что она не возражает. Я — нет.

Я никогда не говорила «да». Он все равно меня насиловал, но я никогда не пыталась сделать вид, что я не против.
Наверное, именно поэтому самые большие взбучки доставались мне. И моему брату. Его Старик дубасил кулаками и лупил ремнем до тех пор, пока тот не падал. Тогда Старик начинал бить его ногами. Брюно держался очень стойко: он терпел побои, не издавая ни звука.

Когда Старик наконец оставлял его в покое, брат прятался в укромном месте и плакал. Именно в тот период мы предприняли первую попытку к бегству.

Как-то раз, когда отец закрылся в комнате со Старушкой, оставив нас без присмотра, мы дали деру все втроем. Бежать нам вообще-то было некуда, однако между собой мы решили, что нас кто-нибудь приютит у себя, если узнает, что наш отец бьет нас. Брюно утверждал, что Старик не имеет права лупить нас так сильно.
Однако убежать далеко нам тогда не удалось.

Всего лишь до противоположного края деревни. Мы встретили по дороге каких-то людей, но заговорить с ними не решились: Старик ведь приучил нас ни с кем не беседовать.
Как только мы увидели его грузовичок, то тут же спрятались в кабине большого грузовика, стоявшего на улице. Старик искал нас. Поначалу он прошел было мимо, но затем повернул назад и остановился рядом с нашим «убежищем».
— Я знаю, что вы здесь! Вылезайте!
Мы затряслись от страха. Надя открыла дверцу.
Старик стоял возле автомобиля с сердитым видом.
— Я все равно вас нашел бы. Вы ведь мои дети, и я чувствую, где вы находитесь. Вы принадлежите мне!
Когда мы вернулись домой, он, конечно, устроил нам хорошую трепку и заставил стоять на коленях на металлическом шаблоне в течение нескольких часов. Затем он посадил нас под замок и два дня не давал есть.

Он частенько наказывал нас подобным образом. Однако затем Старик еще больше озлобился и, поскольку считал, что зачинщиком побега был Брюно, решил брать его с собой в поездки. Он изнасиловал Брюно во время визита в Кан, куда они отправились, чтобы отремонтировать какой-то механизм в переносной типографии. Моему брату было тогда пятнадцать лет. Он категорически отказывался рассказывать о том, как это произошло. Брюно сильно этого стыдился…