|
Фантазии. Пикантные новеллы
Agent
Вступление
Мы уже давно хотели использовать потенциал издательских проектов Agent Provocateur, особенно с тех пор, как стали издавать собственный он-лайн журнал Knickers Forever и увидели, какое огромное внимание привлекают дневниковые записи девушек Agent Provocateur. Более того, за последние десять лет наши витрины приобрели дурную славу, откровенно отображая самые нераспространенные, но при этом возбуждающие живой интерес публики тайные желания. Мы исследовали целый спектр сексуальных и чувственных фантазий от вуайеризма до запретных связей, от секса по телефону до фетишизма.
И вполне логично, что «Фантазии» — один из первых наших сборников эротических рассказов молодых и удивительно талантливых писателей — исследует эти (и не только!) темы. Мы надеемся, что книга разбудит в вас «провокаторшу». Джосеф Корре и Серена Риз, 2005 г.
Сарита Доминго
Тихоня
Сегодня на ней фиолетовый бюстгальтер. Левая бретелька все время сползает. Правая просто врезается в нежную кожу, но левая — висит. Господи, я всего лишь смотрю на бретельку — и у меня уже эрекция. Не знаю, заметила ли она. Хлоя уверена в себе, и неудивительно. Она молодец, лучше, чем я. У нее… амбиции. А я рад тому, что у меня вообще есть работа. Думаю, она считает, что когда-нибудь, довольно скоро, сможет стать шеф-поваром или кем-нибудь в этом роде. Смешно. На самом деле — мечется туда-сюда, такая деловая: «да, шеф», «нет, шеф», «сейчас, шеф». Нравится ей утирать мне нос.
Я-то здесь уже полтора года, а все еще картошку чищу. Но Джефф всегда подзывает ее, и вот они уже суетятся над кипящей кастрюлей, она делает вид, что не замечает, как он пялится на ее грудь. Как-то он пролил соус маринара на новый белый пиджак Хлои, получилась огромная клякса, и, я клянусь, он чуть ее языком не начал слизывать, прежде чем вспомнил, где находится. А она просто наблюдала. Словно «на слабо» разводила. Давай, ублюдок грязный, хочешь — так делай. Ну не знаю… Но она хорошо ко мне относится… Так себя ведут, когда уверены, что все умеют делать лучше. Немного покровительственно, не до такой степени, чтобы стало обидно. Совсем чуть-чуть флирта — чтобы дать пищу фантазии…
И, знаете, она даже не хорошенькая. Но есть в ней что-то такое — будто знает какой- то секрет, которым не собирается поделиться. Смотрит на тебя своими темными глазами из-под полуприкрытых век, спину держит так, что грудь стоит торчком, голову наклоняет по-особому и улыбается… (тебе улыбается, что ли?) одними уголками губ. Но бывает, и довольно часто, когда я не знаю, что и думать. Прижимается ко мне, когда проходит мимо, хотя спокойно могла пройти, не прикасаясь, или посмеется над какой-то жалкой шуткой, которой я в другом конце комнаты пытаюсь очаровать официантку.
Если она просто самооценку мою держит на уровне, то это не хуже, чем если бы она меня держала в объятиях. Иногда… да почти каждый день, вот он я — в своей каморке в обеденный перерыв, а мгновение спустя из моего кулака уже капает сперма, а я представляю, что в нее кончил. Сейчас середина лета, и в кухне иногда жарче, чем в чертовой преисподней. Стою в двери, ведущей на стоянку, с незажженной сигаретой в зубах. Дженис пытается заговорить до смерти кого-то рядом, смеется слишком громко и поглаживает шею так, будто у нее там сокровище спрятано. Господи, если бы я только мог…
Дженис бы согласилась с радостью, я знаю.
Но… (черт, я стараюсь не таращиться!) но вот она — Хлоя, шинкует лук, стоя спиной ко мне. И ни бисеринки пота на ней, только к основанию шеи прядка мягких темных волос приклеилась, словно ревнивый ухажер. А потом вдруг капля скатывается за воротник, и она ловит ее рукой, а через несколько секунд слизывает с пальца с громким причмокиванием. И, не отрываясь, смотрит на мое отражение в начищенной кастрюле, стоящей перед ней на полке. У меня рот наполняется слюной, я почти чувствую острый вкус ее пота на языке, но, призвав все свое самообладание, оборачиваюсь к Дженис и улыбаюсь ей, прикуривая сигарету. Сегодня большой праздник — пять лет ресторану.
Не нужно быть пророком, чтобы понять — будет дурдом. Джефф суетится, как будто от его беготни нам лишних звездочек в рейтинге добавят (вот он был бы рад!), наняли кучу дополнительного персонала, молокососов одних, которые ходят с такими лицами, словно пиццу из меню изображают. Но Хлоя, естественно, в центре событий: шинкует, помешивает, на терке что-то натирает. Она выходит через заднюю дверь как раз тогда, когда я последний раз затягиваюсь сигаретой, и мое настроение падает на землю вместе с окурком. Вот дерьмо. Нужно было медленнее курить.
— Все в порядке, Бен? — Ммм, да неплохо.
— Я специально смотрел ей прямо в глаза, хотел понять, о чем она. Вдруг и у меня получится подстроиться под ее настроение?
— Готов к сегодняшнему вечеру? Она потянулась назад, чтобы достать из заднего кармана брюк пачку сигарет, спереди ее пиджак разъехался, и несколько секунд можно было любоваться ее грудью, затянутой в фиолетовые кружева. Но потом все исчезло.
— Огонька не найдется, пупсик? Я поднес спичку к ее лицу, и она придвинулась. Я ощутил тепло ее тела, вдохнул влажный от жара воздух, который она принесла с собой из кухни. Хлоя накрыла своими ладонями мои руки, будто хотела от ветра огонь защитить. Но почему у меня рука дрожит? У нее прикосновение — словно лед, а потом огонь. Я продолжал смотреть не отрываясь. Она на мгновение замерла, а потом выдохнула облачко серого дыма, взглядом так и впиваясь в меня. А потом — та самая улыбка, одними уголками рта.
— Ладно, увидимся в ресторане, Хлоя.
Три минуты второго ночи. Запоздалые клиенты закончили свой претенциозный треп за кофе с коньяком, последних прыщавых подменных официантов мамочки развезли по домам. Джефф и владельцы ресторана за столиком в углу допивают пятую бутылку вина «Моэт». Мы и сами на кухне выпили уже несколько бутылок десертного и бренди, поэтому все как при замедленной съемке через оранжевый фильтр… Свечи, алкоголь и, пожалуй, удовлетворение от того, что работа выполнена на славу. Сметаю очистки в кучу, пытаясь не нарваться на Дженис, которая мне весь вечер глазки строила. На ней какое-то тесное платье с низким декольте, из-за него она выглядит не как официантка, а скорее как мадам в борделе. Знаю, что это ради меня она так вырядилась, и на секундочку даже залюбовался, признаюсь.
Вот черт, сам не пойму — девка себя преподносит на блюдечке с голубой каемочкой, а я еще каких- то проблем на свою голову ищу. Хлоя ушла переодеваться в уборную, а я к концу вечера перестал скрывать, что откровенно пялюсь на нее. Стоило ей только глаза поднять — и вот он я. Я взгляд не отводил, она продолжала готовить.
И опять эта улыбочка…
— Бен? Черт, я что, вырубился? Только на минуточку. Сижу на лавке в раздевалке, где висит униформа. Пиджак снял и забыл, что из-за жары под него ничего не надел. А Хлоя смотрит на меня сверху вниз.
— Да, наверное, ты тихоня. Когда спишь. — В голосе у нее будто песок появился.
— Чего? Дерьмо, прости — все уже ушли? — Вокруг темно, и ее словно обрамляет приглушенный свет, идущий из кухни. На ней рубашка. Приталенная. И джинсы, тоже слишком узкие. Никогда раньше не видел ее не в униформе. И вдруг понял, что у меня встал. От ее глаз это тоже не могло укрыться.
— Твоя татуировка…
— А, ну да. Она посмотрела на мою грудь, а потом снова мне в глаза.
— Что это значит? Тебе разбили сердце?
— Не разбили. Но потрепали слегка, это точно. — Ну не знаю я, зачем наколол это чертово разбитое сердце. Казалось, выглядит благородно, что ли. Она молча стоит надо мной. Я вижу, как она дышит, грудь опадает и вздымается, как воздушный шарик, который вот-вот лопнет. Наконец она снова подала голос: — А у меня тоже есть татуировка.
— Где? Она усмехнулась так, как раньше, я замечал, усмехалась про себя в другом конце кухни. — Если найдешь… И остановилась, решая, позволить мне зайти так далеко или нет. А через мгновение тряхнула головой и откинула волосы, словно они мешали ей, потом выдохнула:
— Если найдешь ее, сделаю все, что ты захочешь. И ее глаза впились в мои, бросая вызов. Давай, ублюдок грязный, хочешь — так делай. Я заставил себя подняться с лавки, прежде чем понял, что делаю. Когда я шел к ней, то чувствовал, будто меня выставляют на посмешище. Но нет, она продолжала смотреть прямо. Теперь я стоял достаточно близко, чтобы ощущать в ее дыхании привкус сигарет.
А потом подошел на полшага ближе, и она на секунду опустила глаза, потом отвела взгляд. Такое впечатление, что завяз в бетоне: не могу ничего сделать быстро. Но когда кончиками пальцев наконец прикасаюсь к ее груди, там, где рубашка расстегнута, меня внезапно словно током бьет, просто ослепляет. Медленно (да, медленно) отвожу ее подбородок, чтобы свет упал на выемку на шее. Ничего. Отгибаю края воротника, разглядываю плечи, затененные одеждой. Вот они: одна бретелька впивается в плечо, другая притаилась в рукаве рубашки. Чувствую, как мое дыхание отражается от ее кожи, грудь опускается и поднимается в такт ее вдохов. Она пахнет потрясающе: тепло, и пот, и что-то еще, не знаю, что это, но что-то первобытное, животное… Теперь я медленно расстегиваю пуговицы ее рубашки. Расстегнул, но света недостаточно, чтобы все рассмотреть как следует. Просовываю руки в рукава через плечи и веду ниже, пока ее рубашка не повисает на манжетах вокруг запястий, едва держась.
Она коротко вздыхает, будто на секунду у нее перехватило горло. Разглядываю каждый сантиметр ее тела, но ничего не нахожу. Кожа у нее мягкая, упругая и словно светится. Но ничего нет. Поворачиваю ее к свету и так, и эдак. Кручусь вокруг нее, захожу за спину и провожу пальцем вниз по позвоночнику, и она с несвойственной ей стыдливостью выгибает спину. Но и там — ничего. Вот черт, чувствую, как кровь пульсирует не только в моем члене, но и в каждой клеточке тела, пальцами касаюсь застежки ее джинсов, и шелковистая кожа слегка выступает над поясом с каждым вдохом. Я больше не могу медлить. Дергаю одну пуговицу… еще пуговицу, сплошные пуговицы, пока наконец я не стаскиваю с нее джинсы, прижимаюсь к ней, нагибаюсь. Вот уже мой подбородок лежит на том плече, на котором нет бретельки, а я смотрю вниз, на ее бедра, и под таким углом ее задница просто божественна. В этот момент кажется, будто я чувствую ее язык на своей шее, но нет, она не двигается, и я отстраняюсь, а она снова смотрит на меня, смотрит прямо мне в глаза. Давай…
Джинсы собрались комком у ее коленей, у нее широкие бедра, но они выглядят сильными, видно линию мышц вдоль этих мускулистых бедер. Провожу по ним пальцем, будто это поможет что-то найти, и вот я уже стою перед ней на коленях, внимательно вглядываюсь в каждый дюйм. Она дрожит всем телом. На секунду кажется, что она слегка подалась навстречу, но нет, она не шелохнулась, ведь я не могу найти эту татуировку.
Нет ее нигде! Меняю местоположение, на коленях ползу и смотрю внимательно на ее мягкие черные трусики, которые не полностью закрывают верх ее бедер. О господи, я больше не могу, где же эта татуировка? И снова я перед ней, все еще на коленях. А она смотрит на меня сверху вниз. И моя рука уже на ее левом колене, обхватывает его в тщетной попытке вытянуть из джинсов, но она сама вытаскивает ногу и, уперев руки в бедра, продолжает смотреть на меня. Она легко сохраняет баланс, и вот уже обе ее ноги не в джинсах. Этот взгляд вниз на меня, и руки на бедрах, и фиолетовый бюстгальтер, и хлопковые трусики, и все та же улыбка в уголках рта. Вот мы и стоим — она надо мной, а я — смотрю на нее снизу вверх, и она думает, что победила. Она выиграла. У тебя был шанс, ты, грязный ублюдок.
Ха! И тут я вижу ее… Татуировка на внутренней стороне левой руки, где кожа такая сладкая и нежная. Небольшая черная буква Х. Не могу сдержать улыбку, и кажется, будто я взорвусь. Гляжу на нее и вижу, что в уголках ее рта больше нет улыбки. Пропала. И тогда я понимаю, что победил… Хотел ли я, чтобы все вышло именно так? Не уверен. Но теперь придется. Я встаю — очень, очень медленно, все время следя за ее реакцией, наблюдая. И уже мои глаза смотрят сверху вниз, а она отводит взгляд. Только и может что смотреть на меня, а потом на свою руку, которую я теперь медленно поднимаю за запястье, обхватив рукой. А потом ртом — языком, губами, зубами, всем, что у меня было, прикасаюсь к этому месту. Сильно, грубо и властно впиваюсь в эту точку своей победы и чувствую, как ее рука дергается в моей. Но я не ослабляю хватку, и мы теряем равновесие. Она падает на пол, твердый и горячий в этом ночном воздухе… …Ее кожа прикасалась к моей, но это только мешало, когда я сдирал ее бюстгальтер и трусики и свои штаны. Я едва мог сдерживаться, но прижимал ее к доскам пола (было ли ей больно? Не знаю), и она сказала, что все, чего мне хочется, хочется и ей, и, о господи, ее киска была такой мокрой, и я чувствовал эту влагу, и мне просто пришлось остановиться. И обнимал ее, кажется, целое столетие, до тех пор, пока мог терпеть, и я был внутри нее, и с силой входил в нее, и кажется, вошел тысячу раз, и каждый раз не мог понять, как ей удается так сжимать меня у себя внутри. И вот мои пальцы путаются у нее в волосах, и она кричит, и на мгновение я полностью выхожу из нее, и она стонет. Поднимаю ее и ставлю на колени, она прислоняется к одной из лавок, и да, именно так, я беру ее сзади и слышу звуки, которые она издает, черт, я не мог… Потом вдох. Наконец вдох. Мне казалось, что я задохнусь, но теперь воздух медленно поступает в легкие, и так сладко, словно мед, входит в них, будто это мой первый вдох в этой жизни. Но я не могу остаться.
Я хочу — я должен — выйти из нее и уйти. Оставить ее здесь. Но я не могу пошевелиться. Она… Я чувствую последние волны ее оргазма, она такая тугая, не отпускает меня. Кажется, что все ее тело обернуто вокруг меня. Сейчас. Уйти сейчас. Но я не могу пошевелиться. Просто не могу. Нет. Я прождал слишком долго. Она поимела меня. И в уголках ее рта появляется та самая улыбка. Анжелина Джексон Сверхурочная работа Мы с Дэном уже больше двух недель работали над одним дизайнерским проектом. Вначале это была простая работа, но затем она стала превращаться в одну из тех, которые никак не получается закончить. Каждый раз, когда мы думали, что разделались с ней, клиент требовал новых дополнений, и дело все тянулось и тянулось. Если быть откровенной, я с самого начала была не против. Я ничего не планировала, совершенно, и даже покривив душой, я бы не сказала, что у нас с Мэтью в это время были какие-то разногласия. Все, что потребовалось, чтобы поставить три года счастливой совместной жизни под угрозу, это одна-единственная ссора по телефону, наличие плохого самообладания и небольшой перебор с красным вином. Дело было в последние недели января, в самое худшее время года — впереди ни Рождества, ни праздников, ни поводов улизнуть в перерыв, чтобы купить себе новые туфли. Только бесконечная череда отвратительной погоды и темных ночей. К концу месяца у моего бойфренда начало лопаться терпение. Естественно, этими долгими темными ночами ему хотелось кого-то обнять. Хотелось долго сидеть в ванне и есть домашнюю еду, и, честно говоря, мне тоже этого хотелось, только я снова застряла в офисе.
Думаю, это было в полдевятого вечера в последнюю среду месяца, когда он позвонил. Знаете, такой звонок, что-то вроде: «Когда же ты наконец домой придешь?», «Да, но почему? », «А что, до завтра это не подождет?», «А послать их подальше не получится?», «А разве кто-то другой это доделать не может? » Он был сыт по горло, и разве можно его винить? К сожалению, я ничего не могла поделать, надо было торчать в офисе. Абсолютно точно. Когда мы договорили, я уже была порядком на взводе. Да, я повысила голос (и совсем этим не гордилась). Даже если бы в офисе больше никого не было, все равно: говорить с Мэтью в таком тоне — просто неслыханно. Но я уже выпила достаточно вина, к тому же работа была интересной. Я продолжала думать о дизайне сайта, когда в углу экрана моего монитора призывно замигала иконка, сопровожденная звуковым сигналом. Отличные отмазки! В следующий раз говори громче, запишу и буду объясняться со своими девушками. Я еще раз посмотрела на электронное письмо и улыбнулась, так как поняла, что оно пришло от Дэна, сидящего всего в нескольких метрах от меня. Мило. Думаю, так он хотел ненавязчиво дать мне понять, что случайно подслушал мой разговор с Мэтью. Извини. Просто пыталась объяснить, что если бы так легко можно было найти кого- то другого, чтобы доделать работу, то у меня вообще не было бы работы. Понимаю прекрасно. Лучше найдем другого клиента. Или себя клонируем. Или вообще найдем кого- то другого, чтобы делал всю работу за нас, а главной оставим уборщицу? Я засмеялась. Это была старая бородатая и несмешная офисная шутка о том, что у нас не было уборщицы. Наш офис выглядел эффектно, и на окнах всегда стояли свежие цветочные композиции, но там, куда не дотягивался зоркий взор клиентов, было на самом деле довольно грязно. Прежде чем я успела ответить, на экране высветилось новое сообщение: Тебе не скучно? Скучно, — ответила я.
Давай играть в слова. Слишком устала. В голове только стандартные фразы офисных креветок. А в карты на раздевание? Минуту я разглядывала это сообщение на мониторе. Он что, флиртует со мной? Я бросила на него взгляд, но он увлеченно смотрел на экран. Мне был виден только его профиль, и Дэн улыбался. Никаких карт, — набрала я нетвердой рукой. Потом, чтобы смягчить отказ, я легкомысленно добавила:
— Поиграем в (пустую) бутылочку? Бутылка есть, сейчас организуем, — пришел мгновенный ответ. На секунду я задумалась, потом написала: Покрутила виртуальную бутылочку. Горлышко смотрит на окно. Вот так- то.
Я тоже, — пришел ответ. — Вот так- то. 39 С верхурочная работа С верхурочная работа С верхурочная работа Анжелина Джексон Анжелина Джексон Вначале я не поняла. Только смотрела в недоумении на экран. Что это значит? «Я тоже» что? Потом я услышала скрип кресла и странный шум. Я повернула шею, чтобы снова посмотреть на Дэна, но не увидела его. Наверно, ушел в туалет. Скорее всего. Почувствовала я его раньше, чем услышала. Что-то теплое на ноге. Я закричала и подпрыгнула, испугавшись, что это мышь. Потом услышала смешок, и мягкий голос произнес «вот так-то », хотя я не совсем могла понять, откуда он доносится. Я задержала дыхание, на мгновение испугавшись и смутившись. Потом снова почувствовала что-то на ноге, в этот раз более решительное прикосновение, и совершенно точно — не мышь. Несомненно, я чувствовала, как теплые руки снова и снова гладят мои щиколотки и выше. Я промолчала, потом опять — легкое прикосновение к икрам, а потом — под юбкой, остановившись передохнуть на бедрах. Я не смела пошевелиться.
— Перезвони ему, — произнес голос.
— Перезвонить кому? — спросила я.
— Своему парню. Мэтью, правильно? Перезвони ему. Помиритесь. — И что ему сказать? — прозвучал мой вопрос.
— Скажи, что будешь дома через час.
— А что, буду?
— Ну а мне откуда знать? — спросил голос, и из-под моего стола послышался смех. Я в тот момент могла сделать много чего. Могла прийти в ярость. Могла закричать и позвать охрану (в отличие от уборщицы, охрана у нас была). Могла бы испугаться или расхохотаться, да что угодно. Но я сняла трубку и по непонятным мне самой причинам позвонила Мэтью. Я уже извинялась перед ним, когда это снова началось. Мягкие, словно ночной воздух, кончики пальцев двигались вверх по моим бедрам, под юбкой в светлую полоску. Я едва не замерла, но я была в середине разговора и просто продолжала разговаривать.
По телефону над столом честная и любящая, и дрожащая, как осенний лист, под столом, где невидимые, но опытные руки продолжали меня ощупывать более уверенно. Мэтью рад был забыть нашу ссору и стал рассказывать, как он провел день, — всякие мелочи, которыми мы обычно делились за ужином или сидя на диване, когда я позволила Дэну, Дэну который был не на своем рабочем месте, а определенно на моем, раздвинуть мои ноги и провести языком — о господи, языком! — по внутренней стороне бедра. Я покраснела как рак, когда почувствовала, что его язык добрался до резинок на чулках (я знаю — ну кто в здравом уме надевает чулки на работу?). Его руки раздвинули мои ноги еще шире, и я сползала под стол ниже, в то же время умудряясь вставлять все необходимые для нормальной беседы междометия. А потом его пальцы погладили такую чувствительную к щекотке часть бедра, что я вскрикнула в трубку и попыталась выдать этот звук перед Мэтью (какой позор!) за зевок, в то время как Дэн запустил пальцы мне в трусы ровно настолько, чтобы взять их и стянуть немного, а свой язык внезапно прижать к моему разгоряченному естеству.
Ну да, все, я спешу, и да, ох, Мэтью, если ты все-таки хочешь меня увидеть в скором времени дома, то да, мне действительно нужно поторопиться. У меня еще довольно много дел, до свидания, любимый, и, боже, между моих бедер — горячий рот, и в меня входят пальцы, входят и выходят, и это невероятно. А потом пальцы медленно и нежно выходят, горячий рот тоже отодвигается, а из-под моего стола выбирается высокий мужчина и спрашивает:
— Сара, Сара, а с чего это вдруг надевать на работу чулки? Ну а что мне ответить? Мне много чего хочется сказать, естественно, но на ум не приходит ничего, кроме «Ты чего остановился — а ну заканчивай, что начал», и, несомненно, эту фразу можно прочитать у меня на лице. Дэн улыбается мне, у него лицо мокрое, пахнет мной, и все это дико возбуждает.
— Для Мэтью, — говорю я слабо.
— Я ношу чулки для Мэтью. Они ему нравятся. Так я пытаюсь отговориться. У Дэна слегка разочарованный вид.
— Правда? — спрашивает он с надеждой, и я уже начинаю отвечать.
— Конечно… Но, к сожалению, я неловко закашливаюсь и краснею, тоже очень неловко, так что даже какому-нибудь постороннему с улицы стало бы ясно, что я говорю неправду. Дэн нагибается ко мне и коротко и целомудренно целует в губы, и это так мило, а еще я чувствую на нем собственный вкус, и, прежде чем понимаю, что делаю, я признаюсь.
— Мне так нравится, — выпаливаю я скороговоркой.
— Мне нравится носить такие штучки и думать о неприличных… вещах, и так я убиваю время. Когда работаю.
— Что за вещи? — спрашивает Дэн, и вот я произношу это.
— Ты.
— Ну вот и сделано. Я сказала. Теперь он будет знать, что нравится мне, как стыдно, и как же Мэтью? Вот слегка поздно волноваться, ведь этот мужчина уже засовывал в меня язык, и мне бы действительно хотелось, чтобы он сделал это снова. Но естественно, он ведь мужчина, ему подавай подробности. Говорит, что хочет себе это представить. О чем я думаю? Что именно у меня на уме, когда рано утром, прежде чем надеть костюм и сделать макияж, я надеваю чулки? Конечно, не Мэтью, не так ли? Конечно, не он. Это темная, более первобытная часть меня хочет, чтобы ее заставили делать восхитительные вещи, о которых я и не мечтаю, чтобы они произошли в действительности.
— Например?
— Ну не знаю.
— Знаешь. Расскажи мне.
— Ну. Поцелуи.
— И еще?
— Поцелуи… Прикосновения. Находиться в офисе голой, странно звучит, прикасаться к тебе… целовать тебя… знаешь, там… (я неловко указываю вниз) и делать это на столе… ну, обычные офисные фантазии, — говорю я, стараясь звучать непринужденно, а у Дэна улыбка до ушей. — Ты мечтаешь о фелляции, — говорит он восторженно, и я отчаянно краснею и внезапно для самой себя киваю, и хотя с Мэтью я таким очень редко занимаюсь, теперь мне действительно хочется увидеть то, что у Дэна в брюках. Я уже так давно не видела в этой э-э- э… области ничего нового, и мне хочется взять в рот и почувствовать, как это.
— Раздевайся, — говорит он. Больше не улыбается, но все еще выглядит дружелюбно. По-доброму. Он неряшлив, но у него замечательное лицо, поэтому ему многое можно простить.
— Раздевайся, — говорит он снова, в этот раз громче, и я медлю на секунду, но потом думаю, а ну все к чертям собачьим, смотрю на него и снимаю пиджак. В офисе довольно холодно из-за дурацкого кондиционера. И я немного поеживаюсь, но он смотрит на меня, и я тянусь назад, чтобы расстегнуть юбку, глубоко вдыхаю и стаскиваю ее с бедер. У меня узкие бедра, Мэтью называет их мальчишескими, и юбка с легкостью падает на пол, а я делаю шаг из нее и небрежно откидываю в сторону. — Хорошо, — говорит Дэн, довольно кивая.
— Еще. Я не снимаю туфли, так как очень честолюбива и хочу, чтобы мои ноги выглядели длиннее, поэтому просто избавляюсь от трусиков, которые уже промокли, тяну их вниз, после чего нагибаюсь в, как мне хочется верить, соблазнительной манере и снимаю их через туфли, оставаясь в чулках и рубашке. Полураздетая, чувствую себя девочкой-подростком, и все происходящее кажется сном. Очень странно находиться на работе полуголой и такой возбужденной. Странно, но не неправильно. Теперь я стою спиной к окну, а Дэн в задумчивости сидит на столе передо мной, наблюдая, и внезапно я понимаю, что, прямо как в моих фантазиях, меня прекрасно видно из окна. Ладно, у нас нет уборщицы, но, возможно, в других офисах они есть, и они могут заглянуть, но на самом деле уже около девяти вечера, так что здесь только Дэн и я, и шум кондиционера в этом очень светлом, блестящем и крайне серьезном офисном помещении. Дэн встает и на мгновение смотрит через мое плечо, а потом начинает расстегивать на мне рубашку. Вначале мне каза49 С верхурочная работа С верхурочная работа С верхурочная работа Анжелина Джексон Анжелина Джексон лось — он спокоен, но я понимаю, что его руки дрожат, он тяжело дышит, и это удивительно трогательно. Он так мило выглядит в своих очках, сосредоточен, словно школьник, но его выпуклость на рабочих джинсах подразумевает совсем не школьника. Он стягивает с плеч бретельки моего бюстгальтера, а потом заводит палец в чашечку, под грудь, но не совсем оголяет ее. У меня небольшие груди, но стоящие торчком, и, украдкой глянув вниз, должна заметить, что так они выглядят довольно неплохо. То же самое он делает со второй грудью, а потом отходит, чтобы полюбоваться творением своих рук.
— А ты хорошенькая, — говорит он льстиво.
— Стань на колени, пожалуйста. И прежде чем я нахожусь что ответить, он снова передо мной, с силой прижимает меня за плечи к полу, так что через несколько мгновений я уже стою на коленях на жестком ковре, а мое лицо упирается в его промежность. Мой парень, Мэтью, невероятно чуткий любовник. Он ждет своей очереди и всегда удовлетворяет меня до того, как мы занимаемся любовью «по-настоящему ». Он не тычется мне в лицо, поэтому испытываю настоящее запретное удовольствие, когда борюсь с молнией на штанах Дэна, вытягиваю его белье, где обнаруживаю удивительно большой и толстый объект моего вожделения. Ко мне снова возвращаются мысли об уборщиках и свете в других офисах, но я гоню их из головы, когда начинаю вылизывать и целовать. Протянув одну руку вверх, я чувствую накачанные мышцы, и по моим бедрам прокатывается судорога удовольствия. Меня радуют его стоны, а он сильнее выгибает спину, чтобы глубже войти в мой рот. Он так набух, что теперь полностью заполняет меня и довольно небрежно упирается мне в горло, так что приходится дышать осторожно, чтобы не задохнуться, и я немного раскачиваюсь, охватывая губами столько его плоти, сколько получается. Поднимаю на него глаза, но он крепко зажмурился, его губы выгнулись в форме буквы «О». Но потом он открывает глаза, и мы не отрываем взгляда друг от друга, пока я продолжаю вылизывать его, одной рукой упираясь в его зад, весьма приятный на ощупь. Дэн начинает стонать громче, и на пару секунд двигаться сильнее, но потом он резко останавливается, глубоко выдыхая. Не знаю, почему он остановился. Но мне хочется продолжать. Поднимаюсь на ноги и буквально бросаю его на стол, стягивая его джинсы на пол, и уже начинаю его седлать, когда звонит мой мобильный, и меня охватывает паника. И я благодарна Дэну за то, что тот и бровью не ведет, веля мне ответить. Знаю, что пообещала Мэтью быть дома к этому времени, но мне все равно, и я уже выдумываю отговорку, снимая трубку, а Дэн приподнимается и осторожно захватывает мой сосок зубами. Только голос принадлежит не Мэтью. Я не знаю, кто это, но то, что он говорит, заставляет мурашки побежать по моей коже, а сердце — бешено колотиться. Почувствовав напряжение, Дэн вопросительно смотрит на меня, а потом переключает телефон в режим громкой связи.
— Я вижу вас, — говорит мужчина.
— Надеюсь, вы не против, что я подглядываю. Это все-таки поинтереснее, чем сидеть над электронными таблицами. У него приятный голос с мягким шотландским акцентом, и мне не страшно, хотя и понимаю, что за такие штучки на рабочем месте нас могут уволить. И на секунду я все-таки паникую, представив свой позор: знает вся семья и друзья, карьера погублена — одна из тех городских баек, которые гуляют по Интернету. Но это наваждение исчезает. Дэн нежно улыбается мне, хоть и сам явно немного нервничает.
— Я хочу поговорить с твоим парнем, — говорит голос, и я чувствую немного вины, хотя приятной, когда киваю Дэну, разрешая говорить.
— Просто доведите дело до конца для меня, — говорит он.
— Кончите, как я скажу, и я оставлю вас в покое. Не знаю, откуда этот человек узнал номер, и мне интересно, действительно ли он нас видит. И стоит мне только подумать об этом, как он говорит:
— Скажи ей, что так, как она стоит, мне все видно, — и восхищенно мычит, когда я, осмелев, выпячиваю задницу и раздвигаю ноги, чтобы он мог все по-настоящему хорошо рассмотреть. Дэн смотрит на меня.
— Тебе решать, — шепчет он, и при этом выглядит таким обеспокоенным за меня, что мне хочется его поцеловать. Но я не волнуюсь. Вдруг возникает желание доставить удовольствие нашему гостю, так что я снова нагибаюсь и уверенно говорю в трубку:
— Скажи нам, что сделать. На секунду повисает тишина, потом звонящий прочищает горло.
— Согни ее, нагни полностью, — требует он, — прямо на столе. Не говоря ни слова, Дэн отодвигается в сторону, чтобы не заслонять окно. А потом наклоняет меня, так что соски упираются в крышку стола, а бедра и ягодицы торчат кверху. Несмотря на грубый ковер, мои чулки все еще целы, но трусы на полу, так что я на виду как для Дэна, так и для нашего гостя.
— Покажи ее мне, — говорит голос, теперь слегка хриплый и немного неуверенный. Дэн покорно становится на колени и кладет руки на мои ягодицы, раздвигая их, и меня крайне возбуждает мысль о том, что неизвестный видит все те мои укромные места, которые никогда не видела даже я сама.
— Прикоснись к ней, — приказывает он, и Дэн продвигает руку между моих бедер, нежно гладя, а потом уверенно и смело засовывая пальцы в меня. Без подсказки он начинает двигаться внутри взад и вперед, слегка постанывая, и мужчина на том конце провода тоже задерживает дыхание от такого зрелища. У меня голова кружится из-за неудобной позы, и я чувствую себя грязной, но в то же время я в восторге от того, что оба мужчины смотрят на меня, желают то, что есть у меня, но ничего поделать с этим не могут.
— Разверни ее, — выдыхает наш «собеседник.
— Хочу видеть, как ты входишь и выходишь из ее тела. Он еще не договорил, а Дэн уже быстро и грубо разворачивает меня и поворачивает лицом к окну, а сам садится на крышку стола. Мы неловко возимся около минуты, пока Дэн пытается усадить меня так, как бы понравилось нашему таинственному оппоненту. Нас почему-то раскрепостило разрешение выставлять все напоказ, делать из меня сексуальный объект. Дэн усаживает меня на себя и широко раздвигает мои ноги, потом еще шире, потом замирает у самого влажного входа. Одно движение — и он во мне, начинает двигать меня вверх и вниз на коленях, будто я — кукла.
— Да что ж ты делаешь! — говорит мужчина с шотландским акцентом с удивленным смешком.
— Неужели не хочешь сделать так, чтобы ей тоже понравилось? А ну, — он примолк на минуту, — хочу, чтобы она поиграла сама с собой. Давай, заканчивай, — приказывает он. — Хочу увидеть, как она заставит себя кончить. Стоит только ему произнести это, как я прикасаюсь к клитору, улыбаясь от восторга, а Дэн снова начинает двигать меня, немного отгибаясь назад, втягивая упругие мышцы живота, чтобы видеть, как он входит и выходит из меня, пока я раздвигаю ноги так широко, как только могу, задавшись целью помочь звонящему насладиться представлением.
Без надобности вылизываю пальцы и чувствую пульс наслаждения, когда прикасаюсь к себе. Сначала тру там очень нежно, деликатно подразнивая, но знаю, что надолго меня не хватит, и прижимаюсь к Дэну. А он бешено толкается подо мной, и вот уже и я набираю скорость, ощущая удовольствие, поднимающееся к бедрам, слышу свой стон. Дэн одной рукой сильно щиплет сосок, и внезапно все это становится слишком для меня, и я кричу. Большую комнату заполняет длинный удивленный вопль, в то время как Дэн двигает меня вначале быстро, затем медленно, пока он почти не останавливается, и я кончаю, кончаю сильно, а Дэн, все еще внутри, нежно раскачивается, вновь и вновь целуя меня. Слышно только дыхание, и внезапно я вспоминаю о нашем «госте», когда слышу дружелюбное «Спокойной ночи», после чего следует щелчок и короткие гудки. Кажется, и нечего особенно рассказывать…
|
