Сергей Пономаренко - «Кассандра»

Предисловие

Сергей Пономаренко — автор читаемый и любимый. Он сумел ощутить тонкую грань читательских интересов и пишет о том, что интересно современнику. Однозначно определить жанр его книг тяжело. Пожалуй, это огненная смесь крепкого современного детектива, пряной мистики, жгучего триллера, с легким добавлением кисло-сладкой любовной ноты. Одним словом, настоящий мужской коктейль (который, впрочем, очень любят и милые дамы).
Конечно, нам не раскрыть всех тонкостей авторской кухни. Знаем только одно — произведения Сергея Пономаренко заслужили наивысшую литературную награду — читательское признание. Его роман «Лик Девы» вошел в десятку лучших книг 2007 года по версии журнала «Корреспондент». Возможно, секрет успеха автора кроется в том, что в каждую книгу он вкладывает частичку своей души. Наверно, без этого по-настоящему хорошую книгу написать и нельзя. Не зря же говорят, что шедевры пишутся кровью их авторов.
Вот и один из героев романа «Кассандра», художник, создавал картины из своих помыслов, идей и... капель чужой крови, ему казалось, что это наделяло живопись магической силой. Ничем хорошим заигрывание с мистическими силами, как известно, не заканчивается. Но обо всем по порядку.
Главный герой, Леонид, торгует произведениями искусства. Нет, он не ценитель живописи или скульптуры — просто делец, который вовремя понял, что на шедевры настоящих мастеров цены никогда не падают. Вдова неизвестного художника предлагает ему реализовать картины мужа. Они несомненно интересны: прекрасная техника, великолепное чувство цвета, но сюжеты... Оказывается, художник был последователем тайного индийского учения — агхори — и на своих полотнах изобразил его магические ритуалы, призванные привести человека к просветлению. Леонид соглашается на сделку и не подозревает, к каким последствиям она приведет.
Это увлекательная книга во многом строится на любимом автором приеме — действие разворачивается в двух временных пластах — 10—40-х годах ХХ века и современности. Действительно, забыв свою историю, человек продолжает вновь и вновь наступать на одни и те же грабли, или, как сказали бы индийцы, вечно вращается в колесе сансары в ожидании просветления.
Увлечение всевозможной эзотерикой сегодня очень популярно. Слова «гуру», «сансара», «нирвана» заставляют быстрее биться сердца наших соотечественников, ищущих тайные знания. Этот интерес появился не сегодня, всевозможные оккультные кружки и общества процветали в Российской империи еще в конце ХIХ века — начале ХХ. Гадалки, предсказатели, оракулы — пожалуй, были и будут востребованы всегда. Конечно же, человек всегда стремился заглянуть за грань неведомого, узнать, что ждет его в будущем. Только надо ли людям знать это? Как жить, если ты уже увидел собственную смерть?
Книга пытается дать ответ на вечный вопрос — что сильнее: воля человека или судьба. За увлекательными поворотами сюжета скрыты серьезные философские рассуждения. Но автор никому не навязывает своего мнения, каждый может сделать свои выводы или не делать их вовсе. Ведь прежде всего — это захватывающий детектив, а уже потом философия.
Приятного вам чтения!

Когда бываем мы наедине —
Тот, мертвый, третий — вечно между нами,
Твоими на меня глядит очами
И думает тобою — обо мне.
З. Гиппиус, «Ты любишь?»

Пролог. Лето 1911 года

— Господа! Вы только послушайте рассуждения гласного городской думы!
«Дамские шляпки приносят мужчинам страдания, сопряженные иногда с опасностью для жизни. Были случаи, шпильками выкалывались глаза и уродовались мужские физиономии. Случился скандал, когда дама в модной шляпке повредила глаз одному студенту, который под воздействием боли вышвырнул преступницу из трамвая. Словом, многими несчастиями чревата эта пикантная женская мода телесных и головных уборов ради пустого переменчивого наслаждения, а вернее, для увлечения мужчин», — то и дело захлебываясь смехом и шепелявя, прочитал из брошюры Степан, невысокий курносый шатен плотного сложения, в студенческой тужурке с расстегнутыми двумя верхними пуговицами. Крайне бледная кожа, реагирующая на обилие солнечных лучей множеством веснушек, делала лицо весьма забавным, однако барышни, отмечая его талант выдавать массу каламбуров и шуток, признавали его внешность далеко не блестящей.
— Очередной опус господина Ясногурского? Читал-с. Вот такие комедианты смешат народ в городской думе вместо того, чтобы заниматься делами серьезными и полезными, — сдержанно отреагировал Петр, юноша, одетый в темный смокинг, подчеркивающий его легкую стройную фигуру, с выразительными голубыми глазами, которые ярко выделялись на уже успевшем загореть лице. Его длинные черные волосы были набриолинены и зачесаны назад, открывая высокий лоб. Он происходил из состоятельной дворянской семьи, обеспечивающей ему приличное содержание, что позволяло снимать отдельную квартиру с прислугой на Прорезной и иметь в собственности циклонетт , привезенный из Германии, — предмет зависти студентов среднего достатка. Он производил неотразимое впечатление на барышень, но при этом держался гордо, независимо, что многие считали высокомерием. На самом деле Петр был крайне щепетилен в выборе знакомых, заявляя, что главным для него является именно личность, уровень знаний и воспитание. Но многие поражались тому, что его ближайшими друзьями в университете стали вечный балагур Степан, которого никто всерьез не воспринимал, и сын дворника Кузьма, весьма эрудированный, высокоинтеллектуальный юноша, слегка помешанный на мистике и исторической науке.
— А какая тема может быть прекраснее и интереснее для мужчин, чем обсуждение слабостей прекрасного пола?! — решил подразнить приятеля Степан. — В наше время барышни весьма подвержены влиянию заграничной моды на эмансипацию. На Крещатике все портные — с немецкими и французскими фамилиями, а по физиономиям нетрудно определить, что это Кацы и Штейны.
— Какая разница, кто они — французы или евреи, если шьют качественные, модные вещи?! — чуть раздраженно вступил в спор Кузьма, юноша в студенческой тужурке, высокого роста, худощавый, астенического сложения.
Несмотря на молодость, он уже успел обзавестись залысинами в окружении редких волос; его черные запавшие глаза в ореоле вечных синяков от недосыпания были всегда полны мысли; на худощавом, вытянутом лице выделялся большой нос с горбинкой. На курсе над Кузьмой потешались, а за глаза как только ни называли: «лысая каланча», «дворник», «циркуль»; смеялись, что для его появления на свет отец не приложил ни малейших усилий, а постарался явно один из жильцов доходного дома, где тот работал. И в самом деле, долговязый, как бы тянувшийся вверх Кузьма совсем не походил на отца — низенького, круглолицего, фигурой смахивающего на колобка. Кузьма на это не обращал внимания. Он отличался глубоким знанием предметов и мог с отличием завершить учебу. Но с тех пор, как с ним подружился Петр, насмешки поутихли — боялись вспыльчивого характера Петра, который проявился не сразу. Однажды Петр, услышав шутку с бородой по поводу родителей Кузьмы, молча отправил шутника одним ударом в глубокий нокаут. Вспыхнул скандал, Петру грозило отчисление, а тот вел себя по-прежнему независимо и наотрез отказался просить прощения. Приехал отец Петра и замял скандал, но виновник держался до конца, так и не признав совершенного проступком.
Приятели неспешно прогуливались по Владимирской горке. Оставив за спиной каменный постамент великого князя с темным крестом, усеянным электрическими лампочками, они направились на звуки военного духового оркестра, разместившегося в ажурной чугунной беседке, из которой открывался чудесный вид на могучую реку, еще не вошедшую в берега после весеннего разлива. Субботний вечер только начинался, но на тенистых парковых аллеях уже становилось многолюдно, сюда стягивался люд, не желавший платить за вход и развлечения в «Шато де Флер». Непривычно стойкая жара на протяжении последних десяти дней, без дождей, заставляла искать спасения в тени деревьев многочисленных парков, которыми был издавна славен древний город.
Попавшим на эту гору-парк становилось необычно покойно: спадало дневное напряжение, дурные мысли улетучивались, на смену приходила легкость, ностальгические мысли о бренности человеческого существования: короток человеческий век, пройдет совсем немного времени, и здесь будут гулять их потомки, любуясь каштанами, кленами, липами, которые за это время станут лишь выше.
А какой здесь воздух, напоенный ароматами, характерными для каждого времени года! Даже зимой тут дышится не так, как внизу, снег не такой, как в городе, не спешит растаять, дотягивая чуть ли не до мая. И сразу за ним — буйство зелени, словно взмахнули волшебной палочкой — и в один миг деревья надели праздничные зеленые наряды. А золото осени магически притягивает взгляд и что-то загадочно-интимно нашептывает прохожему, шурша опавшими листьями.
Вот в этом чудесном парке приятели и спрятались от пыльной раскаленной мостовой, цокота копыт, покрикиваний извозчиков, вони конских испражнений, трелей электрических трамваев, свистков строгих кондукторов, пронзительных сигналов клаксонов самоходных экипажей и неумолкающего прибоя человеческих голосов, в котором чего только не различишь.
— Господа студенты! Купите газету — последние новости: убийца рабочих Червоненкис сам пришел в полицейский участок! — выкрикнул лохматый мальчишка, продавец газет, завладев вниманием студентов. — Его будет защищать знаменитый адвокат Богров!
— Столько убитых и покалеченных под обвалом сооружаемого высотного шестиэтажного дома, а ему наверняка сойдет это с рук благодаря ловкости адвоката, знающего, с кем сыграть партию в винт ! В крайнем случае виновным сделают десятника! — нервно сказал Кузьма, а Петр сунул мелочь мальчишке и, получив газету, протянул ее Степану:
— Это поинтереснее нелепых высказываний гласного городской думы.
— Строительный бум для кого-то оборачивается горем, — веско произнес Кузьма. — Сейчас строиться — значит разбогатеть. Возведенные дома сразу закладываются в банк или кредитное общество, а на полученный кредит возводится новый дом, который хорошо продается, даже без завершения внутренних работ. Результатом погони за рублем стало сооружение наскоро многоэтажек, не исключено, что некоторые из них со временем обрушатся. А виновного тогда и подавно не сыщут!
— Посмотрите на этих дам — поистине начавшийся двадцатый век — время эмансипированных женщин, которые ничего не боятся, — вновь засмеялся Степан и указал на трех барышень, прогуливавшихся в сопровождении офицера в парадном мундире.
На дамах были полупрозрачные шаровары разных цветов, открывающие взору их прелести, и воздушные накидки. Они шли, громко смеясь и разговаривая, не обращая внимания на то, какое впечатление производят своим видом. За ними, на расстоянии пяти-шести шагов, двигалась все увеличивающаяся группа людей, громко выкрикивавших язвительные насмешки в сторону барышень. Офицер, красный как рак, деланно улыбался, его правая рука то и дело сползала к сабле, но спутницы, видимо, его успокаивали.
— На Крещатике возмущенная толпа загнала двух дам в подобном одеянии в магазин, и только наряд полицейских смог их оттуда вызволить, — добавил Степан, поедая глазами зрелище, готовое в любой момент обернуться скандалом.
— Вы господин Марченко? — обратился к Петру улыбающийся румяный детина в красной фуражке с бляхой «Посыльный». — Извольте получить пакет и расписаться.
То, что он назвал пакетом, на самом деле было крошечным конвертиком. Степан шумно втянул носом воздух — запах стойкого, явно французского парфюма информировал, что послание от женщины.
— Как ты меня нашел? — удивился Петр, беря и небрежно распечатывая конверт. Достал маленький, сложенный пополам листочек мелованной бумаги, глянул мельком.
— Мне сообщили, что вы будете здесь или в «Варшавском кафе» на Лютеранской, за шахматами. Приказали дождаться ответа.
Петр прямо на листке написал несколько строк, спрятал его в конверт и отдал посыльному.
— Держи на чай! — Петр протянул ему мелочь, которую высыпал не глядя из портмоне.
Посыльный с поклоном и довольным видом удалился.
— Похоже, наша встреча прерывается? — с улыбкой спросил Кузьма.
— Нет, ведь сегодня памятная для нас дата, — покачал головой Петр. — Ровно год прошел.
— Вспомнил? — обрадовался Кузьма. — А то после занятий ты приоделся, словно собрался на бал.
— Была договоренность о встрече в Купеческом клубе, но потом я вспомнил о юбилее и все отменил.
— Понятно: партию в винт отменил, фараон  проигнорировал, а вот письмецо… — Степан лукаво подмигнул.
— Дружба — это святое, и никакая женщина не сможет нарушить наши планы на сегодняшний вечер, — серьезно произнес Петр. — Я ей сообщил, что занят, и просил перенести встречу на последующие дни.
— Ведь это юная баронесса? Похвали меня за мою прозорливость. Однако ей отказать… Такие дамочки не прощают кавалерам подобных проступков. — Степан страдальчески закатил глаза.
— Степан, откуда у тебя такие познания? Неужели и ты был кавалером титулованной особы? — захохотал Кузьма, но Петр остановил его взглядом.
— Сегодня ровно год, как мы создали свое братство, стали побратимами, — торжественно произнес Петр. — Поклялись не оставлять друг друга в беде, идти рядом по жизни и передать эти принципы нашим детям, внукам. По этому случаю приглашаю посетить вместе со мной «Конкордию». Я как член клуба представлю вас некоторым особам, знакомство с которыми вам будет полезно в дальнейшем — ведь через два года мы покинем стены университета.
— Может, отметим событие в более простой обстановке? — предложил Кузьма. — На Трухановом острове или в Предмостной слободке, там есть такие чудесные места!
— Тем более что мы не сможем чувствовать себя в клубе свободно, когда в кармане ветер свистит, — поддержал Степан.
— Вам пора заявить о себе в обществе, к сожалению, лучше всего это сделать в картежном клубе, — рассмеялся Петр. — Варшава танцует, Краков молится, Львов любит, Вильна охотится, а старый Киев играет в карты. Деньги на игру я дам, но не увлекайтесь.
— Знаете, символично, что мы создали братство именно в этом месте, — с жаром произнес Кузьма. — Если наш город разделить на зоны по знакам зодиака, то, согласно расчетам, Владимирская горка находится под тринадцатым знаком зодиака, именуемым Змееносцем.
— Увлечение астрологией тебя до добра не доведет, — бросил Степан. — Всюду ищешь знаки.
— Всегда считал, что знаков зодиака двенадцать, так и в книжках написано, — заметил Петр.
— Об этом тринадцатом знаке знали еще древние, а Луна проходит его в период с 17 по 27 ноября. По древнегреческой легенде, Зевс поразил молнией Фаэтона, сына бога солнца Гелиоса, за то, что тот взял без спроса колесницу отца и, падая, устроил страшный пожар, который длился десять дней и испепелил все вокруг. Отсюда эти десять дней в ноябре получили название «Сожженный путь». Напомнить, кто когда родился?
— Да, мой день рождения приходится на эти дни, но я Стрелец, — вновь не согласился Петр.
— Я также имел честь появиться на свет Божий в этот период, но я Скорпион, — улыбнулся Степан.
— Так же, как и я, но все мы родились под созвездием Змееносца и стали побратимами в этом месте, под этим же знаком. Зодиак — это колесо сансары, круг воплощений, через которые проходит человек, извлекая жизненный опыт. В этом колесе можно вращаться до бесконечности... Тринадцатый знак, Змееносец, разрывает этот круг, через него возможен выход из колеса, сожжение кармы.
— Звучит более привлекательно, чем котлы с кипящей смолой в аду, — согласился Степан. — Зачем выходить из колеса воплощений? Как по мне, я не против вращаться в нем вечно.
— Ты не понял: сжечь карму — значит… — загорелся Кузьма.
— Оставим эти разговоры, сейчас неподходящий момент. Идемте к выходу, — твердо сказал Петр. — Циклонетт, как вы заметили, я оставил — прокатимся до клуба на извозчике.

1

— У него было много пейзажей, и натюрморты он рисовал… но только ради заработка. Если желаете, я могу показать вам их на цифровом фотоаппарате, — Эльвира приподнялась в кресле и потянулась к лежащему на столе фотоаппарату. Ее тело, затянутое в полупрозрачный шифон, соблазнительно изогнулось.
«У нее фигурка что надо, — отметил про себя Леонид, невольно залюбовавшись гибким телом молодой женщины. — Ей годков тридцать два — тридцать три, а уже вдова. Сколько же лет было старому пердуну, чью мазню она пытается мне толкнуть?»
— Спасибо, но фото меня не интересуют, только сами картины, которые есть в наличии. К сожалению, то, что я вижу здесь, весьма затруднительно продать.
— Вы посмотрите, какие цвета и какая оригинальная манера исполнения! Но и это не главное: его картины напоены внутренней силой и помогают перебороть болезни! Знаете, был случай… — Она наклонилась вперед, и из ее открытой блузки чуть не вывалились два прекрасных смуглых «яблока», которые были явно не в ладах с бюстгальтером.
— Тогда их надо предлагать не мне, а врачевателям, — пусть используют их магическую силу вместо лекарств. — Леонид отвел глаза от соблазнительного зрелища — не то чтобы он был стеснительным, просто не любил отвлекаться на работе.
— Магическую силу! — Эльвира оживилась, и ее глаза заискрились зеленью лета, обрамленной рыжей копной волос. Ее лицо, немного продолговатое, с кожей оливкового оттенка — цвета сходящего морского загара, напомнило ему чем-то мордочку лисицы — хитрая внешне, наивная внутри. — Да, именно магическую силу. Вы ее тоже почувствуете. Бака был незаурядной личностью, много путешествовал по миру, жил долгое время в Индии, набрался там всяких штучек…
— Пожалуй, вы мне подсказали одну идею, и я возьму все картины, — вновь прервал ее Леонид. Идея только формировалась, а он уже почувствовал выброс адреналина в кровь, как обычно бывало перед удачной сделкой.
— Прекрасно! — захлопала в ладоши Эльвира, и ее груди аппетитно запрыгали в такт хлопкам. — А то я немного поиздержалась. Эти похороны… Так ужасно было, и такие расходы! Кругом негодяи, которые требуют денег, денег и еще раз денег!
— Вы прекрасно выглядите, и такой чудный цвет лица! — перешел к комплиментам Леонид. Ее неприкрытое желание получить деньги ему не понравилось.
— Вы мне льстите, — зарделась от удовольствия женщина и посмотрелась в большое зеркало, напротив которого сидела. — После похорон, чтобы уйти от депрессии, я на недельку съездила на море, но погоды почти не было.
«Вдова, похоже, веселенькая и весьма аппетитная штучка. Но вначале работа, тем более что на этом, похоже, можно будет неплохо заработать».
— Эльвира, давайте поговорим начистоту. — Леонид поймал ее взгляд и жестко произнес, глядя прямо в глаза: — Я не умаляю достоинств вашего покойного мужа. Техника исполнения работ хорошая, но будем смотреть правде в глаза. Сюжеты картин больше годятся для выставки в музее, мало кто решится повесить их у себя дома. А главное, имя вашего мужа практически никому не знакомо, и в результате он как художник имеет почти нулевой рейтинг.
— Он не был членом Союза художников, но это ничего значит, — вскинулась вдова. Похоже, слова Леонида ее задели.
— Согласен, полностью с вами согласен, но дорогие картины покупают из-за имени художника, и не важно, член он или не член союза. А сделать себе имя сложно: надо быть гениальным либо неимоверно везучим. Многие предпочитают заявить о себе, устраивая скандалы, но скандалистов полно, а пиар в СМИ стоит дорого. Чтобы на твои работы обратили внимание, надо иметь возможность все время быть на виду…
— Он избегал тусовок, был весьма замкнут, — вздохнула женщина.
— …Либо быть мертвым. Как ни странно, мертвого проще сделать знаменитым, чем живого, — закончил мысль Леонид.
— Хоть под этот пункт он подходит, — вновь вздохнула женщина. — Тем более с его фамилией…
— Вижу, что вы меня начинаете понимать. Поэтому я возьму все его работы, но пока без оплаты, а сумму мы с вами оговорим, и вы ее получите, когда у меня начнутся продажи. Оставлю вам расписку.
— Но гарантии… — заколебалась женщина. — Может, на пробу возьмете одну или две картины?
— Гарантии будут, — успокоил ее Леонид. — А картины мне нужны все — я не стану подробно описывать свою технологию, но мне предстоят расходы на рекламу этих картин, и весьма приличные.
Идея, которая возникла у Леонида, была не нова: тиснуть ряд статей о непризнанном, уже почившем гении, художнике Смертолюбове, в газеты и специализированные журналы, параллельно выставить на сайте «Аукцион» несколько его картин по ценам полотен именитых мастеров, их спустя какое-то время самому скупить через подставных лиц и тем самым привлечь к ним внимание коллекционеров живописи. На эту тонкую кропотливую работу могли уйти многие месяцы, а то и годы… Конечный результат полностью зависел от того, насколько все будет профессионально сделано, и в случае успеха манил денежным дождем в сотни раз большим, чем затраченные суммы. Вот тогда будет важно, чтобы все работы художника оказались в его руках. В дальнейшем можно нанять неизвестных художников, чтобы они, копируя манеру покойного Смертолюбова, написали несколько новых картин — «чудесным образом обнаруженных». При этом риск разоблачить подделку будет минимальным.
— Я так рассчитывала на эти деньги, чтобы поставить Баке памятник на могиле! — Молодая женщина сокрушенно покачала головой. — Хотя бы аванс…
— Аванс возможен, но через месяц — мне надо будет провести ряд консультаций с экспертами, а в зависимости от этого я приму окончательное решение. Не исключено, что мне придется отказаться от своей идеи и вернуть картины. А эти сюжеты… — Леонид скорбно нахмурил брови: мол, я и так иду на риск, несу затраты, а ты тут еще пытаешься сразу выдавить деньги.
— Хорошо, я согласна, — Эльвира решительно махнула рукой — она не любила долгих деловых бесед.
За прошедший после похорон мужа месяц она неоднократно пыталась продать хоть что-нибудь из его работ, но неудачно. «Техника прекрасная, цвета великолепны, но сюжеты… честно говоря, они меня даже пугают», — признался продавец небольшого магазинчика-галереи, и после него почти те же слова и с теми же интонациями произнесли продавцы других магазинчиков, отказываясь даже выставить эти работы. Но, как говорится, вода камень точит, так что можно было надеяться найти заинтересованных продавцов. А вот времени у Эльвиры совсем не было, и этот явный спекулянт, рассчитывающий на дармовщину получить картины, был для нее последней надеждой.
«Я могу протянуть еще день или два, но потом потеряю все — ОНИ больше ждать не будут, — лихорадочно раздумывала она. — Надо соглашаться. Даже будет лучше, если он возьмет у меня все картины. Лишь бы не оказался аферистом и не кинул меня».
Эльвира обворожительно улыбнулась еле помещавшемуся в кресле крупному круглолицему мужчине с коротко стриженными темно-каштановыми волосами и красным речным загаром.

2

После завтрака, когда Леонид уже собирался уходить по своим делам, он вновь вспомнил, что у него нет материала для будущей статьи о художнике Смертолюбове.
— Элла, я очень спешу, но мне нужна его биография и несколько фотографий — и без официоза. Ты рассказывала, что он много путешествовал, было бы неплохо найти его фото, где он запечатлен возле каких-нибудь достопримечательностей: пирамид, храмов, что ли.
— Бака был со странностями, и что касается фотографий, в этом я не смогу помочь — он категорически отказывался фотографироваться. По его мнению, фотография крадет частицу души человека и делает его беззащитным перед вредоносной магией. Поэтому фотографий много, но все без него. Биографию поищу, вроде видела среди его бумаг — для чего-то готовил. — Эльвира приняла озабоченный, деловой вид, который ей очень шел, особенно учитывая, что она была в короткой, почти прозрачной ночнушке, сквозь которую хорошо просматривалось ее загорелое тело.
— Ладно, не захотел он сохранить свой знаменитый лик для потомков — и не надо. Обойдемся. Обыграем в статье эту фобию. Может, так даже лучше — зачем нужна его унылая физия на фоне Эйфелевой башни?
— Во Франции он не был, только в Индии, — Эльвира, гипнотизируя, уставилась на Леонида, маня свежей зеленью глаз, и ему расхотелось куда-либо идти. Ее тело притягивало, словно магнит, обещало наслаждение.
— А как твоего мужа по-настоящему звали? Бака — это ведь сокращение от какого-то имени? — Внутри у Леонида боролись два противоположных желания: уйти и посвятить себя деловому дню или остаться, вернуться в постель с этой рыжеволосой кудесницей, послав на время все дела к черту.
— Нет, не сокращение. После возвращения из Индии он принял это имя и потратил массу нервов и денег, чтобы оно появилось в его паспорте, — Эльвира приблизилась к нему вплотную и, обхватив руками за плечи, прижалась, словно желая поделиться огнем, бушевавшим в ней.
Леонид понял, что еще немного, и он сдастся, но, пересилив себя, решительно от нее отодвинулся.
— Да уж, он был тот еще оригинал. Но этим он мне симпатичен: мы живем во времена стереотипов, и нам нравится, когда что-то выделяется из серой повседневности, при условии, что не мешает жить, — чуть задыхаясь от накатывающего желания, произнес Леонид, отступая к входной двери.
— Имя Бака — из «Махабхараты». Это был асур, брат Путаны, воин Кансы, — не без торжественности пояснила Эльвира, раздумывая, как произвести следующую атаку.
— Из того, что ты сейчас сказала, мне понятно лишь слово «путана» — это из тех, которые промышляют на Большой окружной дороге? — Леонид сделал выбор и демонстративно посмотрел на часы, выставив руку, словно возводя преграду между ними.
— Асур, если кратко, — это воин-демон. Путана — тоже демон, женского рода, дочь царя, пыталась умертвить Кришну, кормя его грудью, но тот сам ее засосал до смерти, —произнесла слегка обиженным тоном Эльвира, но тут же взяла себя в руки и успокоилась.
— Древние времена — дикие нравы. Как я понимаю, Канса тоже не был положительной личностью?
— Царь-узурпатор, восстал против своего отца и много бед сотворил, пока его самого не отправили на небеса.
— Короче, компания — лучше не придумаешь! А вот какие были мотивы у твоего мужа, когда принимал это имя? Наверное, была тому причина?
— Возможно, была, но я ее не знаю. Как-то не интересовалась: Бака так Бака.
— А какое у него было настоящее имя?
— Артем.
— По-моему, оно звучит лучше, чем Бака, это что-то из глубокого детства и похоже на слово «бяка». Я убежал по делам, а вечером приду за биографией.
— Ты останешься на ночь?
— Будет видно, но скорее да, чем нет. Если ты пообещаешь обойтись без своих художеств: исполосовала мне всю спину, грудь, как будто я без рубашки дрался с диким зверем.
— Извини — мне было так хорошо, и я не соображала, что делаю.
— Кстати, от чего умер Бака? Надеюсь не от твоих супружеских ласк?
— Лёнчик, не делай из меня исчадие ада… Бака просто не вернулся.
— Не вернулся? Откуда?
— Оттуда…. Утром он сидел у мольберта перед только что законченной картиной, и глаза у него были открыты. Так часто бывало — через некоторое время он приходил в себя, и я не придала этому значения. Ушла на целый день… Вечером пришла, а он по-прежнему сидит и совершенно холодный… Вызвала скорую — врач констатировал смерть и вызвал труповозку.

11

— А-а-а! Хочу-у! Хочу умереть! А-а-а-а-а! — кричу я от боли и бью своими пожелтевшими, исхудавшими ручками-палочками по несвежей постели, но крик безответно гаснет в холодных стенах моего жилища.
Своим криком я не рассчитываю привлечь чье-либо внимание, не надеюсь на помощь — меня давно уже позабыли, вычеркнули из жизни, осталось лишь похоронить — но это будет скоро, очень скоро. Вчера все праздновали встречу Нового года, все — кроме меня. Никто даже не удосужился поздравить меня по телефону, пожелать… а что можно пожелать умирающему? Только легкой смерти, во сне.
— Яду мне! Яду! — кричу я.
Действие яда парализует сердце, легкие, и человек умирает от удушья. Это только в кино смерть бывает легкой — выпил, упал и все. На самом деле будешь кататься по земле, мучаясь от ужасной боли, задыхаясь, захлебываясь пеной, идущей изо рта. Но разве сравнится та боль с этой, которую я постоянно чувствую, сводящей меня с ума? Смерть страшит здоровых людей, для таких больных и немощных, как я, это избавление.
Снотворное, мне необходимо выпить много снотворного — идеальная смерть во сне. Заснул — и все. Меня ведь не будет уже волновать мое посиневшее лицо, пузырьки желтой пены у рта, словно напился шампуня? Подмарафетят, сделают красивым при помощи грима — и в гроб.
На начальном этапе болезни я принимал снотворное, борясь сном с болью, а теперь помогает только морфий. Две полные упаковки снотворного остались в том шкафу, до которого всего три шага от кровати, но и они недостижимы для меня.
— Снотворного! Хочу снотворного! — кричу я, но слова не материализуются, а боль криком не испугаешь: она навязчива, как смола, и безжалостна, как правда.
Правда подобна лекарству своей горечью и необходимостью приема в строго дозированных количествах. Лишь немногие могут выдержать ее в чистом, концентрированном виде. Вспомнил о знакомой семейной паре, счастливо прожившей три года, пока ему не захотелось узнать, сколько в ее жизни было мужчин до него. Она ему сказала правду — семь, подробно рассказала обо всех связях, посчитав, что между ними не должно быть тайн. Он поблагодарил ее за прямоту, честность, но с тех пор поселился в нем червь и принялся за работу, изменив его отношение к ней. Вскоре они расстались. А все из-за того, что она, не поняв его, рассказала чистую правду, вместо того чтобы сладко обмануть или очень сильно ее разбавить, тогда, возможно, он смог бы ее перенести.
Другой мой приятель разорвал со мной все отношения, хотя мы были друзьями, после того, как узнал, что я переспал с его женой. Глупец! Он…
— А-а-а-а! — вновь кричу я от нестерпимой боли — начался новый приступ.
Медсестра была утром, действия укола хватило лишь до вечера, а впереди еще ночь, утро ужасных мучений, пока вновь явится она.
Звоню по мобилке бывшей жене, она долго не отвечает, испытывает мое терпение, но надо успокоиться — она единственный человек, который хоть что-то делает для меня. Наконец слышу в трубке ее недовольный голос и кричу:
— Почему ты не договоришься с врачом, чтобы он увеличил дозу?! Ты же прекрасно знаешь, что мне одного укола мало!
Она что-то отвечает, но я не слышу ее — приступ боли меня оглушил, корчит, выворачивает мое тело, от боли роняю трубку на кровать, теряю ее. Кажется, еще немного — и сердце остановится, подарит небытие, но боль, словно опытный палач, не спешит прикончить жертву, дает передышку — отступает, уходит: так волна освобождает место для следующей. И…
— А-а! А-а! — кричу я. — Боже, подари мне смерть! А-а-а-а!
Пульсирующая боль сжигает изнутри, болит все: кости, все мышцы, живот, грудь, голова. Не могу свободно дышать, то и дело задыхаюсь от сухого кашля, доходящего до рвоты. Я знаю, где находится источник боли, вызывающий непреодолимое желание взять кухонный нож и самому вырезать его. Сколько раз я это проделывал в воображении и даже на мгновение чувствовал облегчение, без морфия. Я приподнял повязку на груди — еще недавно она плотно обтягивала мое истощенное тело, словно перчатка, а сейчас свободно болтается. Отвратительная язва с кровавыми прожилками, мой мучитель, выглянула из-под нее. Она еще увеличилась в размерах. Порой мне кажется, что у нее есть лицо: наглое, круглое, сытое, все время подмигивающее мне. В бессильной ярости бью по ней, усиливая боль, которая захлестывает меня, и, уже ничего не соображая, ничего не ощущая, кроме желания уйти от нее, сую руку под подушку и достаю коробочку со своим сокровищем.
Осталось всего две ампулы. Дрожащими руками достаю одну ампулу и одноразовый шприц, мною уже многократно использованный. Я не боюсь занести инфекцию в кровь — я уже ничего не боюсь. А чего может бояться умирающий — приблизить на день-два свою кончину? Так это будет счастьем для меня, избавлением от нещадно мучившей боли.
Шейка ампулы наконец ломается, острым краем я порезал себе палец до крови, этой боли не чувствую, так как весь состою из боли. Зачем делают такие узкие шейки у ампул? Как в нее попасть, когда от боли руки ходят ходуном?! То и дело колю иглой себе пальцы, но ухитряюсь и попадаю. Раздолбанный поршень шприца нехотя набирает спасительную жидкость и доходит до конца, а в ампуле остается еще треть. Пригодится на потом, стараюсь пристроить ампулу на постели и, конечно, роняю ее — она катится под кровать. Черт с ней! Скорей надо сделать укол, успеть бы до нового приступа!
Вен на левой руке почти не видно, и сколько ни сжимаю кулак, они не появляются. Вновь лезу под подушку и достаю жгут, затягиваю его на руке зубами и начинаю быстро сжимать-разжимать кулак. Наконец вижу что-то похожее на вену и втыкаю в нее иглу. Рука трясется, и, вынимая шприц, я повреждаю вену — начинает лениво течь кровь — странно, что она у меня еще осталась. Меня трясет, корчит от боли, но я знаю: терпеть осталось немного, вот-вот придет облегчение.
Боль тупеет, начинает нехотя прятаться — и я получаю передышку, понемногу прихожу в себя. Надо достать начатую ампулу — действия такого количества морфия не хватит до прихода медсестры, но я прикован болезнью к постели, и достать ампулу равносильно чуду. Решаю немного передохнуть и все же попытаться свеситься с кровати — может, она далеко не укатилась? Отступающая боль заставляет ощутить дискомфорт из-за мокрого памперса, который на мне уже давно. Я беспомощен до такой степени, что даже памперс не могу поменять самостоятельно, и раз в два дня это делает Зинаида, женщина, которую наняла моя бывшая жена.
Мое изможденное, истощенное тело мне не послушно — рак выпил из него все жизненные соки. Это он лишил меня друзей, близких — кому нужен лежачий смертельно больной? В прошлом остались их обещания поддержки — на этапе, когда я еще на что-то надеялся. По мере того как болезнь прогрессировала, я постепенно лишался всего, и теперь совсем один. Нет ни друзей, ни денег, ни надежды. У меня остается последняя ампула на завтрашнюю ночь, а дальше — все! Единственная надежда, что мне, умирающему, все же увеличат дозу морфия по просьбе бывшей жены.
Почему я не лишил себя жизни, когда еще имел для этого достаточно сил? Разве я мог предполагать полгода назад, когда поставили мне этот диагноз, что буду умирать в дерьме, корчась от боли? Боже, подари мне смерть до того, как я использую последнюю ампулу морфия!
Прошлой ночью выпал снег, им я могу любоваться через окно. Завтра попрошу Зинаиду, чтобы она принесла мне немного снега. Хочу почувствовать его обжигающую мокрую прохладу, вспомнить о лыжных прогулках в Голосеевском лесу, о головокружительных спусках с горных вершин Карпат.
Вчера никто не поздравил меня с праздником, даже ни одной эсэмэски не прислали. Боялись, что я буду что-нибудь просить! А что мне нужно в моем теперешнем положении? Кроме морфия — ничего. Больной здоровому не товарищ: они пьют, жрут, гуляют, строят планы на будущее, а я корчусь от боли и зову смерть. Единственная связь с внешним миром — приходящая медсестра с болеутоляющими уколами, которых хватает только до вечера, и Зинаида, которая меняет мне памперсы, так как я и на это уже не способен.

С. Пономаренко Темный ритуал Дмитрий с Валерией хотели отпраздновать годовщину свадьбы в Судане, стране жаркого солнца и черной магии. Валерия в восторге, но... Утром в зеркале она видит мертвую девушку, среди вещей находит  ... 199 179 руб.

С. Пономаренко Ведьмина охота Иванну преследует давний враг, потомок древнего рода, который хочет получить власть над ней. Ночами девушку начинают мучать кошмары. Перед ее глазами оживает легенда о графине Эржебет  ... 221 199 руб.

Электронные книги этого автора

С. Пономаренко Темный ритуал Дмитрий с Валерией хотели отпраздновать годовщину свадьбы в Судане, стране жаркого солнца и черной магии. Валерия в восторге, но... Утром в зеркале она видит мертвую девушку, среди вещей находит  ... 100,00 руб.

C. Пономаренко Проклятие скифов Скифский царь Скил одолел врагов, но не знал, какой коварной может быть оскорбленная женщина. Пылающая ревностью жена дарит ему диадему, несущую проклятье... Драгоценность оставила  ... 123,00 руб.

С. Пономаренко Знак ведьмы Иванне снятся странные сны. Неведомые силы пытаются отобрать у нее анкх — древний крест, дарующий бессмертие. Кровавый след драгоценности ведет на Алтай, где продолжает жить магия черного шамана  ... 123,00 руб.

С. Пономаренко Колдовской круг Загадочная смерть заведующего библиотекой заставляет Иванну начать расследование. Ее возлюбленный Егор узнает, что в библиотеке хранился древний магический трактат. Именно за ним охотятся темные силы  ... 123,00 руб.

С. Пономаренко Ведьмина охота Иванну преследует давний враг, потомок древнего рода, который хочет получить власть над ней. Ночами девушку начинают мучать кошмары. Перед ее глазами оживает легенда о графине Эржебет  ... 123,00 руб.