Глен Мид - «Пески Саккары»

1939 г.

Уивер спустился по лестнице в шахту. Ее стенки были сложены из камня, а глубина составляла метров пятнадцать; от центра шахты в разные стороны расходились узкие проходы.

Желтые глиняные стены проходов были подперты деревянными столбами и освещались гирляндами лампочек, питавшихся от генератора, работавшего наверху. Туннели вели к трем отдельным гробницам, обнаруженным во время раскопок. Местами потолки были столь низкими, что приходилось нагибаться. По сравнению с палящим зноем на поверхности воздух здесь был приятно прохладным, почти холодным, и атмосфера казалась немного жутковатой. Уивер давно к этому привык, поэтому бодро шагал по проходу, пока не услышал голоса.

Массивный саркофаг, могила одной из относительно малоизвестных принцесс династии Джосера, был встроен в стенную нишу. Мумифицированные останки были изъяты, каменная крышка гроба стояла у стены, ее поверхность покрывали необыкновенной красоты иероглифы. Несколько членов команды разбирали археологическое снаряжение и сворачивали кабели. Уивер увидел Джека Гальдера и Рахиль Штерн, которые увлеченно работали, не обращая внимания на пыль, клубившуюся вокруг, и тут Рахиль обернулась и заметила его.

Ее светлые волосы были завязаны в хвост, что подчеркивало высокие скулы, а на загорелом лице и шее проступали капли пота. Хотя на ней были свободные рубашка и брюки, под ними легко угадывалась прекрасная фигура. Девушка, как всегда, выглядела сногсшибательно. Она улыбнулась Уиверу ослепительной улыбкой, на которую он тут же отозвался.

— Гарри! Мы как раз о тебе говорили.

— Надеюсь, ничего плохого?

— Конечно, нет. Мы просто думали, что же тебя так задержало. — Она чмокнула его в щеку, оставив пыльный след. — Ой, что я натворила!

Рахиль со смехом вытерла грязный след, и от прикосновения ее руки Гарри будто пронизал электрический разряд. Каждый раз, когда он смотрел на Рахиль Штерн или прикасался к ней, он ощущал сильнейшее влечение, с которым не так-то легко было справиться.

— Я заглянул в «Шепхердс». Плохие новости. Варшава все еще горит. Говорят, Польше скоро придется сдаться.

— Все это поистине ужасно, — сказала Рахиль. В ее голосе слышалась искренняя озабоченность. — Правда, Джек?

У Джека Гальдера было живое симпатичное лицо с голубыми глазами и неизменной полуулыбкой, будто жизнь не уставала приятно удивлять его. Но теперь улыбка исчезла, и он сокрушенно покачал головой:

— Кошмар. Мне почти стыдно, что я немец.

Уивер положил руку на плечо друга.

— Думаю, никому из нас не нравится то, что происходит, Джек. Но ни ты, ни другие немцы из нашей команды не виноваты в том, что сейчас творится в Европе. Это дело рук Гитлера.

— Наверное, ты прав. — Гальдер с благоговением посмотрел на открытый саркофаг и провел рукой по губам. — Мне будет жаль прощаться с местом упокоения принцессы. Это поразительно!

— Что?

— Она тысячелетиями лежала в одиночестве, пока мы не нашли ее. Когда-то она наверняка была причиной мужских страстей. А теперь превратилась в мумию. Ее останки лежат в подвалах Египетского музея в ожидании, чтобы их препарировали и изучили, подобно остальным нашим находкам. И столько остается важных вопросов, ответов на которые мы, скорее всего, так и не узнаем! Как она выглядела? Какую вела жизнь? Кого любила? Сомневаюсь, что когда-нибудь будут задаваться такими вопросами относительно нас. Она, по крайней мере, стала в каком-то смысле бессмертной.

Рахиль улыбнулась:

— Джек, ты такой романтик и мечтатель!

Уивер саркастически ухмыльнулся:

— Будем надеяться, что на нашу принцессу не наложено какое-нибудь проклятие, а то нам всем не поздоровится.

— Но ты же не веришь в проклятия, правда, Гарри? — лукаво спросила Рахиль.

— Задашь свой вопрос через пару лет, когда мы покроемся красными пятнами и будем умирать от какой-то загадочной неизлечимой болезни.

Они рассмеялись. Сзади раздался звук шагов по скрипучей деревянной лестнице, и в проходе появился профессор Штерн.

— Похоже, вы тут неплохо проводите время, и мне очень не хочется портить вам настроение, но придется. Я раздал почту, которую Гарри забрал в Каире. Большей частью это плохие новости, насколько я понял. Как минимум двенадцать членов команды призваны в армию, и остальным кажется, что они не в восторге от этих известий.

— Гарри рассказал нам о Варшаве, — произнес Гальдер.

— Об этом я даже думать не хочу, — уныло сказал профессор Штерн. — Я и так уже достаточно расстроен. — Он внимательно огляделся. — А ты не бездельничала, Рахиль, как я посмотрю. И ты тоже, Джек.

— И все это за один день, профессор! — воскликнул Гальдер. — Если Гарри нам поможет, мы через пару часов управимся.

— Пока я не забыл! Джек, тебе тоже пришло письмо. — Профессор протянул ему конверт. — Из Германии, судя по всему.

Гальдер подошел к лампочке, разорвал конверт и прочитал его содержимое. Его лицо заметно помрачнело, он медленно сложил листки бумаги и положил их в нагрудный карман.

— Что случилось? Плохие новости? — спросила Рахиль.

Гальдер вымученно улыбнулся:

— Вроде того. От отца.

Больше он ничего не сказал, как будто тема была слишком личной

***

— Знаешь, что мне только что пришло в голову? А вдруг Америка вступит в войну, и мы окажемся по разные стороны линии фронта? Как бы ты себя чувствовал?

— Ужасно. — Гальдер в подтверждение сказанному энергично мотнул головой. — Но мы никогда не будем врагами, Гарри. Никогда в жизни. Во всяком случае, не пойдем друг против друга, какие бы разногласия ни возникли между нашими странами.

— Полагаю, ты прав. — Уивер поставил бокал и улыбнулся. — Но останемся ли мы друзьями, если Рахиль вдруг все же выберет одного из нас, как ты думаешь?

— Конечно. Что бы ни случилось. — Глаза Гальдера заблестели. — Но я вынужден признать: она такая привлекательная женщина, что я мог бы сразиться с тобой за нее, если бы до этого вдруг дошло. — Он добродушно улыбнулся и поднял бокал. — Итак, последний тост. За дружбу и за чудесное лето.

Уивер тоже поднял бокал.

— За дружбу. Я буду скучать по тебе, Джек. Честное слово. Так что постарайся быть осторожным. Надеюсь, эта чертова война не затянется надолго.

***

Джек Гальдер вернулся в Германию через Рим обычным пассажирским рейсом из Каира. Не прошло и недели, как он был призван в вермахт и направлен в Берлин для офицерской подготовки. Хотя Гальдер был не в восторге от нацистов, он, однако, оказался довольно лихим смелым офицером, и его выдающиеся интеллектуальные способности вкупе со знанием языков вскоре привлекли внимание абвера, немецкой военной разведки. Он был завербован лично адмиралом Вильгельмом Канарисом и направлен в спецподразделение, которое занималось Балканами и Средиземноморьем, а когда война в Северной Африке разгорелась по-настоящему, его откомандировали в Ближневосточную дивизию, выполнявшую задачи совместно с Африканским корпусом Роммеля.

В течение шести месяцев после возвращения домой он так и не получил весточки от Рахили Штерн, а вскоре встретил и полюбил Хельгу Риттер, дочь врача из Гамбурга. Он сам не ожидал подобного развития событий, потому что какая-то часть его продолжала любить Рахиль и он часто думал о ней. Но его жена оказалась не менее интересной женщиной, добросердечной и преданной. Через десять месяцев после свадьбы у них родился сын Паули.

Рахиль Штерн так и не написала никому из молодых людей. Через три дня после приема у посла она с родителями отправились из Порт-Саида на «Измире», будучи единственными пассажирами на борту допотопного грузового турецкого судна, направлявшегося в Стамбул. На вторую ночь плавания Рахиль стояла у перил правого борта, все еще думая о прошедшем лете, когда моторное отделение взорвалось. Взрывом, потопившим «Измир», убило четырнадцать человек. Ее мать была одной из них.

Спасшиеся члены команды покинули объятый пламенем корабль. Рахили с отцом удалось вскарабкаться на одну из шлюпок с тяжело раненными турецкими моряками, причем отец не выпускал из рук портфеля с бесценными картами и записями раскопок в Саккаре. В темноте их отнесло в сторону от остальных шлюпок, а незадолго до полуночи начался шторм, обрушивший на крошечное суденышко трехметровые волны, швыряя его из стороны в сторону. К рассвету погода улучшилась, а к полудню моряки умерли. Рахиль с отцом были измотаны, обожжены палящим средиземноморским солнцем, к тому же страдали от обезвоженности.

Ближе к вечеру на горизонте возникла серая громада, которая постепенно приближалась к ним. Сначала Рахиль подумала, что это британское судно, разыскивающее потерпевших, но когда корабль подошел достаточно близко, она увидела бело-черную свастику немецких ВМС. После того как военный корабль вошел в неапольский док для дозаправки, их с отцом поместили под стражу, а через две недели они были доставлены в Гамбург, где их уже ждало гестапо.

Гарри Уивер остался в Египте и задержался там гораздо дольше, чем рассчитывал, работая в американской экспедиции в пустыне. Он покинул страну за шесть месяцев до высадки Роммеля в Триполи в феврале 1941 года. Затем Уивер вылетел в Лиссабон, а оттуда — в Лондон и вернулся в США через Саутгемптон. Он добровольно вступил в армию через день после нападения японцев на Перл-Харбор.

Уивер узнал о крушении «Измира» еще в Саккаре. Дело было уже после полуночи, кто-то пришел к нему в палатку с газетой и показал заметку, в которой говорилось, что осталось в живых лишь четверо турецких моряков, чью шлюпку подобрал мальтийский рыболовный траулер.

Когда Уивер в свете лампы прочитал об этом, он заплакал. Он всей душой любил Рахиль, и той ночью на веранде у посла ему так хотелось признаться ей в своих чувствах, но возможность сделать это так и не выпала, да и смелости ему не хватило. Потом Уивер сделал то, что сделал бы любой убитый горем молодой человек в подобных обстоятельствах. Он отложил газету, достал из сумки бутылку виски и напился.

Но перед тем как заснуть, он посмотрел на бесценную фотографию, где все трое были вместе. Рахиль, Джек и он. Трое улыбчивых молодых людей, обняв друг друга за талию, стояли среди песков Саккары.

Да, то было счастливое время.

***

1943 г.

Когда буксир наконец пришвартовался, Маккри увидел на его корме человек двенадцать — гражданских и военных. Матросы на боне суетливо хватали лини, готовясь принять судно. «Айова» была такой высокой, что от поверхности моря главную палубу отделяло больше десяти метров. Из борта выступал небольшой швартовочный бон, но тут-то и начинались сложности. Не каждый день доводится принимать на борт президента Соединенных Штатов. Франклин Делано Рузвельт был калекой, прикованным к инвалидному креслу, что создавало дополнительные проблемы. Он не мог шагнуть на бон, так что пришлось приспособить специальные тросы, чтобы поднять его на палубу.

Маккри посмотрел вниз, на море. Агенты секретной службы и помощники президента по одному прыгали с буксира на бон, и вот настал черед президента. Капитан увидел знакомое добродушное лицо Рузвельта с неизменной улыбкой. Президенту помогли встать с кресла. На голенях у него были закреплены металлические шины, ноги казались тонкими, как у ребенка, — следствие пережитого в детстве полиомиелита. Президент часто испытывал нестерпимые боли. Потребовались усилия двух агентов секретной службы, чтобы донести его до тросов и закрепить их, после чего президента подняли наверх.

Зрелище было в некотором смысле жалким, и Маккри взирал на происходящее с ужасом. Президента сильнейшей в мире страны, человека, от которого зависело, выиграют ли силы, противостоящие Гитлеру, войну, поднимали на борт «Айовы» с помощью тросов и шлюпбалок. Но на лице Рузвельта не было ни следа страха или жалости к себе, лишь сосредоточенность. Маккри терпеливо ждал, затаив дыхание, изо всех сил надеясь, что тросы выдержат и президент США не упадет в воду и не утонет.

Наконец Рузвельту помогли ступить на палубу, и Маккри вздохнул с облегчением. Несколько агентов секретной службы бросились к президенту. На палубе появилось инвалидное кресло, Рузвельта вытащили из тросов и посадили в кресло, а на плечи накинули обычный флотский плащ из непромокаемой ткани. Маккри заметил восхищение на лицах команды, когда они наблюдали за этим процессом, — молодые и не очень молодые американские моряки толпились на палубе, пытаясь хоть мельком взглянуть на своего знаменитого пассажира. В их глазах читалось благоговение и удивление, им хотелось аплодировать, но они получили приказ не отдавать никаких почестей при виде пассажира, поскольку миссия была засекреченной, и все члены команды «Айовы» подчинились.

Маккри взял под козырек.

— Добро пожаловать на борт, мистер президент, сэр.

Рузвельт тепло улыбнулся, протягивая руку.

— Капитан Маккри! Так это вы тот незадачливый малый, кому выпало сомнительное удовольствие в целости и сохранности доставить меня в пункт назначения?

— Так точно, сэр. Для вас подготовлена каюта. Будьте добры последовать за мной и…

Маккри оборвал себя на полуслове, внезапно вспомнив о болезни президента, и с сомнением оглядел инвалидное кресло. Он сморозил глупость и теперь залился краской. Капитан уже два года служил флотским советником Рузвельта, однако, зная его как человека стальной воли, постоянно забывал, что президент не только калека, у него еще и был порок сердца.

Рузвельт не обратил внимания на его промах, мягко взял Маккри под локоть и рассмеялся:

— Не волнуйтесь, капитан. Я неплохо управляюсь с этим дьявольским изобретением, так что ведите меня.

***

Гальдер протиснулся к лоткам с едой, у которых стояла шумная компания австралийских солдат. Он взял два пива, и они пробрались к одному из высоких столиков. Рахиль сказала:

— Что случилось? У тебя такой вид, будто ты увидел призрака.

— Не смотри туда, — резко сказал Гальдер. — Возле турникета стоят двое в штатском. Это военные, они ищут нас.

— Откуда ты знаешь?

— Один из них — тот сержант, которого мы сегодня обхитрили.

Рахиль ахнула. Гальдер добавил:

— Смотри только не упади в обморок, потому что второй — Гарри Уивер.

Она была поражена до глубины души. Резко повернувшись в сторону турникета, который был достаточно далеко, она вглядывалсь изо всех сил в стоявших там людей.

— Не смотри так, ты привлечешь к себе внимание, — предупредил Гальдер.

Но Рахиль его не слышала. Она заметила сержанта, стоявшего рядом с контролером, и по ее лицу было понятно, что она моментально узнала Гарри Уивера — возмужавшего, в легком льняном костюме. Он внимательно рассматривал людей в очереди, но был слишком далеко, чтобы заметить их.

— Рахиль… — Голос Гальдера вернул ее на землю.

Она была в шоке.

— Мне… мне просто не верится.

Гальдер отхлебнул пива.

— Да уж, мир тесен и полон неожиданностей. В такую возможность верили древние египтяне — это просто встреча в другой жизни.

Рахиль собралась снова обернуться, но Гальдер сжал ее руку.

— Не забывай об осторожности. Это Гарри, тут сомнений быть не может.

— Но… что он делает здесь?

— Хороший вопрос. Но, в принципе, ничего особенно загадочного. Он прилично говорит по-арабски, поэтому неудивительно, что он оказался в Египте. Скорее всего, он служит либо в военной полиции, либо в армейской разведке. — Гальдер посмотрел на Рахиль, но она все еще не пришла в себя. — Ты в порядке?

— Это… это кажется столь невероятным — снова увидеть его, да еще при таких обстоятельствах. Не знаю, что и думать.

— Я тебя понимаю. И Гарри, думаю, был бы удивлен не меньше нашего, узнав, что мы здесь.

Рахиль пребывала в замешательстве.

— Как ты думаешь, он же не знает, что разыскивает именно нас?

— Вряд ли. Но как бы мне ни было приятно общество Гарри, думаю, неразумно подходить к нему, чтобы поболтать. — Гальдер покачал головой. Он был поражен не меньше Рахили. — Кто бы мог подумать? Мы с Гарри — противники, и в такое время. Меня это все пугает и сбивает с толку. Поневоле поверишь, что кто-то наверху дергает за ниточки, управляя нами, а затем смеется надо всем этим.

Гальдер почувствовал, что ей хочется снова обернуться и посмотреть на Уивера, но он перегнулся через стол и схватил ее за руку.

— Сейчас мы уйдем. Допивай — тебе не помешает взбодриться. Поскольку Гарри и сержант одеты в штатское, можешь не сомневаться — тут есть и другие, скорее всего у выходов, а это усложняет нашу задачу. Возле касс я заметил человека, выглядевшего подозрительно. Наверное, это один из товарищей Гарри.

Рахиль не прикоснулась к пиву, и Гальдер увидел, что у нее дрожат руки.

— Ты уверена, что все в порядке?

— Вроде бы.

— Если кто-то попытается нас остановить, говорить буду я. Но приготовься бежать, если я скомандую.

— А ты так просто не сдаешься, да, Джек?

— Не вижу в этом смысла. — Он выдавил улыбку, снял пиджак и ослабил галстук. Затем он достал из кармана револьвер и прикрыл его пиджаком.

— А что, если Гарри и его приятель погонятся за нами?

На лице Гальдера отразилось смятение.

— И думать не хочу об этом. Хватит того, что я должен скрываться от своего лучшего друга. Меньше всего на свете мне хотелось бы, чтобы у нас с Гарри дело дошло до выяснения отношений один на один. Так что не суетись, не дергайся и держись поближе ко мне.

***

Они устремились в гущу толпы, и Гальдер сжал ее руку.

— Как только окажемся снаружи, постараемся снова добраться до променада.

— Ты хочешь сказать, если будем снаружи?

— Помнишь старую арабскую поговорку? Чтобы выжить, надо смеяться смерти в лицо. Если у нас будет вид отчаявшихся — нам конец. Так что постарайся вести себя спокойно и непринужденно, даже если нас остановят. — Он бросил быстрый взгляд через плечо, но ни Гарри Уивер, ни сержант за ними не следовали. Гальдер повлек Рахиль к выходу с вокзала, который виднелся впереди, за толпой пассажиров. — Ну все. Угодили.

Казалось, потребовалась целая вечность, чтобы пробраться к выходу. Они продвигались через безумный водоворот тел, и Гальдер опасливо вглядывался в людей, но никто так и не остановил их, и вскоре они стояли у массивных дверей.

Гальдер помедлил, пытаясь выглянуть наружу и получше рассмотреть многолюдную привокзальную площадь. У кромки тротуара выстроился ряд автобусов, военных машин не было. Было слишком много народу, чтобы можно было убедиться в отсутствии опасности, но Гальдер не заметил никого, кто был бы похож на военных или полицейских в штатском. Двое дорожных полицейских, которых он заметил раньше, стояли все там же, покуривая и беседуя, не обращая ни малейшего внимания на происходящее вокруг. На противоположной стороне площади начинался лабиринт узеньких улочек, ведущих к базару.

— Вот туда-то нам и надо, — сказал он Рахили. — Вроде бы все нормально. Ты готова?

— Да.

Гальдер под пиджаком покрепче сжал револьвер.

— Ну все, держись. И помни: если нас остановят, я сам разберусь.

Они протиснулись сквозь толпу, которая вливалась в гигантские двери, и ступили на площадь. Краем глаза Гальдер внезапно заметил высокого статного мужчину в штатском, который стоял слева от него у стены вокзала. На левом глазу у него была повязка, а на подбородке — багровый шрам. Гальдер инстинктивно почувствовал, что тот наблюдает за людским потоком в дверях вокзала, и заметил, что мужчина посмотрел на них. Пульс у Гальдера участился, но у него не было выбора — только двигаться дальше.

Они не сделали и десяти шагов, как сзади раздался голос:

— Прошу прощения, сэр, мэм.

Гальдер повернулся. Его сердце ушло в пятки. Это был человек с повязкой на глазу.

14.15

Уивер начинал терять терпение. Сержант больше не заметил никого, кто был бы похож на ту парочку. Поезд на Каир был готов к отправлению, паровоз подавал гудки, а контролеры ходили вдоль вагонов и захлопывали двери. Когда контролер пропустил на платформу последнего пассажира, сержант сказал:

— Не везет нам, да, сэр?

— Похоже, что так. — Уивер подозвал Майерса. — Может, те двое еще появятся. Оставьте людей на позициях. Когда отправляется поезд на Порт-Саид?

— Через час, сэр. А следующий поезд на Каир — в шесть.

— Скажите своим людям, чтобы они работали посменно, но продолжали следить за прибывающими и отъезжающими.

— Я передам это подполковнику Сансону, сэр?

Уивер покачал головой и ослабил галстук, чувствуя, что на него накатывает уныние. На вокзале было жарко, как в печи, ему срочно требовалось подышать воздухом и отдохнуть от столпотворения.

— Нет, я сам ему скажу.

***

Гальдер размышлял, стоит ли убивать человека с повязкой на глазу, к тому присоединился плотный мужчина в штатском. Гальдер заметил и третьего человека в штатском, наблюдавшего за входом, в то время как мальчишка чистил ему сапоги. Он решил, что это, должно быть, военные полицейские или сотрудники разведки. Базар начинался всего в пятидесяти метрах на той стороне площади, но до него было все же слишком далеко, чтобы добежать, не рискуя получить пулю в спину.

— Позвольте посмотреть ваши документы, сэр, — отрывисто сказал человек с повязкой. Его соратник стоял рядом, куртка у него была расстегнута и топорщилась, а рука зависла у пояса в готовности схватить пистолет.

Гальдер недовольно уставился на них и попытался изобразить возмущение:

— Кто вы, черт побери, такие?

— Подполковник Сансон, военная разведка, — повязка на глазу как бы подтверждала его слова.

Гальдер спокойно сказал:

— Ну, раз так, тогда понятно. — Он протянул свое удостоверение.

Сансон сказал:

— И ваше тоже, мисс, если вы не против.

Рахиль порылась в сумочке и протянула свои документы. Сансон внимательно изучил оба удостоверения — так банковский служащий изучает банкноты, которые кажутся ему поддельными — не спеша рассмотрел фотографии, потер печать большим пальцем. Наконец он поднял взгляд, в его глазах светилось подозрение.

— Вы собирались сесть на поезд, сэр?

— А почему вы спрашиваете? — раздраженно спросил Гальдер.

— Я видел, как вы вошли в здание вокзала десять минут назад. Теперь вы вышли. Интересно, почему вы вдруг передумали ехать, сэр?

— Послушай, приятель, мы не так давно сошли с каирского поезда. Моя подруга обнаружила, что забыла сумку. Выяснилось, что ее потеряли, и вряд ли нам ее вернут, черт бы всех побрал, — Гальдер старался говорить недовольным тоном. — Но что взять с египетской железной дороги? Толку от них ни черта.

Сансон холодно улыбнулся:

— В документах написано, что вы американец и вас зовут Пол Мэллори.

— И что с того?

Сансон с сомнением оглядел Гальдера с ног до головы.

— Можно поинтересоваться, почему вы не служите в армии, сэр?

— Не думаю, что вас это касается.

— Это уж как я решу.

— Если хотите знать, меня не взяли по состоянию здоровья. Там есть справка, где все написано. А теперь, может, вы скажете, что происходит?

Сансон нашел медицинскую справку и изучил ее. Потом он снова смерил их взглядом, в котором не убавилось подозрительности.

— Можно поинтересоваться целью вашего приезда в Александрию?

— Я археолог, читаю лекции в Американском университете Каира.

— Я спрашивал не об этом.

— Старший куратор Александрийского музея пригласил нас для осмотра некоторых находок, недавно обнаруженных неподалеку от Рашида. — Гальдер улыбнулся. — Но в общем-то это лишь повод увидеться со старыми друзьями. — Он понимал, что ему не удается переубедить Сансона. В отчаянии он решил использовать последний козырь. — Кстати, одного из них мы только что встретили на вокзале. Это Гарри Уивер. Раз вы по той же части, то, наверное, знаете его?

Сансон удивленно поднял бровь.

— Вы друзья подполковника Уивера?

— Мы с Гарри сто лет знакомы.

Сансон вдруг расслабился.

— Ясно. — Он взглянул на Рахиль. — Вы немецкая еврейка, мисс Таубер?

— Да.

— Можно поинтересоваться, в каких отношениях вы состоите с этим джентльменом?

— Мы коллеги. Я тоже археолог.

Сансон вернул им документы.

— Не буду вас больше задерживать. Спасибо вам, мисс. И вам, сэр.

Гальдер сунул документы в карман.

— Вы так и не сказали, из-за чего вся эта суета.

— Проводится важная операция, касающаяся безопасности, — просто ответил Сансон. — Или подполковник Уивер вам ничего не сказал?

Гальдер улыбнулся.

— Ни словом не обмолвился, но это же Гарри! Не любит попусту трепаться о делах, — улыбка сползла с его лица, он остолбенел, когда взглянув через плечо Сансона, увидел, что из дверей вокзала выходит Гарри Уивер. Гальдер поспешно отвел взгляд.

— Что-то не так? — спросил Сансон.

— Ничего, — Гальдер выдавил из себя улыбку. — Пожалуй, мы и так достаточно задержались. Всего доброго. Сюда, дорогая.

Он крепко взял Рахиль под руку, направился через площадь к базару, но понял, что уже слишком поздно. Краем глаза он увидел, что Гарри Уивер замер на полпути к Сансону. На его лице застыло недоумение, будто он увидел воскресшего мертвеца. Челюсть у него отвисла, он уставился на них, вперившись взглядом в Рахиль, его лицо побелело.

Все произошло очень быстро. Сансон, заметив, что они остановились, почуял неладное, но Гальдер моментально выхватил револьвер.

Сансон сделал шаг назад, пытаясь расстегнуть кобуру.

— Господи! — крикнула Рахиль.

Гальдер прострелил ему руку, англичанин пошатнулся и зажал другой рукой рану. Площадь огласилась криками, люди кинулись в укрытие, и через секунду вокруг них никого не осталось. Соратник Сансона успел выхватить пистолет, но Гальдер выстрелил первым, ранив его в плечо, тот заорал от боли и упал. Когда мужчина в штатском, стоявший у входа в вокзал, попытался прицелиться, Гальдер выстрелил еще два раза, и мужчину отбросило к стене.

Уивер никак не реагировал на происходящее. Он все еще был в шоке, ошарашено переводя взгляд с Гальдера на Рахиль. Гальдер поднял пистолет, навел на него, но Уивер не сдвинулся с места, и тогда Гальдер решительно схватил Рахиль за руку.

— Живо!

И они кинулись через площадь к базару.

 ______________________________________________