|
— Вы заняли мое место, — Джози еще раз сверила номер на билете с номером места.
У мужчины-на-ее-месте был мини-дисковый плеер, и он энергично кивал головой, предположительно в такт музыке. Или у него был какой-то приступ. Так или иначе, он походил на велюрового игрушечного лабрадора, который сидел на заднем стекле «Форда Кортина» ее отца и странно кивал головой всякий раз, когда машина поворачивала или наезжала на колдобину. Долгие годы ее мутило при одном взгляде на собак данной породы. Если существовала реинкарнация, то такой вот пес в человеческом обличье и устроился на ее месте.
Такой себе велюровый лабрадор в белокурых завитушках. Интересно, уж не таких ли мужчин, по маминой классификации, следовало определять, как «странных»?
— Мадам, пожалуйста, усаживайтесь как можно быстрее. Капитан готовится ко взлету, а вы блокируете проход.
— Но…
Стюардесса отвернулась и пошла дальше. Прекрасно. Настроения препираться у Джози совсем не было. Звонок Дэмиена привел ее в рассеянное состояние. Она плохо спала, то и дело пробуждаясь от кошмарных сновидений, в которых Дэмиен совершал над ней всякие чудовищные вещи. В последнем из них он приковал ее к кровати и стал царапать затылок острыми когтями. Она проснулась, уткнувшись лицом в подушку, и постепенно пришла к пониманию, что это все Кот-Ранее-Известный-Под-Именем-Принц: он буквально сидел у нее на шее и перебирал лапами волосы, давая таким образом понять, что кое-кто на волосок от… завтрака. Все мужчины одинаковы — эгоисты до мозга костей.
Джози дотронулась до головы мужчины-на-ее-месте уголком билета. Он посмотрел на нее.
— Место. Мое, — сказала она, красноречиво показывая на сиденье. Двигайся.
Он вытащил один из наушников и зачем-то внимательно посмотрел на него.
— Вы не будете возражать? — сказал он. — Мне нравится смотреть в иллюминатор, когда самолет взлетает.
— Ну…
— Мы можем поменяться на полпути. — Он расплылся в обворожительной улыбке, говорившей: «Поиграй со мной. Кинь мне мячик, и я дам тебе почесать свое брюшко». Выпускник Школы Игривых Очаровательных Щенят — только этого ей не хватало.
— Ну… — Джози заколебалась. Ей тоже хотелось сидеть у иллюминатора. Взлет и посадка — самые опасные моменты перелета, и она чувствовала себя спокойнее, когда видела, с какой высоты придется падать в случае «технических неполадок».
— Ладно.
Она изобразила недовольство на лице, чтобы он осознал, какое огромное одолжение она делает ему, отказываясь от своих законных прав.
— Спасибо. Вы настоящий друг.
Никакой я тебе не друг. Я обозленный турист с большим количеством сумок, превышающим багаж самой Джоан Коллинз, потому что меня нагрузили дурацкими свадебными подарками для моей кузины Марты, на чью свадебную церемонию я и лечу в Нью-Йорк. И все потому, что большинство моих родственников слишком прижимисты, чтобы купить себе билет и лично присутствовать на торжестве. Вместо этого они нагрузили меня вазами для фруктов из граненого стекла, полотенцами с монограммами и всякой другой дребеденью, которые будут лежать нетронутыми в глубинах Мартиных шкафов еще лет двадцать. Потому что если и существует на свете девушка, у которой есть все, чего бы она только не пожелала, то это Марта.
А еще потому, что я вот-вот разведусь и не хочу никаких свадеб!
Мужчина-на-ее-месте вставил наушник обратно в ухо и продолжил мотать головой. Достойный сиквел, без каких-либо изменений. Только Мадонна могла заводиться от музыки так же быстро и самозабвенно, как этот «лабрадор». Казалось, в любой момент он готов был выхватить воображаемую гитару и сбацать пару аккордов. Если он собирался трястись всю поездку, как один из героев «Маппет-шоу», путешествие обещало быть долгим и утомительным.
Закидывая багаж на полку, Джози громко выдохнула. У Джоан Коллинз, в отличии от нее, наверняка был бы какой-нибудь воздыхатель, лакей или мальчик на побегушках, а то и все сразу, которые встали бы в очередь, чтобы помочь ей с багажом. В отличии от Джоан Коллинз у нее, Джози Флинн, тридцати двух лет, без пяти минут разведенной, а пока еще соломенной вдовы из графства Кэмден, не было никого. Никого. Последнее слово хотелось подчеркнуть и повторить. Теперь, когда ее брак становился неотъемлемой частью статистики по разводам, ей приходилось в одиночку тащить набор постельного белья от тетушки Кони к месту назначения, памятуя о том, что набор должен быть доставлен в целости и сохранности. Прибыл же набор из магазина «Британский Дом», потому что, как почему-то была уверена Констанция, американцы любят все, что содержит в своем названии слово «британский». Джози не могла ей отказать, хотя в глубине души знала, что ярко-желтые нарциссы на фоне светло-вишневых завитушек были совсем не в стиле Марты. Совершенно.
Слава Богу, по крайней мере ей не пришлось вести баталии с собственной матерью. Джози с усилием запихнула свою дорожную сумку в отдел для ручной клади, надеясь, что не разбила несметное число предметов с наклейками «Королевский фарфор Доултон», и плюхнулась на свободное сиденье. Вспоминая преддорожные сборы, она уповала на то, что достаточно тщательно отмыла все остатки «Кити-Кэта» Бывшего Принца с памятного блюда от тетушки Фриды.
Ее спутник, так рьяно желавший наблюдать за взлетом, казалось, лишь мельком посмотрел в иллюминатор, когда они отрывались от земли, но, когда злюка-стюардесса попыталась провести тележку с напитками мимо них, в его глазах зажегся неподдельный интерес.
— Двойной виски, — сказал он после того, как стюардесса вручила Джози ее теплую, «натурально газированную» воду «Глэйсиал Вэлий»1 в пластиковой бутылке. Что означало «натурально газированная»? В нее что — кто-то пукнул? Почему она не заказала себе двойной виски?! Да потому, что не хотела прибыть в Нью-Йорк обезвоженной и с отекшими ногами, как у гиппопотама. Вот почему. Джози открыла бутылку и отпила маленький глоточек. И это талая ледниковая вода?! Скорее, комариная моча! Мужчина-на-ее-месте наконец-то оставил в покое плеер. Свое виски он выпил залпом.
Джози искоса посмотрела на него:
— Что, боитесь летать?
— Ужасно.
Он облизал край пустого стакана.
— Нет, никогда мне не быть завзятым писателем-путешественником, разве что всегда и везде мне будут предоставлять автобус. Почему я сейчас не на автобусе? — Он поднял свой стакан. — Потому что лечу не по своей воле. Почему лечу? Потому что меня развели, и тоже не по моей воле.
Он грустно улыбнулся; про себя она отметила, что без торчащих из ушей проводов он выглядит очень даже симпатично.
— Решение суда и счет от адвоката упали на коврик у порога, когда я уже был на пороге с вещами, стремясь успеть на самолет.
— Понимаю.
— А я нет, — сказал он. — Казалось бы, прошло столько времени, и можно было успокоиться. Я думал, что уже свыкся с этой мыслью. Тогда почему до сих пор так больно?
— Это ощущаешь всегда, когда тебя отвергают. И забывать — тоже больно. — Джози нехотя отхлебнула воды. — Со временем станет легче.
— Вы говорите так, как будто вам это известно из личного опыта.
— О да. Была, видела, проходила. Поменяла шикарный четырехкомнатный дом на убогую квартирку на самой окраине Кэмдена.
Он поднял бровь.
— Судя по вашему виду, не похоже, что для вас это дело прошлое.
— Я свое уже отстрадала, — сказала она и поняла, что в каком-то смысле ее переживания действительно остались позади. Вчерашний разговор с Дэмиеном показал, что ее больше не сносило приливной волной его эмоций. Свои чувства были для нее не менее важны. Именно к ним и следовало прислушиваться. Возможно, это и называлось самосовершенствованием.
— Ну что, собрат-по-разводу. — Он поднес пустой стакан к ее пластиковой бутылке. —Я хотел сказать «со-сестра». Будем знакомы. Мэтт Джарвис. За нас!
— Джози Флинн, — она чокнулась бутылкой о его стакан.
— И что же влечет вас в старые добрые Штаты, Джози Флинн?
— Свадьба Марты, — ответила она. —Это моя кузина. Тридцать четыре, первый раз, вечный оптимист.
— Наивна.
— Нет. Убеждена, что встретила своего Единственного.
— Повезло.
Джози пожала плечами:
— Я буду подружкой невесты.
Мэтт усмехнулся.
— Ничего смешного. Я думала, что уже не в том возрасте, чтобы выступать в роли подружки невесты. В прошлый раз мне было семь лет, на мне было лимонное шифоновое платье.
Мне сильно влетело, потому что, пока все фотографировались, на заднем дворе церкви я обнаружила восхитительную лужу и села в ней поиграть. Платье, естественно, приобрело грязный оттенок, а шелковые туфельки стали похожи на поросячьи уши.
— А какое у вас платье на этот раз?
Джози состроила грустную гримасу:
— Опять из шифона. Только сиреневого.
Мэтт едва не прыснул:
— Как стремительно все меняется в изменчивом мире свадебной моды.
— Оно очень милое, — возразила она. — Жаль только, что на улице февраль. Оно без рукавов. И с открытой спиной.
— Звучит заманчиво.
Джози взглянула на него.
— А что вас погнало в дорогу?
— Работа. Я журналист в музыкальном журнале «Sax’n’Drums and Rock’n’Roll». В этом году исполняется двадцать лет со дня смерти Джона Леннона, и мы делаем памятный выпуск. Я еду брать интервью у так сказать новых «Битлз», которое будет помещено на двух разворотах. — Он саркастически приподнял брови.
— Представляю, — сказала Джози.
— Да уж, представьте себе. Как может кучка неотесанных, бесталанных подростков в бейсболках, которые только и научились, что синхронно дергаться под барабан, сравниться с человеком, в одиночку изменившим представление о рок-н-ролле?
— Как, а разве Пол ему не помогал?
Мэтт с презрением нахмурился.
— Совсем-совсем не помогал? А Элвис? Разве Элвис не приложил свою руку к вашему року? Насколько мне известно, в свое время он был чрезвычайно популярен.
— Никто из них не обладал и десятой долей гениальности Джона.
— А-а-а…
Она притворялись, что пьет свою воду талых ледников с удовольствием.
— Вижу, вы его поклонник.
Он кивнул и осмотрелся, ища стюардессу.
— А я вижу, что вы — нет.
— Нет, мне всегда импонировали Дэвиды, — призналась Джози. — Особенно Эссекси и Кэсседи. Хотя не единожды с вожделением я смотрела и на Дэвида Соула.
— Дэвида Соула?!
— Я знаю, — поморщилась Джози. — У меня тогда был переходный возраст, и потому я сбилась с пути истинного в своих музыкальных привязанностях. Это был тяжелый период в моей жизни. Когда я подросла, я переметнулась к Дэвиду Боуи и возомнила себя утонченной интеллектуалкой. Может быть, если бы в моей жизни Джон, Пол, Джордж, Ринго и Дэвид занимали больше места, то и вся моя жизнь сложилась бы совсем по-другому.
Может быть, если бы она вышла замуж за Дэвида, а не за Дэмиена, ее жизнь потекла бы иначе. Может быть, ей следовало внимательнее смотреть The Omen, а не целоваться на заднем ряду с каким-то прыщавым подростком, чье имя кануло в Лету и который, вполне возможно, и был тем самым Клайвом с памятным шарфиком, «Аллегро» и одобрением ее мамы. Да, может, если бы она бросилась наутек, когда впервые встретилась с Дэмиеном, она бы сейчас счастливо обитала в одном из графств неподалеку от Лондона с двумя очаровательными детишками, похожими на херувимчиков, а не балансировала на грани развода, едва сводя концы с концами и зарабатывая на жизнь преподаванием информатики и основ бизнеса скучающим подросткам в затрапезном колледже Кэмдена. Все может быть. С Дэвидом жизнь могла бы быть сказкой. А быль закончилась тем, что прекрасный принц был застукан целующим другую и в мгновение ока превратился в ее глазах в сказочно уродливую жабу по имени Дэмиен.
— Вы уже получили бумаги?
— Какие?
— О разводе.
— Это техническая сторона вопроса. С этой точки зрения, я как раз нахожусь в процессе э-э-э… «выступления» из брака — я лишь недавно отослала документы. А практически мне даже нет смысла нанимать адвоката, потому что я больше никогда в жизни не собираюсь вступать в союз, из которого так трудно потом выйти.
— А вот моя жена опять выходит замуж. На следующей неделе. В той же церкви!
Оба сделали печальные лица.
— Едва ли прошло достаточно времени, чтобы снимать траур по погибшим чувствам, — пробормотал он. — Но ей не терпится.
— Некоторым настолько нравится фраза «отныне и вовеки», что они готовы повторять ее снова и снова.
— Это не тот случай. — Он глотнул еще виски. — Она беременна.
Джози состроила подобающую случаю мину.
— …двойней.
— Ничего себе.
Они еще раз выпили, каждый свое.
— Зато сменит хотя бы свадебное платье — это уж как пить дать!
Оба с пониманием улыбнулись.
Джози откинула голову на подголовник кресла.
— Что ни говорите, а во второй раз любовь должна казаться слаще.
— Вы сами-то в это верите?
— Кому-то еще предстоит меня в этом убедить, — сказала она. — Смысл любви, видимо, в том, что ты учишься на своих ошибках и выбираешь человека уже исходя от противного, зная, каким он не должен быть. Желательно найти такого, который подходит тебе больше, чем предыдущий.
Мэтт пожал плечами.
— Может, нам обоим повезет, и однажды мы встретим кого-то настолько подходящего, что будем готовы рискнуть попробовать еще раз.
— Может быть.
Оба с сомнением посмотрели друг на друга.
— Еще виски?
Мэтт потерянно кивнул:
— Мне тоже.
Глава 3
Джози покинула Лондон в серый дождливый день, пребывая в трезвом уме и твердой памяти. В солнечный Нью-Йорк она прибыла в нетрезвом уме и на нетвердых ногах. Февральский Нью-Йорк встретил шестьюдесятью градусами по Фаренгейту. Неоновый индикатор температуры лениво мигал красным, и покрасневшие глаза Джози мигали ему в ответ. От солнца и тепла начало подташнивать, а изначальная радость от того, что, вняв гласу мамы, она надела большое и теплое зимнее пальто, улетучивалась вместе с испариной. От большого и теплого чувства она уже и не знала, куда деть теплый вязаный шарф и плотные перчатки, также заботливо подсунутые мамой в дальнюю дорогу, где дочь, по ее словам, ожидали бураны, снежные заносы и прочие погодные катаклизмы при температурах аж до минус восьми — сведения об этом она почерпнула из «всемирной сети», где искала новые образцы узоров для вязания. Впрочем, температурный плюс мог обернуться плюсом практическим: шифоновое платье подружки невесты можно было смело надевать, не опасаясь гипотермических последствий. Только бы не хлынул дождь и не подмочил Марте торжество.
На выходе из аэропорта Джона Ф. Кеннеди, вдоль всего здания терминала, змеилась бесконечная очередь за желтыми такси. Мэтт шел рядом, выписывая ногами узоры.
— Может, с-стоит взять одно такси на двоих? — предложил он, с трудом выговаривая «c». — Ты с-согласна?
Джози только кивнула, так как не была уверена, что ее собственный язык справится со словом «согласна».
— А что ты делаешь сегодня днем?
Джози попробовала пожать плечами, но что из этого вышло, судить было сложно. Пришлось открыть рот и постараться избежать слов, начинающихся на «с».
— Похожу. По магазинам. Позвоню маме. Позвоню Марте. Доложу обеим, что я на месте. Жива-здорова. Опять похожу. По магазинам.
— Было бы с-славно придумать что-нибудь с-совместное. Ты как считаешь? — спросил Мэтт, когда после тысячного свистка распорядителя очереди службы «Fat Cab» они наконец упали в окуренное благовониями допотопное такси, что на ходу теряло запчасти. Это ничуть не обеспокоило водителя, и он резво вырулил на забитую автостраду; на знак, запрещающий подачу звукового сигнала, он также хотел плевать.
— Что же, например?
— Совместное приобщение к Свободе. Пока светло. Говорят, она здорово смотрится с пылающими на солнце глазами, — сумел выговорить Мэтт, в свою очередь сверкнув пылающим взором.
Джози улыбнулась в знак согласия, но полной уверенности, что губы ее слушаются, у нее опять-таки не было.
— Почему бы и нет?
Они затихли на сиденье такси, пока машину подбрасывало на стыках бетонных плит автомагистрали «Ван Вик», ведущей в Манхэттен, где лучи утреннего солнца согревали фасады зданий, которые, как деревья в тропическом лесу, тянулись к небу.
Нью-Йорк ей нравился. Город весь гудел; казалось, даже тротуары в нем обладают электрическим зарядом и испускают искры, которые так и трещат в воздухе. Безусловно, это самый наэлектризованный город на Земле. Она уже бывала здесь и с Дэмиеном, и с Мартой — вот чем хорошо иметь заокеанскую кузину, — однако этот город ей не надоедал. Здесь всегда можно было найти что-то новое и неожиданное, недаром его называли «плавильным котлом» разных народов, укладов и стилей жизни. Здесь все было больше, выше, быстрее, громче, ярче и красочнее, как на пленке Technicolor по сравнению с реальной картинкой.
Голова Мэтта сонно покачивалась в такт ухабам на дороге, вверх-вниз, не реагируя вправо-влево на головокружительный водоворот кипящей вокруг нью-йоркской жизни. Водитель такси подобно змее пробирался по переполненным улицам, все глубже забираясь в центр, где уж точно ходить пешком было несоизмеримо быстрее, чем ездить на машине. Впервые она была на Манхэттене сама, но ожидаемого чувства страха, что собирается комком внутри, она не испытывала. Быть может, потому, что встретила Мэтта — не то, чтобы он делал что-то особенное, просто на сердце было спокойнее оттого, что кто-то есть рядом.
Разглядывая бесчувственное тело на сиденье напротив, она гадала, был ли он видавшим виды, хладнокровным путешественником или это он напился случайно. Что бы он ни говорил о своей «бывшей», он не производил впечатления человека, которому на все наплевать. Ей он показался скорее, как бы это сказать, несколько занудным — такой способен вывести из себя любого, особенно если куда-то спешишь или надо было повесить полку еще вчера. Но сейчас Джози было с ним очень легко; со стороны их можно было даже принять за пару, и мысленно она одергивала себя, когда невольно начинала прикидывать, насколько он подходил на роль полковешателя. Казалось невероятным, что ей понадобилось так мало времени, чтобы вновь привыкнуть быть одной, и было любопытно, сколько еще должно пройти времени, чтобы это состояние стало для нее совершенно естественным.
Мэтт встрепенулся и окинул сонным взглядом знакомые по многочисленным полицейским сериалам городские достопримечательности. Движение замерло.
— Мой отель где-то здесь. В следующем квартале, по-моему, — сообщил он ей. — Давай я здесь выйду, а потом мы встретимся в Бэтэри-парк и поедем на пароме прямо к Свободе. —
Он взглянул на часы. — Скажем, часа через полтора. Идет?
Джози обратилась к своим часам, которые, хотя и шли, но все еще показывали время в другой песочнице — по ту сторону пруда.
— Идет.
Мэтт наклонился к водителю.
— Я здесь выйду, приятель, — сказал он, и таксист нехотя выехал из своего ряда, чтобы Мэтт успел шмыгнуть к тротуару.
— Увидимся позже, — сделал ручкой Мэтт.
Неверными движениями он выбрался из такси, оставив ее наедине со своими мыслями и перспективой оплатить счет за поездку.
Отель, в котором остановилась Джози, оказался заведением, в котором останавливались анонимные бизнесмены, целеустремленно марширующие в темно-синих костюмах по вестибюлю, спеша на анонимные важные встречи. Парад анонимных бизнесменов снова напомнил ей о Дэмиене. Он тоже был человеком в синем костюме до такой степени, что его хотелось поместить в глянцевый журнал. Иногда ей даже мечталось, чтобы он позволил себе немного чисто мужского несовершенства в виде легкой небритости или даже двухдневной щетины. Но никогда и ни за что Дэмиен не позволял себе не быть безукоризненным, пока, конечно, не сбежал с этой Штучкой из похожего, но более молодежного журнальчика. Та решила, что его стиль неправильный, и даже потратилась на пару свитерков от Tommy Hilfiger, ботинки Timberland и гламурную стрижку от Цезаря. И еще Джози стало известно, что самые его важные анонимные встречи проходили не в отелях как таковых, а в номерах отелей. Но мысли об этом ее больше не трогали. Или, вернее сказать, уже почти не злили.
Как и положено, она проследовала за коридорным к своему номеру — большому, похожему на коробку с двумя двуспальными кроватями и обтертыми косяками, как и полагалось в функциональных отелях-на-один-день. Она прошла к окну и отдернула выгоревшую занавеску в крупную сеточку. Солнце слепило в окно. Из всего разнообразия видов Манхэттена ей достался вид… на вентиляционные трубы соседнего здания.
Джози задернула занавеску. Будучи как бы в тумане, пейзаж больше радовал взор. Виды Манхэттена всегда захватывают дух, но только если вы стоите на земле или парите высоко в воздухе. По-настоящему оценить все величие полотна можно, только отстранившись от мольберта. Здесь же, прямо в середине картины, перспектива сводилась лишь к бесконечным рядам беспорядочно натыканных небоскребов.
Она дала неприлично большие чаевые из-за того, что не было мелких купюр, и, как только за коридорным закрылась дверь, благодарно упала на ближайшую кровать. Как ей хотелось закрыть глаза и провалиться в страну снов, невзирая на то что внизу потрескивал разрядами в ожидании самый наэлектризованный город на земле. Но она пообещала позвонить маме тотчас после приезда. И зачем она пообещала? Наверное, затем, что всегда приятно, когда знаешь, что кто-то за тебя переживает, даже если это мама и это основная часть ее смысла жизни. Но кому первому: маме или Марте? Заряд бодрости или успокоительное? Вначале заряд бодрости — Марта может подождать.
В наш век стремительного развития технологий ждать связи приходилось все равно. Она представляла себе, как мама суетится, прибирая в столовой после ужина — столовая по-прежнему была тем местом в доме, куда ноги вели маму на ужин, хотя теперь, когда она жила сама, можно было соединить телевизор и ужин в гостиной.
— Алло?
— Привет, мам. Звоню сказать, что добралась без происшествий.
— Ой, дорогая! А я уже начала волноваться за тебя.
Джози довольно улыбнулась:
— У тебя нет причин волноваться. У меня все хорошо.
— Как погода? Метель?
— Солнечно и очень тепло.
— В феврале? Не может быть!
— Боюсь, что так.
— Никогда не выходи замуж за синоптика, дорогая. Нельзя верить ни единому их слову. Как ты долетела? С приставучими незнакомцами, надеюсь, не разговаривала?
— Да всего-навсего с одним, который зарубил кого-то топором, ну, и еще с парочкой психопатов, и еще с каким-то типом, который говорил, что его хобби — каннибализм.
— Как ты можешь такое говорить, Джозефина Флинн? Ты не моя дочь!
— Я сидела рядом с весьма приятным мужчиной.
— Насколько «весьма приятным»?
— Он не адвокат, а не-адвокаты тебе не нравятся.
— По нынешним временам, когда судебные тяжбы становятся неотъемлемой частью нашей жизни, иметь адвоката в семье — очень даже не лишне.
— Я буду иметь это в виду.
— Сегодня за завтраком, а завтракаю я в последнее время исключительно «Special K» , листала я «Daily Mail». Сейчас, где тут она у меня… — Джози услышала шелест газеты. — Тебе известен человек по имени Билл Гейтс?
— Известен, а что?
— Может, звякнешь ему, пока ты в Америке?
— Когда я говорю «известен», я имею в виду — известен не лично мне, а всем и каждому. А что до наших личных с ним отношений, в одной песочнице мы с ним не играли, никогда не были ни наедине, ни даже в одной компании, в одной комнате, в одном доме и даже в одной стране одновременно. И конечно, чипсы из одной пачки мы с ним тоже не трескали.
— А это что, настолько важно?
— Потенциально — да.
— А ты знаешь, что он не женат?
— Он женат.
— А «Mail» говорит, что нет.
— Причем тут «Mail», когда он — глава Microsoft!
— Это хорошо. Значит, он многое знает о компьютерах. Это качество может оказаться полезным в мужчине и муже. У моего компьютера до сих пор грипп.
— Вирус.
— У меня постоянно выскакивает заставка с Памелой Андерсон с голым бюстом. И между прочим, Кэвин, смышленый молодой человек из соседней квартиры, очень любезно несколько раз заходил посмотреть, можно ли что-нибудь сделать с этим вирусом. Но что-то у него не ладится.
— Забавно…
— Так ты ему позвонишь?
— Биллу Гейтсу? Чрезвычайно маловероятно. Я даже не знаю, живет ли он в Нью-Йорке.
— Но есть же справочник. Проверь.
— Мама, он самый богатый человек на планете.
— И что в этом плохого? Вот сейчас у тебя на холодильнике висит наклейка «Гринписа», но ведь было время, когда ты заглядывала внутрь за чем-нибудь вкусненьким.
— Все это в прошлом, ма, а вообще — надо и честь знать! Билл Гейтс, как бы тебе объяснить попроще, выступает в Премьер-лиге. Я до нее не доросла.
— Не знаю, почему ты себя так низко ценишь, Джози.
— Я тоже не знаю.
Хотя, может быть, это как-то связано с тем, что мой муж ушел к другой женщине…
— Ты всегда была лучше всех в своем классе по балету!
— Я бросила балет, когда мне было пять лет.
— А не следовало, - оценивая ее прошлые заслуги, загадочно намекнула мама.
— Ма, в одном лице ты совмещаешь брачное агентство и психологическую консультацию Лавинии. А трансатлантические консультации по телефону обходятся нынче дорого. Чтобы окончательно не обанкротиться, пойду-ка я лучше подышать… воздухом Манхэттена.
Начинаем отсчет до окончания разговора. Пять.
— Да, конечно, дорогая, — проворковала мама. — А чем ты собираешься заниматься?
— Осматривать достопримечательности или ходить по магазинам… ммм, или наоборот — ходить по магазинам или осматривать достопримечательности. — Джози очень не хотелось, чтобы мама пронюхала про Мэтта Джарвиса. Четыре.
— Так осматривать достопримечательности или ходить по магазинам?
— И то и другое, — быстро согласилась она. Три.
— Очень хорошо. Жаль, что меня нет рядом с тобою!
А мне нет. Два.
— Передавай Марте привет. Скажи, что я ее люблю. И не забудь: Билл может очень обрадоваться твоему звонку…
Один. Джози повесила трубку. Секундочку-секундочку, что это было? Наваждение, вызванное расстройством биоритмов в связи с перелетом через океан, или мама действительно пыталась сосватать ее за Билла Гейтса?
Джози провела рукой по волосам и закрыла глаза, подавив зевок. Ей ужасно хотелось спать, но она согласилась встретиться с Мэттом, и время встречи стремительно приближалось.
Почему?! Ну почему она согласилась изменить свои планы из-за человека, с которым всего лишь разделила пару газированных коктейлей? Ведь она поклялась никогда больше не позволять мужчине управлять ее жизнью. Будь то Билл Гейтс или Билли Бантер , Билл Бейли или Дикий Билл Хикок или любой другой, трижды знаменитый, Билл. Почему? Да потому что в ее планы входила всего-навсего неторопливая прогулка по городу в гордом одиночестве и с мыслями о том, что неторопливая прогулка по городу в гордом одиночестве совсем не так приятна, как об этом пишут в книгах!
Если шопинг в одиночестве означал, что никто тебе не скажет, что ты, мол, выглядишь так же изящно и свежо, как Гвинет Пэлтроу, или что ты такая толстая, что тебе впору заиметь свой личный почтовый индекс, то осмотр достопримечательностей в одиночестве не сулил даже этого. Для кого, спрашивается, охать, ахать и мычать при виде рукотворных памятников или чудес природы? Выражаясь сухим языком протокола, за «издавание нечленораздельных гортанных звуков в общественном месте» тебя могли изолировать от общества, хотя некоторым, например Бенни Хиллу , только на одних этих звуках удавалось сделать приличную карьеру на ТВ. Какая же радость от путешествия по миру, если рядом нет никого, кто тебя поймет с полузвука? А делиться впечатлениями с коллегами означало навесить на себя ярлык зануды и тупицы, поскольку любому надоест, что ты мычишь, охаешь и через слово повторяешь «Манхэттен».
Так что — к Свободе! Считается ли свиданием встреча, если она происходит средь бела дня, а не за ужином при свечах? Какое-то не очень свидательное свидание. Она была одна уже почти шесть месяцев, но и до этого играть в игру под названием «ритуально-романтическая встреча» ей не доводилось. С четырнадцати лет она без долгих остановок и ожиданий меняла ухажеров. Как только «отъезжал» один, как тут же «подъезжал» другой. С регулярностью, которой бы позавидовали британские поезда. С самого детства у нее никогда не возникало искушения заниматься «копанием» в коробке шоколадных конфет. Если содержимое не соответствовало тому, что значилось на картинке на крышке, она безжалостно выбрасывала коробку в мусорный бак, «самокопание» же над выброшенной коробкой ей и вовсе претило. В романтических отношениях она придерживалась тех же принципов: никаких пробников и никакого ассорти, а только чистый шоколад, желательно побольше. «Серийный однолюб» — это было сказано про нее.
Трудно поменять привычный ход жизни в одночасье. В то время как в профессиональной сфере ее уверенность возрастала, во остальных сферах жизни у нее накапливалась только неуверенность, причем неуверенность, доходящая до комплексов. Откуда они взялись? Может, из-за того, что Дэмиен, несмотря на обходительность в манерах, с ней не особо церемонился и не пропускал ни одной возможности, чтобы невзначай ее не уколоть? В конце-концов она настолько стала полагаться на его оценку, что теперь становиться на ноги оказалось куда сложнее, чем она полагала.
Не то, чтобы она была непривлекательной. Даже наоборот: стоило ей подвести губы, сделать начес и неровный пробор — и она могла дать фору любой дикторше из телевизионного утреннего шоу. В доказательство можно привести несколько походов в ресторан с сотрудниками, которые оказывали ей знаки внимания, правда, свиданиями эти походы можно было назвать с очень большой натяжкой; и еще несколько встреч со старыми друзьями, что нагрянули, как гром среди ясного неба, когда радостная весть о ее разводе достигла их ушей. Если бы ее не находили привлекательной, она бы и этого не дождалась. Но ничего даже отдаленно похожего на то, чтобы «заскочить к нему домой на кофе», или, боже упаси, утром проснуться в чужой кровати со случайно сбившимся пробором, и в помине не было. Считать ли это свиданием?
Опять остаться одной было страшновато, но страшновато с привкусом свободы. На примете не было никого, о ком стоило помечтать, если это выражение применимо для людей, которым перевалило за тридцать. Зато не было и тревожных размышлений, что делать дальше, если тот, в которого ты влюбился, ответит взаимностью. Большинство нынешнего мужского окружения ее не интересовало, будь даже у всех них на шеях повязаны подарочные банты. Стоило, к примеру, оглядеть учительскую в ее колледже — все незанятые мужские особи были с лысыми макушками и животиками, которые очаровательно смотрелись бы на вьетнамских свинках, но совсем не шли школьным учителям определенного возраста. Нормальных, хотя бы внешне, мужчин давно порасхватали. Можно было объявлять официально: новое тысячелетие — зона, свободная от конфет. Кроме, конечно, Дэмиена, который, на его счастье, был чертовски хорош, но, к ее несчастью, хорошо это знал. И был еще Мэтт Джарвис, привлекательный уже своей неухоженностью, о чем он, пожалуй, не знал, да и знать не хотел. Может, этим он ей и нравился.
Джози усилием воли открыла глаза, борясь с усталостью от смены часовых поясов. Надо быстро ополоснуться под холодным душем. Времени прихорашиваться не было, а кроме того, Мэтту наверняка было все равно, как может быть все равно человеку, чье физическое состояние еще долго не позволит ему навести резкость. Криво улыбнувшись уголками губ, она хмыкнула про себя: а помнит ли он вообще, что пригласил ее.
|
