Пролог
Четверо против кардинала
Донбасс, 1990-е годы
На фоне терриконов, засаженных уже входящей в сочный цвет акацией, одинокий «бумер», съехавший с трассы в степь, выглядел черной точкой в лучах весеннего рассвета.
Кондрат потянулся до хруста в суставах, толкнул дверь, выбрался из машины, снова потянулся, сделал несколько упражнений, разминая затекшие мышцы и заодно согреваясь: апрельские ночи в степи были еще холодными, несмотря на то что весеннее тепло в этом году пришло на удивление рано. Да и зимы как таковой не было вот уже несколько лет подряд.
Снег не баловал южные и юго-восточные территории. Хотя пацаном Кондрат еще застал и морозы, и заледенелые тротуары родного Новошахтерска, и снежные сражения за звание Царя Горы. Но теперь зима превратилась скорее во время года, этакое, как учили в школе, безликое имя существительное, и по погоде ничем не отличалась от слякотной серой осени, которую Кондрат, родившийся в октябре, никогда не любил. Единственное, что радовало, — ранняя, раньше даже, чем у других, весна, которой в середине апреля на широкую, необъятную, полную грудь дышала степь. Ветер трепал уже успевшие проклюнуться из земли молодые ростки и футболил из конца в конец старые, перезимовавшие, сухие ковыли, озорно и без цели гоняя их из стороны в сторону.
Подставив степному ветру свое скуластое лицо, Кондрат на несколько минут зажмурился, раскинул руки, словно бросая вызов — а ну-ка, повали! — сделал несколько глубоких вдохов, а потом, как стоял, повалился на землю лицом вниз, успев выставить перед собой руки. Ладони уперлись в мягкую шевелюру уверенно пробивающегося из-под апрельской земли перистого ковыля. Кондрат принял упор, расставив руки чуть шире плеч, и на одном дыхании, считая про себя и успевая на «раз-два» опустить и поднять тренированное крепкое тело, быстро сделал двадцать отжиманий, окончательно прогоняя усталость практически бессонной ночи. Выпрямившись, он попрыгал, пробежался вокруг машины и полез в салон за термосом с растворимым кофе, куда Гусля, как сурок, спавший на заднем сиденье, накануне вечером щедро плеснул коньяка.
Ну, допустим, не совсем коньяка, тут же мысленно поправил себя Кондрат, отвинчивая пластмассовую крышку. Болгарский «Слынчев бряг» — никакой не коньяк, а типичный бренди, эти напитки отличаются по вкусу даже в оригинальном исполнении. Однако на самом деле то, чем сдобрил растворимый кофе Гусля, — точно не коньяк и явно не бренди, а паленый суррогат, который Кондрат два дня назад нашел в киоске при базаре. Даже не сам надыбал: пацаны привели в качестве наглядной жалобы своего друга, скрюченного и чуть живого. Браток решил погулять с киевским размахом и купил не обычную водку, даже не продолговатую бутылку с этикеткой «Белый аист», а этот самый болгарский «Слынчев бряг» — импорт, который и стоит соответственно.
Самое удивительное, что никто из местных этим пойлом не отравился, хотя пили хлопцы из одной бутылки. И хорошо, что возле Валета на подхвате крутился один из пацанов. Этому гражданину старшего школьного возраста, который очень просился в «движение», даже на полном серьезе рвался доказать способности и грохнуть при свидетелях отчима-алкоголика, пока не поручали ничего серьезного. Потому он и горел желанием отличиться: сразу собрал своих собутыльников, повел к Валету, разбудив того среди ночи, и в двух словах объяснил, почему нарушил покой бригадира: нельзя на точках, которые контролирует группа Кондрата, торговать отравой.
Вообще-то, парень был не так уж и не прав. Торговля товаром сомнительного качества — прямой удар по интересам Кондрата и всех, кто под ним ходил. Ведь Новошахтерск — город маленький. Поделить сферы влияния ничего не стоило. После нескольких месяцев упорных и продолжительных боев люди собрались на нейтральной территории и четко договорились о зонах контроля. Кондрату достался кусок не большой, но жирный: центр с прилегающим к нему базаром, который к тому времени разросся и представлял собой самое дикое и стихийное торговое место в мире. Так, во всяком случае, казалось жителям Новошахтерска: чуть ли не треть из них переквалифицировалась в мелких торговцев.
Тем временем население рабочего поселка на окраине превратилось в безработных, которых не уволили, а отправили в бессрочный отпуск за свой счет. Некоторым счастливчикам, правда, неохотно и мало платили за каторжный труд на полулегальных шахтах. Но это отнюдь не означало, что у обитателей окраины совсем не было денег. Вопрос стоял иначе: что именно здешний народ готов купить за те копейки, которые женщины зарабатывают, выстаивая на базаре, мужчины — выгорбачивают от хозяина, их сыновья — грабя прохожих, а их дочери — продавая себя. Ответ нашелся очень быстро: здесь будут платить за иллюзию красивой заграничной жизни, которую теперь все чаще показывали по телевизору, либо за возможность забыться. Потому рабочий поселок стал обрастать коммерческими киосками, на самодельных прилавках которых появились польские шоколадные конфеты, французское шампанское, сладкие тягучие ликеры непонятного, хотя и, несомненно, импортного происхождения. Ну и, конечно же, водка в больших литровых бутылках с этикетками, подписанными латинскими или, как здесь почему-то говорили, американскими буквами.
Разумеется, девяносто процентов такого товара было когда прикрытой, а когда — откровенной подделкой. Кроме разве что шпрот и свиной тушенки в узких жестяных банках, которую кто-то повадился культурно воровать из грузовиков с гуманитарной помощью, подделывали все. Но зато теперь за тем же самым продуктом не нужно было ездить на базар. И главное — пролетарские желудки успешно переваривали все это, а закаленные печенки не спешили разрушаться от токсинов. Кондрат усмотрел в киосках рабочего поселка конкуренцию: дань-то их владельцы платили не ему. Однако это была не его территория: в пределах города договоренности соблюдались свято, и Кондрат, посоветовавшись с верхушкой своей группы — Гуслей, Жирафом и Валетом, — решил требовать от бизнесменов, работавших под их надзором, повышения качества товаров.
Слух о том, что приезжий парень, да еще сынок какого-то киевского начальника, вроде даже помощника депутата, в центре Новошахтерска получил по желудку и печени паленым алкоголем, конкуренты обязательно распустят. На то они и конкуренты, чтобы распускать такие слухи… Это на некоторое время пошатнет доверие потребителей ко всему, что продается в центре. Пойдет отток клиентуры, на подконтрольных Кондрату бизнесменов обратят внимание соответствующие органы, за взятки предприниматели все замнут, только ведь эти деньги пройдут мимо Кондрата. И он ничего не сможет сделать: ни ментов, ни налоговую, ни санстанцию, ни пожарных он пока не контролировал. Над ними, как он сделал вывод, есть свои смотрящие.
Надо ли объяснять, что Валет посетил бизнесмена, торговавшего отравой, лично сломал ему руку, одну бутылку бренди разбил о голову предпринимателя, но хозяйственный Гусля не дал ему продолжить: тоже еще новости — бухло разбазаривать! Шесть непроданных бутылок «Слынчев бряга» он конфисковал, а одну даже заставил проштрафившегося бизнесмена выпить, чтобы покалеченная рука и рана на голове не так болели. Удивительно — с тем ничего не случилось. Тогда пробу снял сам Гусля, ему понравилось, и они с Валетом решили: у тех, кто не с Донбасса, желудки слабенькие.
Так конфискованный поддельный бренди попал в растворимый кофе. Тоже, между прочим, конфискованный. Валет завел правило, согласно которому владельцы продуктовых киосков показывали ему накладные всякий раз, как завозили новый товар, и как он сам говорил, мог взять себе что угодно на пробу. Жираф считал такое поведение беспределом, Гусля где-то соглашался с ним, но вразумить Валета не брался даже Кондрат: друг его детства не слушал никого и никогда. Оставалось признать, что советская власть в Новошахтерске уже несколько лет назад как официально прекратила свое существование, и надеяться, что другая, не менее сильная и авторитетная, в эти края придет не скоро. То есть бизнесменам еще долго будет некому жаловаться — менты не в счет, — а Валет с возрастом понемногу перестанет безобразничать. Во всяком случае, не будет таким наглым.
Отпив теплого еще коктейля «бренди-кофе», Кондрат поморщился и, не колеблясь, вылил остатки напитка, а точнее, пойла, на землю. Гусля, отхлебнув с вечера из термоса, до часу ночи вел себя очень бодро, пытаясь выяснить, для чего они должны торчать тут, в степи, прямо с вечера, а потом, уморившись, примостился на заднем сиденье и заснул сном праведника. Хотя праведником его, как и самого Кондрата, назвать было трудно.
По трассе навстречу лучам восходящего солнца проехал рейсовый автобус на Ростов. Прикрыв глаза ладонью, Кондрат проводил его взглядом. Потом оглянулся, посмотрел в противоположную сторону, всматриваясь в чуть видимую за горизонтом линию Донецкого кряжа. Затем, услышав характерный клекот, поднял голову: над степью завис, раскинув крылья, степной орел, высматривающий утреннюю добычу.
Кондрат, как и хищный степняк, этим утром тоже высматривал свою добычу.
Караван, который они здесь поджидают с вечера, также направлялся из Донецка в сторону Ростова.
Часы — не паленая, как водится в это беспокойное время, а самая настоящая японская «Seiko» — показывали пять двадцать утра. По его расчетам, именно сейчас, когда трасса еще не так загружена, фуры, которые он пытается поймать на своей территории уже не первый раз, должны здесь появиться.
Место для засады он долго не выбирал, ведь далеко за пределы Новошахтерска его влияние не распространялось. Участок трассы, километров пятьдесят, который проходит в окрестностях их города, по предварительно утвержденной договоренности тоже не принадлежит никому из «новошахтерских». Большая дорога, как решили люди, одна на всех, как речка или лес. Кто закинул сеть, тот и вытащил рыбу, кто выследил зверя, тот и подстрелил его. Единственное, что следовало всегда оговаривать, — конкретную ситуацию. Например, по трассе идет груз, за сохранность которого на этом участке пути отвечает команда Кондрата. Об этом ставят в известность остальных, и никто не мешает «кондратовским» делать свои деньги. Так же должен был поступать — и поступал! — сам Кондрат. Если же кто-то решил пощипать автобус с «челноками» или фуру-другую с товаром, об этом тоже надо было сообщить коллегам — чтобы накладок не было.
Вернувшись к машине и поразмыслив, будить Гуслю или пускай пацан чуток поспит, Кондрат дал другу еще десять минут, сунулся в салон и взял лежащий на пассажирском сиденье «кирпич» — черный громоздкий мобильный телефон, размером, толщиной и весом действительно напоминавший кирпичину, расколотую вдоль и пополам. Стоили «трубы» жутко дорого, денег жрали еще больше, машина и то меньше бензину расходует, но зато на весь Новошахтерск этих модных средств связи среди настоящих пацанов было всего два десятка. Может, больше, но не намного. Кондрат видел у мэра, у начальника милиции — этому подарили — и, может, еще у пары-тройки дельцов с самым раскрученным бизнесом. Ну и, конечно, у местных братков: верхушка каждой «бригады» обязательно обзаводилась сотовиками, к тому же однотипными и не самыми дорогими моделями даже относительно общей дороговизны мобильной связи как таковой. Ходили слухи, что все мобильники на контроле в Конторе * и каждый владелец автоматически попадает под колпак, — по спутнику установить, кто где залег на дно, не составит теперь особого труда. Только верилось в это слабо, и Кондрат был убежден: менты просто пугают, сознательно распространяя такие слухи и сея панику, выбивая бойцов из колеи. Потому отошел от машины, ловя чистый сигнал, набрал номер Валета и услышал на том конце бодрый, словно и не было этой ночи ожидания, голос:
— База торпедных катеров!
— Как дела? — Я не звоню, значит, — никак. — Собеседник выдержал небольшую паузу. — Слышь, братан, а ты точно знаешь, что фуры сегодня пойдут? Тебя кинуть не могли?
— Смысл? — в тон ему спросил Кондрат. — Нету смысла. Если нас кинули, мы тут зря отсвечиваем и караван пройдет позже, я ведь того, кто левую тему слил, по-любому достану и накажу.
— Я накажу, — уточнил Валет, делая упор на слове «я».
— Тем более. Нет, тема должна быть верная. Не первый раз, вот что главное. Это дорога, всякое может случиться.
— Раз всякое может, чего ж меня дергаешь? — прозвучал резонный вопрос. — Нарисуются — дам знать, для того тут и поставлен.
— Ладно, не стартуй. Проверка связи. Отбой, — буркнул в трубку Кондрат и отключился, чтобы не тратить драгоценные юниты.
Конечно, как только те, кого они с Гуслей здесь поджидают, появятся в поле зрения, Валет тут же просигнализирует. Однако вся эта история с фурами закрутилась не сегодня, никак не прояснялась и уже начинала действовать Кондрату на нервы. Он не любил неопределенных ситуаций и старался решить их сразу, одним наскоком.
С трубкой в руке отойдя еще на несколько шагов, Кондрат неожиданно остановился: в полуметре от него, в редкой пока зелени ковыля, скользнуло коричневое змеиное тело — еще один степной хищник начал утреннюю охоту на мышей-полевок. Степь — вообще удобное место для охоты…
…А началось все месяц назад.
Однажды утром, направляясь в Российскую Федерацию, по трассе прошли три фуры, груженные под завязку. Впереди ехала сопровождающая их милицейская машина с донецкими номерами, а сзади — какие-то типы на стареньком, но мощном джипе. О том, что транспорт с коммерческим грузом пересекает участок дороги международного значения, который контролируется «новошахтерскими», фактическим хозяевам территории никто не объявил. Разрешения не спросили, о проезде не договорились, положенную в таких случаях пошлину не заплатили. И что самое главное — прикрылись ментовской машиной. Не факт, что номера на ней стояли реальные и что сам автомобиль милицейский, — на такие фокусы только лохи покупаются, а себя Кондрат лохом не считал. Конечно, все вопросы можно решить на месте: караван останавливается, старший сопровождения выходит к старшему той «бригады», которая его остановила, и обозначается. Даже если менты в теме, все расходятся мирно: местные узнают, чей груз и почему караван прет по чужой территории так нагло.
Вот как сегодня делаются дела. Не только в прериях Донбасса — по всему бывшему Союзу люди соблюдают такие или аналогичные правила.
Эти же не обозначились никак и словно знали о возможности непредвиденной остановки в пути: шли на большой скорости, ровной линией и выбирали для этого ночные или утренние часы, когда трасса была не так загружена и можно развивать максимально допустимую скорость, а когда и превышать ее: все-таки в сопровождении милиция, никто и не рискнет стать на пути незнакомцев.
Караван засекли бойцы Кондрата, когда наступила их очередь патрулировать трассу. По взаимному соглашению три основных новошахтерских группировки — «кондратовские», «хряковские» и «дизелевские» — договорились пасти ростовскую дорогу сутки через трое. Таким образом, тот, кому надо проехать без проблем, или же заранее договаривался с тем, чья очередь контролировать трассу подошла, или же имел проблемы от того, кому рискнул не заплатить: либо от Кондрата, либо от Хряка, либо от Дизеля. Направление во все времена было стратегически важным торговым путем, каждый день бандитам по всему периметру трассы от Харькова до Ростова и обратно было чем заняться. Если же на трассе появлялся транспорт, к которому кто-то из «бригадиров» имел персональный интерес, коллеги без проблем и после соответствующего предупреждения уступали охотничьи угодья. Упустив караван один раз, Кондрат не сомневался: будут еще попытки нарушения конвенции. На всякий случай предупредил Хряка с Дизелем о своем праве на эти фуры. Он был уверен: наглецов узнает по повадкам и не ошибется. Так и случилось: караван возвращался из Ростова через два дня, когда дорогу контролировали «хряковские», и Костя Хряк возмутился нахальством не меньше Сашки Кондрата. Поэтому, когда несколько дней спустя поздно вечером знакомые фуры снова въехали в район, его предупредили, Кондрат скомандовал своим бойцам «по коням!» и те помчались в погоню почти что полным составом.
Тогда караван удалось догнать. Валет, который ехал в головной машине, просигналил, требуя остановиться, но в ответ стекло машины с милицейской мигалкой опустилось, оттуда коротко ударила автоматная очередь, и Валету пришлось резко вывернуть руль в сторону, чтобы не попасть под обстрел.
Возможно, те, кто огрызнулся, решили: этим они отпугнули местных бандюков и теперь провинциальные гангстеры просто отстанут. Только они нарвались на Сашку Кондрата, который не любил подобного обращения, не собирался спускать такого никому, кем бы беспредельщик ни оказался и кто бы за ним ни стоял. Потому распорядился пока оставить фуры в покое, а сам дал задание Жирафу понюхать, выяснить адрес груза — фуры-то приметные.
Задача только на первый взгляд неподъемная. Жираф славился в их четверке своим умением находить нужную информацию. И через неделю он уже знал: грузятся эти фуры в соседнем районе, туда приходят порожняком, а на складах затариваются водкой по самые помидоры. Причем не паленой, а самой настоящей, качественной и популярных торговых марок, преимущественно иностранных. Откуда груз привозят на упомянутый склад, Жирафа не волновало. Он, как практически все тогдашние бандиты, прекрасно знал такую схему: груз обычно везут по эстафете, в несколько этапов, чтобы растянулась и запуталась вся цепочка, ведущая к истинному хозяину. Это лишний раз подтверждало: груз левый, полулегальный и если кого-то охраняют менты, то это еще не значит, что сами менты на каждом шагу хвастаются тем, что работают охранниками бандитских караванов.
Наколов пункт А, из которого отправляются фургоны с водкой, и четко представив себе конечную остановку — пункт Б, в Ростове-папе, — Кондрат даже не нуждался в башковитом Жирафе с его незаконченным высшим экономическим образованием, чтобы просчитать: некто в Донецке завязал торгово-экономические отношения с ростовскими оптовиками. Туда транспортируется качественная водка. Материальное положение потребителей Ростовской области мало чем отличается от благосостояния пьющих людей Донбасского региона. То есть по обе стороны украинско-российской границы выгоднее покупать и потреблять некачественную, зато дешевую водку.
Вопрос: какой смысл выпускать на рынок хорошую, если никто не жалуется на плохую? Ведь в водке главное — градус, и чем меньше человек заплатит за этот градус, тем ему лучше. Если информатор Жирафа не врет и в ящиках — не подделка под «Абсолют» и «Финляндию», тогда в таком количестве ее соотечественникам просто не сбагрить. То есть игра не стоит свеч. Проще разводить спирт водопроводной водой и получать популярный в народе продукт «Шахтерская особая», а закрасив его порошком «Юпи», создать «Шахтерскую степную на травах».
Ответ Кондрат тоже знал без подсказки Жирафа. Это как дважды два: чтобы получить прибыль на качественной водке известных марок, ее надо продавать чуть дороже какой-нибудь местной бормотухи. Что исключено, потому что импортную водку надо закупить в товарном количестве, провезти через таможню, а это масса проблем, даже если на границе стоят специально «заряженные» офицеры. Цена должна быть вдвое выше от закупочной, даже без калькулятора просчитать легко. Следовательно, рассудил опытный Кондрат, затраты на ввоз товара были или минимальными, или их вообще не было. Партию, которую сейчас частями и с соблюдением всех правил конспирации везут в Россию, кто-то явно тиснул. А украденное легко сбыть по себестоимости, уже получив на этом хорошие деньги. Раз водку украли, решил Кондрат, значит, украсть украденное — нормальный ход. Пусть считают это здоровой конкуренцией на рынке бандитских услуг.
Если бы еще эти ухари вели себя нормально, договаривались, платили за проезд — тогда пускай себе делают что хотят. Кондрату много не надо, есть твердая такса. Но ведь они мало того, что проскакивают «зайцем» и не платят, так еще и огрызаются! Смолить из автомата на их территории никому не позволено, а смолить по Валету — вообще делать серьезную ошибку. Теперь наказать «зайцев» стало личным делом Валета, и уж если Валет решил с кем-то разобраться — сливай воду, туши свет…
Вчера под вечер Жираф получил маячок от своего человека на складе: накануне им закинули новую партию водки, в течение суток заберут. Кондрат предупредил Хряка с Дизелем, те понимающе пожали ему руку, пожелали доброй охоты…
Все-таки бренди-кофе согрел. Во всяком случае, степной ветер уже не казался Сашке Кондрату таким холодным.
Он еще раз посмотрел на часы, почувствовал, как постепенно начал нервничать, как непонятно откуда появилось ощущение неправильности, недодуманности, недоработанности всего происходящего. Хотя свой простой и одновременно дерзкий план Кондрату казался гениальным. Обычно «бригадир» привык доверять своей интуиции. При том, что у Гусли ее не было вовсе, он в их четверке считался идеальным исполнителем. О целесообразности того, что ему надо совершить, он думал крайне редко, и это качество, помноженное на решительность и последовательность в выполнении приказов, делало его идеальным заместителем. Кондрат вполне мог оставить его за себя, зная: лишнего в его отсутствие Гусля не натворит. Кто может дров наломать, так это Валет. За что, кстати, и получил кличку: карты здесь ни при чем, картежник из парня был плохой, он никогда не обдумывал своих действий. Про него Жираф как-то сказал: «Думает на ходу», что полностью отвечало его характеру: со школы пацана прозвали Валетом от слова «вольтанутый». То есть этот человек ведет себя так, словно сунул пальцы в розетку, получил двести двадцать вольт, зарядился статическим электричеством на всю оставшуюся жизнь и теперь искрит по малейшему поводу — да и без повода тоже. Этот друг Сашки Кондрата думал мало, делал много и совершенно не чувствовал даже намека на опасность. Жираф, единственный человек с высшим образованием в их компании, предпочитал не рисковать зря, все время просчитывал какие-то варианты выхода из той или иной ситуации с минимальными потерями. Результат таких тщательных расчетов почти всегда был предсказуем: в девяти из десяти случаев он предлагал ничего не делать и подождать. Кондрата, натуру деятельную, это не устраивало: «бригадир» всегда предпочитал сначала сделать, а потом, возможно, пожалеть о содеянном, и это было лучше, чем не сделать и пожалеть о несделанном и упущенном.
Электронные книги этого автора
|
|
Друзья в лихие 90-е перешли дорогу крупному авторитету и должны заплатить за это. По указке авторитета Кондрат отправился в тюрьму за убийство, которого не совершал. Из тюремной «малявы» он узнал ...
|
|
|
Виктора Хижняка, лучшего оперативника расформированного спецподразделения, просят обезвредить террориста по кличке Хантер. Только Виктор больше не желает служить властям. Однако чудовищный теракт ...
|
|
|
1942 год. Сержант разведки Роман Дробот обвинен в измене. Кто донес на него — неизвестно, но пощады он не ждет. Лейтенант НКВД должен доставить его в штаб армии. Однако оба попадают в плен ...
|
|
|
Зима 1946 года. Дмитрий Гонта — бывший разведчик, а ныне — майор милиции, узнает, что на станции был ограблен поезд. В поисках похищенного заинтересован лично товарищ Сталин! ...
|
|
|
Им приписывают массовые убийства учителей. Бандеровцам место в ГУЛАГе, где они… могут быть полезными. Вместо того чтобы прозябать в лагерях, главарь повстанцев Данила Червоный наводит порядок! ...
|
|
|