Завет Христа - «Хефнер Ульрих»
2
Рим, Святой город…
Кардинал Джулиано Боргезе вернул газету на огромный письменный стол из красного дерева и почесал макушку, прикрытую темно-красной шапочкой. Затем окинул вопросительным взглядом мужчину по ту сторону стола.
— Профессор Рафуль опубликовал свои тезисы еще три года назад в археологическом журнале, — объяснил отец Леонардо де Микеле, секретарь Sanctum Officium*. — Мы хорошо его знаем. Он известный атеист. Мир вообще больше не воспринимает его сумасшедшие идеи.
Кардинал покачал головой.
— Я в этом не уверен. Эта тарелка, найденная во время раскопок, вероятно, может стать угрозой для нас. Кроме того, он ведь говорит, что надеется найти и другие доказательства, которые подтвердят его гипотезу о том, что Иисуса Христа не хоронили в Иерусалиме.
— Пусть даже и так, — возразил секретарь. — Наша церковь переносила бури и похуже. Да что может сделать одиночка! Брат Джулиано, существует уже столько историй о тайных заговорах, что одной больше или меньше — значения не имеет. Масоны, тайные союзы, ложи — все эти легенды и мифы живут столетиями, однако они так и не сумели подорвать авторитет нашей святой матери-церкви.
— При всем том мы должны быть начеку, — возразил ему кардинал Боргезе. — Надо было послать свои глаза и уши в Иерусалим. Что бы там ни нашли у подножия Храмовой горы, мы должны были узнать об этом первыми и, соответственно, отреагировать своевременно.
Отец Леонардо встал и подошел к окну. Снаружи светило полуденное солнце. Он задумчиво рассматривал герб Ватикана, украшающий коротко подстриженный газон посреди зеленого парка, напротив правительственного дворца.
— Я должен добавить, что эта идея мне нравится, — заметил отец Леонардо. — Я порекомендую кардинал- префекту послать в Иерусалим тайного соглядатая.
— Было бы хорошо, если бы мы могли принять участие в раскопках, — добавил кардинал Боргезе. — Тогда ничто не ускользнуло бы от нашего доверенного лица и при необходимости можно было бы принять своевременные меры.
Святой отец усмехнулся.
— И о каких мерах вы подумали, кардинал Боргезе?
Кардинал нахмурился.
— У нас должна быть возможность отреагировать надлежащим образом в любой момент, и интенсивность нашей реакции должна зависеть от сенсационности находок, которые все еще спрятаны в Святой земле.
Отец Леонардо обернулся и, тяжело ступая, возвратился к письменному столу.
— Я знаю только одного человека, который смог бы урегулировать это дело в наших интересах.
— Тогда чего же вы ждете, отче?
— Но разве не префект должен принимать решение?
Кардинал Боргезе покачал головой. — Мы только потеряем время. Пройдет целая неделя, прежде чем префект вернется в Рим. А информировать его по телефону, думаю, не самая хорошая идея. Как член совета я считаю, что крайне необходимо принять соответствующие меры своевременно. Так что, святой отец, свяжитесь со своим человеком и организуйте встречу с ним.
Отец Леонардо задумался. Наконец он кивнул, снял телефонную трубку и спокойно набрал номер. Кардинал Боргезе барабанил пальцами по столешнице. Беседа длилась недолго. Когда отец Леонардо повесил трубку, кардинал с нетерпением посмотрел на него.
— И? Вы о чем-то договорились? — напряженно спросил он.
— Вы в этом деле на моей стороне и готовы повторить это перед префектом? — настойчиво переспросил отец Леонардо.
Кардинал Боргезе поднялся во весь свой рост. Он обладал импозантной внешностью. Будучи почти два метра ростом и ста тридцати килограммов весом, он походил на утес, который высится над морскими волнами.
— Я не обратился бы к вам, отче, если бы не считал, что дело серьезное, — холодно ответил он.
Священник кивнул.
— Через час я еду в аэропорт.
— Вы встречаетесь в Иерусалиме?
— Это не очень хороший вариант, и потому мой агент ожидает меня в Париже, — возразил святой отец. — Если мы станем обращать слишком пристальное внимание на происходящее, тем самым мы лишь подчеркнем его значимость. А этого следует избегать. Я не думаю, что нам стоит беспокоиться об археологическом лагере и теории Рафуля. Мы найдем возможность блюсти свои интересы другим способом. — Я только надеюсь, что ваше влияние действительно распространяется достаточно далеко, — вздохнул кардинал.
— Вы можете быть уверены в этом, — ответил отец Леонардо де Микеле.
Иерусалим, раскопки у дороги на Иерихон…
Остаток ночи прошел спокойно. Трех нарушителей, подростков из округи, заманило на раскопки любопытство. Сорвавшийся мальчик — его звали Якоб, и ему было одиннадцать лет — отделался переломом ноги и сотрясением мозга, да еще получил несколько болезненных, но неопасных ушибов.
— Он мог погибнуть, — сказала Джина и подала Тому гаечный ключ.
Вокруг лагеря рабочие уже поставили деревянные столбы, чтобы обнести территорию забором. Аарон с самого раннего утра побеспокоился о том, чтобы им привезли достаточно стройматериалов. Треволнения ночи оставили отпечаток на лицах археологов.
— Но он ведь не погиб, Джина, — ответил Том. — Не нужно постоянно представлять себе, что еще могло бы случиться. Он сломал ногу, и ему придется несколько дней провести в больнице. И у него болит голова — так что, возможно, он немного подумает о том, какую глупость совершил.
Профессор Хоук подошел к раскопу вместе с полицейским.
— Черт побери, только этого не хватало, — вздохнул Том и затянул гайку на системе подъемных блоков. — Мы только теряем время. Я хочу закончить затяжку сегодня вечером, пока дождь не пошел.
Джина посмотрела в безоблачное небо. — Это было бы неплохо.
Хотя до полудня было еще далеко, температура уже достигла тридцати градусов.
— Джина, Том, привет, — поздоровался Джонатан Хоук и указал на своего провожатого. — Это лейтенант Халюц из местного полицейского отделения. Он проводит расследование в связи со вчерашним происшествием. Он хотел бы задать тебе несколько вопросов.
Том кивнул, улыбнулся и смахнул рукой пот со лба.
— Добрый день, господин Штайн, — подчеркнуто официально произнес полицейский. — Вы главный в этом археологическом лагере?
— Ну да, я здесь кто-то вроде мастера на все руки, — ответил Том.
— Вы родом из Германии?
Том бросил на полицейского вопросительный взгляд:
— Это имеет какое-то значение?
Полицейский снял фуражку и покачал головой. Он улыбнулся.
— Во всяком случае, не то, что вы подумали, — любезно ответил он. — Моя сестра живет в Германии. Недалеко от Штутгарта. А вы откуда родом?
Том расслабился.
— Я родом из Гельзенкирхена. Рурская область.
— Я знаю, — ответил израильский полицейский. — Когда-то мои бабушка и дедушка жили в Леверкузене, прежде чем… впрочем, это к делу не относится. Я хотел только сказать, что с вашей стороны было мужественным поступком спуститься в яму, чтобы помочь мальчику. Я говорил с его семьей. Ему повезло, скоро он снова будет совершенно здоров. Хочу поблагодарить вас от имени его матери.
Том был несколько удивлен.
— Да не за что, — коротко ответил он.
Часть — Мы закрываем дело, — добавил полицейский. — Мальчики получат предостережение, ведь они не настоящие воры. С их стороны это была глупая мальчишеская выходка. Как только вы поставите забор, таких происшествий больше не случится.
— Надеюсь, — ответил Том.
Полицейский снова надел фуражку.
— Не буду вам больше мешать. У вас еще много дел, — заметил он, после чего отвернулся и ушел вместе с профессором Хоуком к палаточному городку.
Монастырь Этталь, близ Обераммергау, Бавария…
Начальник отдела уголовной полиции Штефан Буковски вышел на улицу, сунул руку в карман пальто и достал оттуда сигарету и золотую зажигалку, которую подарил ему на прощание глава координационного бюро Европола в Гааге.
Труп, висящий вниз головой, распятый на деревянных брусьях в кладовой старого аббатства, отнюдь не был приятным зрелищем. Тело убитого священника покрывали раны и ожоги. Без сомнения, мужчину пытали, а затем перерезали горло. Его руки были разведены в стороны и прибиты гвоздями к деревянной балке. Гвоздями длиной в двадцать сантиметров, которые вогнали в его запястья, когда он был еще жив: кровь в ранах означала, что сердце жестоко изувеченной жертвы в тот момент еще билось.
Каменный пол в кладовой был густо измазан кровью. Будто свинья, которую забили и разделали, подумал Буковски, бросив первый взгляд на мертвеца. Однако ввиду святости данного помещения он предпочел не высказывать свою мысль.
— Его пытали, прежде чем убить, — раздался бархатный женский голос за спиной у Буковски.
Буковски щелчком отправил остаток сигареты в канализационный колодец и обернулся.
— Я знаю, глаза у меня есть, — ответил он.
Лиза Герман, коллега Буковски, улыбнулась уголками губ.
— Никто ничего не понимает, — продолжала главный комиссар Лиза Герман. — Братья спали. Его нашли сегодня утром, когда один из его коллег зашел в кладовую, чтобы набрать картошки.
— Ты хотела сказать, один из его братьев по вере.
— Да ладно — братья, коллеги, святые отцы — называй их как хочешь, — с вызовом бросила она.
— Эксперты уже все осмотрели?
— Нет, это займет еще некоторое время, — процедила Лиза Герман и отвернулась.
— Ты куда?
— Аббат хочет поговорить с нами, — коротко ответила Лиза.
Буковски откашлялся.
— Я с тобой.
— Если хочешь, пойдем, он ждет в трапезной.
— А где это?
Лиза указала на большое здание на другой стороне монастырского двора. Буковски кивнул и поспешил туда.
Посередине просторного зала трапезной стоял длинный стол. Там, где обычно ели братья, сейчас господствовала таинственная тишина. Во главе стола сидел аббат, закрыв лицо руками.
Он только тогда поднял глаза, когда Буковски подвинул себе стул и со вздохом уселся.
— Это ужасно, — пробормотал брат Ансельмо, аббат монастыря. — Брат Рейнгард был нашим соратником, мы его любили. Кто способен совершить столь ужасное злодеяние?
Буковски пожал плечами.
— Расскажите мне о нем, — попросил он. Аббат опустил голову.
— Брат Рейнгард целых тридцать шесть лет был членом нашего ордена. К нашей религиозной общине он присоединился здесь, в Эттале. Потом стал преподавать историю церкви в Эрлангене, на факультете церковной археологии. Он знал мир и много разъезжал. Он присутствовал на раскопках и был специалистом в области древних языков — латыни, древнегреческого, арамейского, древнееврейского… В Ватикане его уважали, и мы все гордились тем, что он носит рясу бенедиктинцев. Три года назад в горах Галилеи с ним произошел несчастный случай. Брат Рейнгард упал в глубокий котлован во время раскопок на горе Мерон и получил сложный перелом, в результате чего ему стало тяжело ходить. Тогда он вернулся в наш орден и остался здесь, чтобы прийти в согласие с Богом. Он много повидал в этой жизни.
— Были ли у него враги? — спросил Буковски.
— Мы — братья по вере, — ответил аббат. — У нас нет врагов. Мы живем в строгом соответствии с правилами святого Бенедикта.
Дверь в трапезную распахнулась, и вошла Лиза в сопровождении монаха. Лицо монаха было скрыто капюшоном его сутаны, а голова опущена. Руки он держал сложенными, как при молитве.
— Что случилось? — спросил Буковски.
— Это брат Франциск, — ответила Лиза. — Он должен сообщить нам нечто важное.
И она подтолкнула монаха к Буковски.
— Брат Франциск? — повторил тот.
Монах поднял голову. Лицо его было бледным и морщинистым, а правый глаз закрывала повязка.
— Господи, не оставь меня, — хрипло начал монах. — Среди нас нечистый. Это произошло незадолго до утренней молитвы. Я услышал шум и встал с постели.
|
|
