|
Пролог
г. Рено, Невада, 1981 год
Как оказалось, первое исчезновение Керри-Энн стало лишь своего рода предупреждением, пробой пера, так сказать. Линдсей готовила обед и, переложив яичницу со сковороды на тарелки, подняла голову, чтобы поинтересоваться у Керри-Энн, добавить ли ей кетчупа, как вдруг обнаружила, что раскладной стул, на котором еще мгновение назад, болтая ногами в грязных розовых кедах (отчего алюминиевая конструкция скрипела как несмазанная телега), сидела ее трехлетняя сестра, девственно пуст. Единственным напоминанием о том, что совсем недавно она находилась здесь, были ее обгрызенные карандаши, разбросанные по столу рядом с раскрытым на желтых страницах телефонным справочником графства Уошу Каунти, где Керри-Энн раскрашивала рекламу зоомагазина — стоящего на задних лапах мультяшного пса, забавно ожидающего подачки. Такое впечатление, что сестренка попросту испарилась: совсем как Табита, одна из героинь сериала «Моя жена меня приворожила».
— Керри-Энн? — негромко произнесла Линдсей, чтобы не разбудить мать.
Смена Кристал заканчивалась примерно в то время, когда большинство людей только собирались идти на работу.
Зачастую она добиралась домой уже после восхода солнца и тогда спала до самого вечера. Одно из железных правил, установленных Кристал, гласило: будить ее в это время не дозволено никому. Черт тебя возьми, Линдс, ради нескольких паршивых долларов я ночи напролет надрываюсь у игорных столов, чтобы потом еще и вытирать твой сопливый нос?
В гостиной, куда заглянула Линдсей, Керри-Энн не было. Из-за дивана — старой горбатой развалины цвета беж, пахнущей плесенью и украшенной огромным кофейным пятном в форме африканского континента, на которой они по ночам спали валетом, так что Линдсей приходилось подбирать ноги, чтобы дать сестре больше места, — не доносилось сдавленного хихиканья. И звонкий голосок не щебетал: «Ищи-ищи, все равно не найдешь!» Единственными звуками, нарушавшими тишину, был надсадный рев автомобильного мотора, доносившийся со стоянки внизу, и астматическое хрипенье кондиционера, безуспешно перемешивающего спертый горячий воздух в номере мотеля «Счастливая семерка» в тщетной попытке охладить его.
Линдсей на цыпочках подкралась к двери спальни и осторожно приоткрыла ее, изо всех сил стараясь не шуметь. Бледные пальцы света пробивались сквозь задернутые занавески, нечетко обрисовывая контуры фигуры, лежавшей, раскинув руки, на спине на неубранной постели. Кристал так и не сняла одежду, в которой вернулась с работы, — обтягивающие белые джинсы и эластичный топ, расшитый блестками на груди. Макияж на лице у матери размазался и потек, а платиновые волосы растрепались. Что-то подмигнуло Линдсей из темноты: носок лакированной туфли на высоком каблуке, выглядывающий, подобно черному носику хомячка, из норки небрежно брошенной одежды, неопрятной кучей валявшейся на полу возле кровати.
И здесь никаких признаков Керри-Энн. Если бы она отправилась в ванную, чтобы воспользоваться ею, Кристал уже проснулась бы наверняка, ругаясь на чем свет стоит и проклиная Линдсей. Еще одно правило матери заключалось в том, что они ходят в туалет к мисс Хони, если уж им приспичит, но не беспокоят ее.
Линдсей все же заглянула в их ванную — просто так, на всякий случай. Но Керри-Энн не сидела на унитазе и не пряталась за занавеской для душа. Линдси кралась на цыпочках обратно к двери, когда мать пошевелилась и ресницы ее затрепетали. Девочка замерла на месте. Но Кристал лишь про бормотала во сне что-то неразборчивое, а потом перевернулась на живот. Линдсей благополучно добралась до двери и осторожно прикрыла ее за собой. Прижавшись спиной к стене, она облегченно вздохнула. Кажется, на этот раз пронесло.
А что, если бы мать проснулась и обнаружила, что Керри-Энн пропала? До того, как Кристал выкуривала первую за день сигарету, запивая ее чашкой кофе, с нею лучше было не спорить. Собственно, мать никогда не била их, но когда она пребывала в дурном настроении, то гроза могла разразиться в любую секунду. Линдсей училась только в шестом классе, но уже знала на память все самые черные ругательства.
В животе у нее вновь образовалась сосущая пустота, как бывало всегда, когда дело касалось Керри-Энн. До того, как на свет появилась сестра, они с матерью жили вдвоем, и Линдсей со всем управлялась как нельзя лучше. Когда пришло время идти в садик, она умела не только одеваться и самостоятельно готовить себе завтрак, но и читала уличные вывески, проверяла сдачу и заказывала по телефону в китайском ресторанчике еду с доставкой на дом. К третьему классу на плечи девочки легли почти все покупки и приготовление еды. Помимо этого она уже недурно разбиралась в тонкостях взрослой жизни, и все благодаря тому, что безалаберная мать имела привычку приводить домой незнакомцев. Частенько среди ночи Линдсей просыпалась от ритмичного скрипа кровати и глухих стонов, доносящихся из спальни, или, войдя в ванную, чтобы справить нужду, натыкалась там на голого мужчину, принимающего душ. Она привыкла к таким вещам и считала их столь же естественными, как другие дети в ее возрасте принимают как должное наличие у каждого ребенка мамы и папы.
Кое-кто из этих мужчин ей даже нравился. Например, один из них, бородатый и коренастый здоровяк по имени Стэн, работавший поваром в круглосуточной дешевой кафешке, куда Кристал иногда забегала после работы перекусить, показал ей, как готовить ковбойский омлет. А у черноволосого крупье, которого звали Луис, она научилась нескольким испанским фразам.
В то лето, когда Линдсей исполнилось девять, Кристал заявила, что ей пора отдохнуть. Она растолстела, стала спать больше обычного и чаще всего пребывала в отвратительном расположении духа. На следующую зиму ее увезли в больницу, откуда она вернулась через день, держа в руках небольшой, завернутый в шерстяное одеяло сверток. «Познакомься со своей сестрой», —изрекла мать и сунула сверток Линдсей. Та отогнула уголок одеяла, под которым обнаружилось маленькое сморщенное личико, а из красных щелочек на нем смотрели ярко-синие глаза. Глаза эти уставились на Линдси с интенсивностью боевого лазера головки самонаводящейся крылатой ракеты. Они с сестрой долго разглядывали друг друга, несколько минут, никак не меньше. А затем малышка вдруг замерла и разразилась таким пронзительным воплем, что снизу по лестнице, прыгая через две ступеньки, к ним примчался старый мистер Хафф, желавший узнать, что здесь, черт побери, происходит.
Все. С этого момента жизнь изменилась окончательно и бесповоротно.
Теперь, помимо себя самой, Линдси приходилось ухаживать еще и за новым человечком. А Керри-Энн оказалась сущим наказанием. Ее светлые волосики с рыжеватым оттенком вечно были всклокочены, и она принималась орать не своим голосом всякий раз, когда Линдси пыталась распутать эти узлы пальцами или расческой. Когда Керри-Энн научилась ходить, все, до чего она могла дотянуться, — комья земли, гусеницы, старая жевательная резинка, отодранная со скамеек в парке, а один раз даже покерная фишка — попадало ей в рот и выходило из другого конца. Она переболела всеми детскими болезнями, известными человечеству, начиная с болей в ухе и заканчивая аллергической сыпью и вшами.
Кроме того, она оказалась страшной непоседой. В магазинах она вечно ускользала из-под присмотра, так что когда Линдсей удавалось отловить сестру, карманы той были битком набиты всевозможной добычей, которую приходилось раскладывать по полкам. В парке, куда Линдси водила сестру, если погода была не слишком жаркой, Керри-Энн носилась как угорелая, по-обезьяньи перепрыгивая с качелей на горки, откуда ее потом нужно было снимать, и громким плачем выражала свой протест, когда наступало время идти домой. Однажды она погналась за грузовиком мистера Софти и бесстрашно бросилась через запруженную автомобилями улицу, чтобы уцепиться за него. Ее наверняка сбила бы машина, или, если бы Керри-Энн не привела обратно милая леди, случайно обнаружившая ее, она до сих пор бы бродила по улицам, являя собой маленькую рыжеволосую угрозу обществу.
Только в присутствии мисс Хони сестренка вела себя на удивление смирно. Мисс Хони Лав, занимавшая комнатку внизу, прямо под ними, приглядывала за Керри-Энн, пока Линдсей была в школе. Но, учитывая тот факт, что платили ей весьма нерегулярно из-за постоянных проблем с деньгами у Кристал, а также то, что, благодаря природному добродушию, женщина искренне беспокоилась о девочках и со временем привязалась к ним, это никак нельзя было назвать просто работой. Глядя на то, как самозабвенно возится мисс Хони с Керри-Энн, можно было принять их за мать и дочь.
Впрочем, Керри-Энн тоже обожала мисс Хони. Возвращаясь из школы, Линдсей заставала Керри-Энн или мирно играющей с фарфоровыми статуэтками ангелов, коллекцией которых очень гордилась мисс Хони, или же сидящей у нее на коленях в глубоком кресле темного винного цвета перед телевизором. Они просиживали так вдвоем долгие часы. Мисс Хони покуривала свои «Пэлл-Мэлл», а Керри-Энн увлеченно сосала большой палец, следя за драмой, разворачивающейся на ее глазах в «Днях нашей жизни» или «Всех моих детях».
Иногда мисс Хони рассказывала истории о тех временах, когда была звездой таких клубов для джентльменов, как «Даймонд Джим» или «Сильвер Доллар Лондж». Она даже показывала девочкам свое тогдашнее фото — тонкие руки, нежная кожа, большие, как у Клеопатры, глаза, рыжеватые волосы, собранные в высокую прическу на аккуратной головке, туфельки на высоченной шпильке, символическая юбочка, расшитая блестками, и парочка кисточек, прикрывающих ее груди. Она походила на ожившую статуэтку древней языческой богини.
Теперь она была толстушкой средних лет. Мисс Хони часто подшучивала над собой, говоря, что сейчас ее прежний танцевальный костюм и на одну ногу ей не налезет. Она по- прежнему любила наряжаться, но теперь перешла на слаксы-капри с разрезом внизу и отделанные оборками блузки с низким вырезом, выставлявшим на всеобщее обозрение ее пышную грудь, или открытые платья без рукавов, расшитые фантастическими узорами и цветами. Мисс Хони безумно гордилась своими изящными ступнями, посему неудивительно, что коллекция ее туфелек насчитывала несколько дюжин.
Даже дома она носила украшенные вышивкой атласные комнатные туфли без задников, в которых любила ковылять Керри-Энн, когда играла в переодевание.
Линдсей вдруг пришло в голову, что сестренка могла отправиться к мисс Хони. А куда же еще ей было идти?
Она потихоньку выскользнула за дверь, осторожно прикрыв ее за собой. Было уже поздно, и солнце, похожее на тягучую каплю лимонного сока, растворялось между далекими вершинами гор, окрашивая горизонт в потрясающий калейдоскоп вишневого и оранжевого. Со стремительно синеющего неба уже подмигивала пригоршня звезд, а вдали, на главной улице, огни казино и клубов образовали свое собственное созвездие, бросая разноцветные блестки на соседние улицы. И где-то среди этого моря огней переливалась звездочка казино, в котором работала Кристал.
Линдсей вышла на балкон, тянувшийся вдоль всего верхнего этажа двухэтажного здания мотеля, и перегнулась через перила. Внизу раскинулся бассейн. Он был огорожен, но замок на заборе давно сломался, а управляющий, мистер Бойл, так и не удосужился его починить. Нередко, возвращаясь из школы, Линдсей заставала там соседских мальчишек, которые пили пиво и вообще вели себя задиристо и нагло. Хотя она не помнила, чтобы кто-нибудь когда-либо купался в бассейне. Если где-то в бассейне и можно подцепить тропическую заразу, утверждала Кристал, так это у них, в мотеле «Счастливая семерка».
Более того, трехлетний ребенок мог запросто упасть туда и утонуть!
В животе у Линдсей образовался противный ледяной комок, когда она направилась к лестнице, шлепая босыми ногами по еще теплым бетонным плитам, — девочка двенадцати
лет, высокая для своего возраста, угловатая, с длинными ногами жеребенка, коричневыми от загара, и едва наметившимися бугорками грудей под выцветшей футболкой с толстым котом Гарфилдом, которую она носила навыпуск, поверх темно-синих шортиков. Она шагала очень быстро, и собранные в хвостик темные каштановые волосы подпрыгивали, превращаясь из запятой в восклицательный знак и обратно.
Пропажа сестренки настолько встревожила Линдсей, что она почти не обращала внимания на звуки, долетавшие из-за выбеленных солнцем дверей, выстроившихся вдоль прохода, — бормотание телевизоров, телефонный звонок, вопли разгневанной на своих детей матери. Керри-Энн, конечно, была шилом в заднице, но это было ее шило и ее задница.
И другой семьи, помимо нее и Кристал, у Линдсей не было.
Она даже не знала, кто ее отец, не говоря уже о том, где он живет. А ее дедушка и бабушка со стороны матери, до сих пор живущие в штате Огайо, где родилась Кристалл, явно не желали иметь ничего общего ни со своей блудной дочерью, ни с ее незаконнорожденными отпрысками. Кристалл не виделась, да и никак не общалась ни с кем из членов своей семьи с тех самых пор, как опозорила ее, сбежав из дому в семнадцать лет, будучи уже беременной Линдсей.
Дорогу к квартире мисс Хони Линдсей нашла бы даже с завязанными глазами. Для этого ей хватило бы одного только запаха, являвшего собой мощную смесь сигаретного дыма и аромата духов. Девочка постучала в дверь, и спустя минуту или две та распахнулась. На пороге, в клубах сигаретного дыма, рванувшихся наружу, возникла, подобно перезрелой нимфе, приходящая няня ее сестры. Сегодня мисс Хони побывала в салоне красоты, и ее волосы, своим ярко-желтым цветом не уступающие ноготкам, были собраны в высокую прическу на затылке, откуда ниспадали несколько нарочито небрежных прядей, придавая ее и без того высокой фигуре некую монументальность. На ней было гавайское платье без рукавов и с низким вырезом, подчеркивающим внушительный бюст, и лимонно-зеленые сандалии, застежки которых украшали пластиковые маргаритки. Кулон, блестящий розовый камешек в форме ангела, покоился в ложбинке меж ее грудей, а между пальцами с ногтями, покрытыми кроваво-красным лаком, она небрежно держала сигарету с мундштуком. Мисс Хони походила на красотку с неоновой рекламы, нежданно-негаданно объявившуюся темной ночью посреди пустыни.
— Боже милосердный, сладкая моя, что стряслось? Ты выглядишь так, словно за тобой черти гонятся, — растягивая слова, процедила она, глядя на раскрасневшееся личико Линдсей и отмечая, что у девочки на лбу выступили капли пота.
Вытянув шею, она вгляделась в темноту у нее за спиной, куда не доставал свет, падающий из коридора.
— А где моя малышка?
Сердце у Линдсей замерло, а потом оборвалось и ухнуло куда-то глубоко-глубоко.
— Я… я думала, что она у вас.
Мисс Хони застыла на месте. Из телевизора, работавшего в гостиной, донесся кашляющий маниакальный смех зрителей за кадром.
— Если я правильно тебе понимаю, ты не знаешь, где находится твоя сестра?
Линдсей запрокинула голову, прогоняя непрошеные слезы.
— Я отвернулась всего на минуту, клянусь. Она сидела за столом и вдруг исчезла.
Мисс Хони нахмурилась.
— А твоя мать уже знает об этом?
Линдсей отчаянно затрясла головой и пролепетала:
— Нет. Я должна была присматривать за Керри-Энн.
Мисс Хони нахмурилась еще сильнее, поджав свои ярко накрашенные, алые губы так, словно собиралась сказать что-нибудь неприятное, но потом решила промолчать, как воспитанный человек. Несомненно, эту реакцию у нее вызвала Кристал. Однажды Линдсей слышала, как она, разговаривая с кем-то по телефону, заявила:
— Убейте меня на месте, но если тому, как быть матерью, учат в школе, то она прогуливала эти уроки.
Можно было не спрашивать, кого она имела в виду. Несмотря на деланно жизнерадостный тон мисс Хони, беспокойство ясно читалось на ее лице.
— Не волнуйся, сладкая моя. Мы непременно найдем ее.
Она не могла удрать далеко, наша маленькая проказница.
«Блохи тоже маленькие, — мимоходом отметила Линдсей, — но попробуйте поймать хоть одну!»
Вместе они направились в контору мотеля. Там сидел мистер Бойл, склонив лысеющую голову над программой скачек.
— Нет, я не видел ее, — сообщил он им и пробормотал что-то себе под нос. Вернувшись к прерванному занятию, он стал обводить кружочками своих фаворитов. — Вам следовало бы получше следить за своими детьми.
— А вам, мистер, лучше бы последить за своим языком. — Мисс Хони наклонилась и заглянула ему в лицо.
Глаза ее превратились в узенькие изумрудно-зеленые щелочки, а ярко-рыжие кудряшки негодующе задрожали, словно от порыва сильного ветра. Прежде чем ошарашенный управляющий успел открыть рот, она развернулась на каблуках и, вызывающе покачивая бедрами, прошествовала к выходу.
Впрочем, Линдсей не разделяла ее негодования. Разумеется, мистер Бойл — просто старый козел, но на этот раз он был несокрушимо прав. Ей следовало получше следить за своей сестрой. Если что-нибудь случится с Керри-Энн…
Словно прочитав ее мысли, мисс Хони крепко сжала ее руку.
— Она найдется, вот увидишь. За этой малышкой приглядывает целый сонм ангелов-хранителей, можешь мне поверить. — Мисс Хони собирала ангелочков не просто так: она верила в них так же, как некогда Линдсей верила в Деда Мороза, что было миллион лет назад.
«Не исключено, что так оно и есть», — подумала Линдсей, вспоминая невероятные ситуации, в которые попадала ее сестренка и из которых выходила живой и невредимой. Одним везением объяснить это было невозможно. Например, когда Керри-Энн споткнулась на верхней площадке лестницы и полетела по ступенькам вниз, на парковочную площадку. Она бы наверняка убилась, пересчитав все ступеньки, если бы не зацепилась кроссовкой за перила. Или когда проглотила пригоршню нафталиновых шариков от моли, думая, что это конфеты. Если бы мисс Хони не домчала ее так быстро до больницы, то она наверняка умерла бы.
Линдсей старалась не отставать от мисс Хони, когда эта высокая женщина, звонко цокая шпильками, быстро шагала по парковочной площадке, направляясь к бассейну. За проволочной оградой никого не было, но они все равно обошли бассейн по периметру, чтобы убедиться в том, что он пуст.
На противоположной стороне виднелся сложенный из шлакоблоков сарай, в котором размещалась убогая прачечная:
пара стиральных машин со щелями монетоприемников и сушильные барабаны, которые чаще выходили из строя, чем работали. В сарае тоже никого не было. Не то чтобы Линдсей рассчитывала обнаружить здесь свою сестру, как, впрочем, и вообще где-либо на территории мотеля. «Счастливая семерка» не относилась к местам, в которых людям везло. Как раз наоборот — они попадали сюда, когда удача поворачивалась к ним спиной. За исключением нескольких постоянных жильцов, вроде Кристал и мисс Хони, все прочие задерживались здесь ровно настолько, чтобы прийти в себя, переждать черную полосу, выкупить заложенные вещи и двинуться дальше.
В мотеле частенько вспыхивали драки, порожденные отчаянием, и полиции приходилось вмешиваться, чтобы дело не дошло до смертоубийства. Словом, местечко было не из разряда тех, где можно спокойно бродить после наступления темноты.
Особенно если речь шла о трехлетней девочке, которая еще не умела сама заботиться о себе и избегать неприятностей.
А вдруг Керри-Энн похитили? Или с нею случилось еще что похуже? А вдруг в эту самую минуту она лежит где-нибудь в канаве с перерезанным горлом? На Линдсей накатила очередная волна паники, сдавила грудь, и девочке пришлось остановиться, чтобы перевести дух. Пожалуйста, Господи…
|
