Елизавета Дворецкая - «Невеста викинга»

Предисловие

Книги Елизаветы Дворецкой открываешь, словно ларец со старинными драгоценностями, где каждая вещь имеет свою неповторимую историю: иногда забавную, иногда страшную, но всегда увлекательную. Таковы и произведения Е. Дворецкой — в них нет случайных деталей и мелочей: все наделено смыслом; на первый взгляд незначительные штрихи делают роман целостным, ярким, завершенным.
Такое тонкое чувство гармонии слова и образа присуще настоящим мастерам пера, и трудно поверить, что писательница овладела этим искусством без помощи профессионалов.
Как рассказывает сама Елизавета Алексеевна, писать книги она начала в 14 лет, и не рассказы или новеллы, а широкомасштабные произведения со сложным сюжетом и множеством героев. Делала она это для удовольствия и от души, не мечтая о писательской славе. Учеба на филологическом факультете Московского педагогического государственного университета дала обширный материал для размышлений, а главное — понимание, что такое хорошая книга и что именно делает обычную историю увлекательным литературным произведением. Еще в школьные годы Е. Дворецкая увлеклась историей Древней Руси. Этой эпохе она посвятила свои первые произведения. Поскольку писательница стремилась реализовать свой творческий замысел, вкладывала в романы знания, увлеченность, талант, вплетала в каждую строку свои чувства и эмоции, произведения получились яркими и неординарными, а герои — необыкновенно живыми и реалистичными. Первые книги Е. Дворецкой покорили тысячи читателей. Успех вдохновил автора на создание новых произведений.
Роман, который вы сейчас держите в руках, впервые был издан в 1997 году под названием «Ветер с Варяжского моря».
Весь тираж этого захватывающего исторического повествования был раскуплен очень быстро, последовали переиздания. Такой читательской любовью могут похвастаться далеко не все современные авторы.
Что же в этой истории так привлекло читателей? Ведь в летописях событию, которое стало основой сюжета, уделено лишь несколько строк. Из них мы узнаем, что в 997 году на Ладогу напал будущий правитель Норвегии Эйрик. Его воины разрушили ладожскую крепость, которая простояла до этого более 100 лет, и сожгли большую часть города. Однако в романе Дворецкой эти скупые слова вдруг ожили, герои обрели плоть и кровь. Их чувства просты и понятны каждому из нас, и, как во все времена, любовь заставляет совершать самые неожиданные поступки.
Дочь богатого ладожского купца Загляда и предположить не могла, что задиристый молодой варяг, подравшийся на торжище с человеком ее отца, вдруг станет настолько дорог ее сердцу, что она не сможет думать ни о ком другом. Даже выгодный брак со знатным чудином, который сулит богатство и почет, не прельщает Загляду так, как манят беседы с простым гребцом с варяжского купеческого кнерра Снэульвом. Однако бедный наемник не пара одной из самых завидных невест Ладоги. Снэульв готов ради этой удивительной славянской девушки на все. Он обещает вернуться за ней через два года и предложить ее отцу достойный выкуп за дочь. Каков же будет ужас девушки, когда через несколько дней после обручения среди бойцов варяжской дружины ярла Эйрика, налетевшей на город, как стая голодных воронов, она увидит своего возлюбленного! Кем она теперь станет для него? Пленницей? Военной добычей? Или невестой, которую он готов спасти от превратностей войны даже ценой своей чести и жизни?

Глава 1

Ветер гнал по поверхности Волхова мелкую рябь, похожую на чешую, — так и казалось, что огромный змей, медленно извиваясь, ползет на полуночь меж зеленых холмистых берегов. Это и есть тот самый Ящер, которому веками поклоняются словены. Он лежит глубоко на дне, но придет час его гнева — и он взметнется на поверхность, мутя и взрывая воды реки, требуя жертвы…
Весь длинный пологий берег Гостиного Поля был усеян приставшими ладьями, дальние даже не удавалось рассмотреть. В стороне от воды блестели неяркие огоньки костров, поднимались дымки, ветерок тянул запахи рыбных похлебок и каши. Здесь обязательно останавливались все ладьи, шедшие вверх по Волхову — в Новгород и вниз — в Ладогу. Пока хозяева занимались делами, их гребцы и дружины отдыхали, ели, иные уже спали прямо на земле возле костров.
Загляда вздохнула, подумав, что здесь им не миновать остановки, и надолго. Пока найдут порожского кормщика и сговорятся об уплате, пока он соберет свою дружину, пока мытник осмотрит обе ладьи и возьмет что положено, как бы темнеть не начало. Купеческая дочь, она слишком хорошо знала весь установленный порядок, чтобы надеяться быстро пройти Гостиное Поле. Но двум ладьям Милуты было бы слишком досадно ночевать здесь, когда до дома оставалось всего ничего, почти рукой подать. Загляде казалось, что сам Волхов остановился и несет их еле-еле, а ей хотелось скорее домой, в Ладогу! Никогда раньше она не отлучалась от своих чуров так далеко, и двухмесячное путешествие в Новгород показалось ей слишком долгим и утомительным. Предстояла последняя стоянка, у Гостиного Поля, и Загляда с удовольствием думала о том, что следующую ночь она наконец-то проведет дома, а не в чужой клети, не на дне струга и не на жесткой кошме возле костра.
— Вон туда! Через три ладьи пустое место есть! — Стоявший на носу струга Спех махнул рукой. — Вон, вон, где с конской головой!
— Да вижу, вижу! — Милута кивнул и обернулся к кормчему: — Давай туда. Ежели потеснимся, то и вдвоем встанем. Эко сколько народу собралось!
Оба ладожских струга причалили, гребцы привязали канаты к стойкам, вбитым в берег. Проголодавшийся Спех, не теряя времени, принялся разводить костер. Но хозяин оторвал его от этого многообещающего занятия и послал в городище искать порожского кормщика.
— Да хоть поедим сперва! — обиженно ворчал парень. В отличие от хозяйской дочери он вовсе не спешил домой. — Сам кормщик, поди, за столом сидит!
— Покуда дойдешь, он как раз встанет! — по-хозяйски заверил его Милута. — Ступай да скажи, чтоб сюда шел. Нам тянуть нечего, ночевать дома будем. А за кашей Загляда присмотрит!
Успокоенный этим обещанием, парень пошел искать лодку для переправы на тот берег, где стояло городище Порог. Загляда слезла с бочки, на которой сидела во время плавания, и позвала холопа, чтоб перенес на берег. Вода в Волхове была прохладна, и ей не хотелось мочить ног.
Пока она хлопотала возле железного котла, из городища явился мытник. Порожский мытник Прелеп хорошо знал Милуту, уже много лет ходившего с товарами мимо Гостиного Поля вверх и вниз по Волхову, и с делом покончил быстро — переглядел весь товар, помечая писалом на берестяном свитке, высчитал, сколько мыта нужно взять, старательно взвесил серебро на бронзовых весах. Растолченный ячмень еще побулькивал в котле, а купец и мытник уже покончили с делами и теперь беседовали.
— Как там в Новогороде дела? — расспрашивал Прелеп. — Князя-то не видали?
— Видали и князя, — спокойно, с видом человека, которого ничем не удивишь, отвечал Милута. — Мы же у Недремана стояли. Не помнишь Недремана? Мы с ним одной дружиной, бывало, хаживали, покуда он не разорился на варягах проклятых и Добрыне не запродался.
— Да, вот судьба злая! — Мытник согласно закивал. — Жил человек, не тужил, а тут разом и ладьи, и товара лишился, да и сам едва неволи миновал.
— Вот, так теперь он на новгородском княжьем дворе в ключниках и нас на постой пускает по старой дружбе. И видали мы князя, и говорили с ним. Ничего, больше положенного не заносится, уважает.
— Да уж не ему заноситься! — Мытник насмешливо прищурился. — Родом-то он, говорят…
— Да ладно тебе, дядька Прелеп, род его считать! — вмешалась Загляда, вынув из котла ложку. Разговор отца и мытника занимал ее больше, чем хотелось показать, и тут она не сумела смолчать. — Не по роду надо смотреть, а по делам! А делами он рода отцовского не посрамил! Ведь он словенского, Гостомыслова рода!
Мытник с некоторым удивлением выслушал ее горячую речь, а Милута усмехнулся, провел рукой по усам.
— Дочь-то моя! — обратился он к мытнику, не зная, говорить ли. Однако дружба к давнему знакомцу победила, и купец продолжил: — Дочь-то моя в Новогороде часа не упустила, с самим княжичем дружбу свела!
— Да ну тебе, батюшка! — смущенно и обиженно воскликнула Загляда, и щеки ее зарозовели ярче. — Всего-то раз поговорила… И я не хотела вовсе, он сам подошел!
— Что за княжич-то? — удивленно спрашивал Прелеп, поглядывая то на девушку, то на Милуту.
— Да старший, Вышеслав. Молодец хоть куда, девятнадцатый год идет. И собой хорош, и удал! — смеялся Милута.
Смущенная Загляда бросила ложку на камень возле костра и убежала к ладьям, встала на плоский валун и принялась полоскать ладони в воде, не оглядываясь.
— Правда ли, что он на чудь походом идет? — снова стал расспрашивать Милуту мытник.
— Хотел идти, да, знать, не судьба. Гонец к нему с Днепра прискакал, из самого Киева. Сказал, пока князь здесь, на Киевщину печенеги пришли и Белгород обложили, измором хотят брать. А от Белгорода до Киева всего ничего, едва двадцать верст!
— Вот напасть! — Мытник сочувственно покачал головой, а потом вздохнул с тайным облегчением. Этой-то напасти, печенегов, о которых столько говорят киевские, черниговские, переяславльские торговые гости, словены не знают. Слава Велесу!
— Да и нам напастей не занимать! — К ним подошел старый Осеня, давний товарищ и спутник Милуты. Он уже был сед и ходил, опираясь на клюку, но бросать дела и садиться дома возле печи не собирался. Да и скучал он дома — не ждали его возле очага ни жена, ни дети, ни внуки. — Как тут у нас-то, про Ерика не слышно ли новых вестей?
— А вы бодрических гостей слыхали? Вермунда Велиградского? Возле Гот-острова опять видали Ерика. Вермунд сам как до Ладоги целый добрался, так не знал, какому богу скотину резать.
— Неужто в прошлый год не награбился? — Осеня гневно мотнул седой головой и стукнул концом клюки в прибрежный песок. — Хоть бы князь тамошний взялся, унял его. А то какой же дурак через море пойдет, чтоб и без товара, и без головы остаться?! Или ему от этого выгода?
— Вон Спех возвращается, — подала голос Загляда, заметив на Волхове маленькую лодочку-долбленку, плывшую к корабельной стоянке от городища.
Греб в ней рослый широкоплечий парень в серой рубахе, с ремешком на темно-русых волосах. За спиной его пристроилась, крепко вцепившись в борта долбленки, растрепанная девчонка лет двенадцати. Сам Спех, в белой рубахе с красным поясом, похожий на петуха на заборе, сидел на носу и показывал вперед, словно без него не догадались бы, куда плыть. Порожский парень старательно налегал на весла, его могучие плечи напрягались под серым холстом рубашки. Спокойный и ровный на вид, Волхов в нижнем течении был очень силен и мог далеко снести легкую лодочку.
— А чего ты девку-то с собой в Новгород потащил? — понизив голос, спросил мытник у Милуты и глазами показал на Загляду. — Я вас, как туда-то плыли, не видал, а мне уж сын сказал, что и девку твою на ладье видел. Я сам не поверил, думал, привиделось парню.
Милута вздохнул, погладил густую рыжеватую бороду.
— Да ведь я в начале весны жену схоронил, — выговорил он наконец, и мытник снова закивал, выражая сочувствие, — а боле-то у меня из родни никого нету. Не хотел дочку одну бросать. Взял вот до Новгорода — дорога невелика, может, развеется. А то все плакала, плакала…
— Развеется, как же не развеяться, — доброжелательно заверил мытник, снова поглядев на девушку. — Да ведь ей замуж пора — отдашь, вот и развеется. Внучков понянчишь… Присмотрел, поди, уже кого?
Загляда тем временем сменила гнев на милость, вернулась к костру и сосредоточенно дула на деревянную ложку, зачерпнув каши из котла. От близости огня ее щеки ярко румянились, русая коса золотисто поблескивала. Она казалась спокойной и свежей, как и положено быть девице шестнадцати лет, дочери состоятельного торгового человека, не знающей ни в чем нужды.
Тем временем Спех со своими спутниками выбрался из долбленки на берег.
— Нашел я кормщика! — подходя, бодро закричал парень еще издалека. — Ты, батюшка, как в воду глядел — как раз из-за стола встали!
— Эк он тебя батюшкой величает! — Мытник усмехнулся и, подмигнув Милуте, вопросительно кивнул на Загляду.
— Кот Баюн ему батюшка! — Милута в негодовании отмахнулся, но сам не сдержал усмешки. — Его бы заставить языком грести — ладья бы быстрее ветра побежала!
Спеха прозвали Спехом за неизменное везение, сопутствующее ему с колыбели все семнадцать лет его жизни. «Коли упадет, так на мягкое! — приговаривала его мать. — Ему бы лени поменее, так ладно бы жизнь прожил. А ведь не мыслит, что удача-то — одно дело, а счастье — иное!» Но Спех не слушал попреков и верил в свою добрую судьбу. Мать Макошь сотворила его невысоким, но наделила широкой грудью, крепкой шеей и сильными руками. Черты его лица были нерезкими, мягкий нос покрывали золотистые веснушки, между нижней губой и округлым подбородком виднелась ямочка. Светло-рыжие, как жидкий мед, волосы рассыпались по лбу, а серо-желтоватые глаза блестели живо и весело. Нрав у него был живой, любопытный, легкомысленный, но честностью и преданностью парень заслужил доверие хозяина.
Плечистый парень-кормщик подошел к Милуте, а Спех направился прямо к Загляде.
— Готова каша? — деловито спросил он, вытаскивая из-за оборов деревянную ложку, завернутую в серую холстинку.
— Не лезь, не готова еще! — Загляда замахнулась на него своей ложкой, и Спех отпрянул от котла, в который уже было сунулся. — Потерпишь!
Ловко уклонившись, Спех принялся размашисто вытирать лицо рукавом.
— Ух, чуть не весь город обегал, покуда кормщика сыскал! — пожаловался он хозяйской дочери, преувеличенно тяжело дыша. — Ух, и уморился — чуть жив! Не веришь? — обиженно спросил он, увидев улыбку на лице Загляды.
Прочие Милутины спутники, сидевшие вокруг костра в ожидании каши, тоже заулыбались.
Девушка покачала головой. Она знала, что Спех — великий искусник притворяться, но не могла сдержать улыбки в ожидании чего-то забавного.
— А и городишко-то махонький! — вдруг с легкостью сознался Спех и стал дышать обыкновенно. — Всего-то три улочки, да и те… У нас в Полоцке один гончарный конец и то больше!
— А ты уже и по дому стосковался? — с насмешкой спросила Загляда, прекрасно знавшая, что уж кто-кто, а Спех ничего важного дома не забыл.
— Ой, стосковался! — закрыв глаза, страдальчески затянул Спех. — Вот как сплю, так и вижу: сижу я за кругом да горшок верчу, такой большой-большой, а братец глину месит. А батя еще волокушу волокет да ласково так приговаривает: «Работайте лучше, суслики ленивые, кормить не буду!»
Загляда фыркнула, прикусила губу, но все же не выдержала и рассмеялась, представляя этот домашний уют, от которого Спех сбежал в дружину ее отца. Спех пристал к Милуте в его прошлогоднюю полоцкую поездку и до сих пор отчаянно смешил Загляду своим кривичским выговором. Гончар легко отпустил сынка, «потому как дома от него толку нет, только и знает, что языком трепать».
Девчонка, прибежавшая из городища с кормщиком, подобралась к ним поближе и с любопытством слушала их разговор. Загляда заметила ее и призывно махнула ложкой:
— Поди сюда! Ты чья будешь?
— Я Веретенева! — Без робости подойдя, девочка показала на кормщика, который в стороне разговаривал с Милутой. — Сестра я ему. Меня Лаской звать. Я с вами через пороги пойду. Я тоже все пороги знаю, и какие ладьи бывают, и как они плавают!
— Да ну! — насмешливо воскликнул Спех. — Как же ты такой премудрости научилась?
— А я с тех пор, как маманя с батяней померли, всегда с Веретенем хожу, — просто объяснила девочка. — Он меня одну дома бросать боится, как через пороги ходит, так и берет с собой.
Глаза Загляды налились слезами: слова девочки о смерти родителей разбудили ее собственное, едва задремавшее некрепким чутким сном горе.
— А вот сейчас и проверим! — поспешно заявил Спех, торопясь отвлечь ее, и указал на реку. — Вон там что за ладья пошла? Нас не проведешь, на хромой козе не объедешь, мы сами с усами!
— Да где же у вас усы? — Давясь от смеха, девчонка смотрела то на Загляду, то на Спеха, а потом повернулась к реке.
Одна из ладей, стоявшая ниже их по кромке Гостиного Поля, отделилась от берега, и десять пар весел стали выгребать на середину Волхова.
— Варяги, — определила Ласка, бросив быстрый взгляд на ладью. — А струг у них ладожской работы, новый совсем. Они снизу пришли. Я их у мытникова двора видала только что.
— Еще бы не ладожской работы! — изменившимся голосом, в котором звучали слезы, но твердо решив не дать им воли, отозвалась Загляда. — Это же Тормод струг делал. Вон и змеюги его любимые на носу. На штевне! — поправилась она.
— Вот! — Спех с гордым видом поднял палец, повернувшись к Ласке. — Мы не хуже тебя, и корабельщика знаем!
— Да оставь дитя в покое! — Загляда дернула его за рукав. — Нашел с кем тягаться. У нас на дворе тот корабельщик живет, потому мы его работу и знаем, — объяснила она девочке.
Ладья тем временем вышла на середину Волхова и направилась вверх по течению. Гребцов на ней находилось десятка два, на носу сидели три хорошо одетых светлобородых человека в коротких плащах, застегнутых бронзовыми запонами на груди. Между скамьями громоздилась гора пухлых мешков, на кольца из ивовых прутьев были нанизаны сотни куньих и беличьих шкурок, в середине стояли бочки.
Вдруг на корме ладьи началось движение, куча мешков зашевелилась, и из-под нее выбрался человек. Рывком разъединив скрученные за спиной руки и отбросив остатки веревок, он попытался вскарабкаться на борт струга. Светлобородые хозяева вскрикнули и вскочили на ноги, ближние к корме гребцы бросили весла и кинулись к нему. А тот отшвырнул мешавшие ему мешки, переметнулся через борт и прыгнул в воду. Но прыжок вышел неудачным: беглец ударился головой о неведомо откуда всплывшую корягу и с громким всплеском скрылся под водой.
Течение заворачивало нос варяжской ладьи, сносило ее снова вниз. Гребцы ухватились за весла и стали подгребать к берегу. Хозяева собрались на корме и вглядывались в воду, обмениваясь непонятными восклицаниями. На берегу тоже заметили происшествие. Путники и жители городища с разных сторон сбегались к воде. Загляда ахнула и вскочила, подалась ближе, тревожно сжимая руки и не сводя глаз с воды. Ласка рядом с ней подпрыгивала, словно так ей было лучше видно. Но поверхность воды уже успокоилась, ничего не удавалось разглядеть.
— Не выныривает, боже Перуне, ведь потонет! — обеспокоенно воскликнул Спех.
Скинув поршни, он вбежал в воду и поплыл к середине.
— Ой, мати Макоши, смилуйся, помоги! Волхов-батюшка, пожалей, отдай назад! — бормотала Загляда, с тревогой наблюдая, как Спех быстро плывет к тому месту, где скрылся под водой беглец с варяжской ладьи.
Корягу тоже медленно сносило течением. Спех удачно избежал встречи с ней и нырнул. Через какое-то время он появился на поверхности, жадно вдохнул и снова исчез. Казалось, что его не было очень долго. Рыбаки уже толкали в воду несколько челноков, кто-то греб к середине, выискивая в гладкой серо-голубой воде медленно текущего Волхова одну или другую светловолосую голову.
— Как бы тоже не потонул! — воскликнула Ласка, с горящими от любопытства глазами наблюдавшая за рекой. — Там Ящер живет огромный, заглотит он их обоих!
— Язык придержи — накличешь беду! — сурово прикрикнул на нее брат.
— Не потонет! — уверенно возразил Милута. — Спех в воде не тонет, в огне не горит — его судьба бережет.
И правда, вскоре Спех вынырнул снова и поплыл к берегу. Рядом с ним виднелась голова спасенного. Греб Спех одной рукой, а другой держал за волосы свою добычу.
Сбежавшиеся к берегу люди помогли им выбраться на песок. Бесчувственного беглеца пришлось нести на руках. Пока его пытались привести в чувство, Спех тяжело сел на мокрый песок и, потряхивая головой, стал отжимать волосы. Загляда подбежала к нему.
— Водяной меня за ноги хватал! — объявил Спех, едва отдышавшись настолько, что смог говорить. — Вишь, нырнул я, а там на дне водяной сидит, сам весь зеленый и в чешуе, глаза, как у щуки, и этого за шею держит. Я говорю — отдай, а он мне — нет, говорит, он мне будет на обед, а ты — на ужин…
— Да ты молодец, где водяному с тобой справиться! — воскликнула Загляда, привыкшая к тому, что Спех жить не может без баек и басен. — А его-то водяной не придушил?
— Да что же я, зря купался? — возмутился Спех. С недовольством оглядев запачканные песком и тиной рубаху и порты, он сплюнул и проворчал: — Хоть поршни уберег…
— Пойдем хоть глянем, как он там.
— Пойдем, — согласился Спех и встал. Вода текла с него ручьями. — Мне уж и самому любопытно, кого это я у водяного отобрал?
Они подошли туда, где в окружении гребцов и местных рыбаков лежал на земле беглец с варяжской ладьи. Могучий кормщик, брат Ласки, привычно опрокинул его животом себе на согнутое колено и выгонял воду, которой беглец успел наглотаться. Покончив с этим, он положил беглеца на землю. Встав на колени, мытник прижался ухом к его груди.
— Живой! — с удовлетворением объявил Прелеп и выпрямился. — Стучит!
— А чего он глаз-то не открывает? — спросила любопытная Ласка.
— Головой о корягу стукнулся. Кабы не ваш Кот Баюн, кормить бы ему рыб…
— А чего он прыгнул-то? — спросил кто-то.
— Где ладья-то?
— Беглый, что ли?..
Милута обернулся к реке. Варяжский струг подошел к берегу, люди на нем столпились у носа, пытаясь разглядеть, что происходит. Двое гребцов и один из хозяев, толстяк в коротком буром плаще, уже спрыгнули на песок.
— Ваш парень? — закричал им Милута.
— Это есть наш человек! — ответил ему варяг, выговаривая русские слова неправильно, но понятно. — Мы возьмем!
— А чего он прыгал-то? — спрашивали любопытные на берегу.
— А какой же он ваш, когда он чудин? — спросил мытник, еще раз оглядев спасенного. — Где вы его взяли-то?
Варяг остановился на мокром песке возле воды. Оставшийся на ладье товарищ окликнул его и сказал что-то, и между ними вспыхнул оживленный спор. Загляда хорошо понимала по-варяжски, но по долетавшим обрывкам не могла уловить смысл спора. А он продолжался недолго. Варяг запрыгнул обратно на борт, гребцы оттолкнули струг от берега, взобрались на него сами, и два десятка весел дружными ударами погнали ладью вверх по Волхову прочь от стоянки Гостиного Поля.
— Уходят, что ли? — удивлялись люди на берегу. — Передумали брать?
— Думают, совсем утоп, а хоронить лень.
— Да чего же, он ведь живой.
Спех пошел искать себе сухую рубаху, а Загляда пробралась поближе к беглецу. Это оказался молодой парень, на пару лет старше Спеха, высокий, худощавый, с потемневшими и слипшимися от речной воды волосами. Глаза его были закрыты, но тяжелые веки, выступающие скулы, мягкие черты продолговатого лица показывали, что в нем течет не славянская кровь. Одежду его составляли кожаные штаны и полотняная рубаха, украшенная по вороту, плечам и подолу тесьмой, хитро сплетенной из бронзовой проволоки. Боковые швы, не зашитые до конца, сразу обличали чудскую работу. Бронзовый же браслет стягивал левый рукав рубахи, а с правого, видно, потерялся. Ни плаща, ни пояса не имелось, ворот рубахи был надорван. На лбу парня под мокрыми прядями волос краснела свежая ссадина. На запястьях виднелись следы от тугих веревок, а на одной руке еще болталась петля с разлохмаченным концом, как видно, перетертым обо что-то железное.
— Чего же теперь делать? — озабоченно спросил Прелеп. — Ведь так не бросишь, а мне недосуг с ним нянчиться. Вот что, берите-ка вы его с собой, гости дорогие, — обратился он к Милуте. — Вы его выловили, он теперь ваш.
— Да куда мне его? — недоуменно воскликнул Милута. — И своих забот довольно!
— Батюшко, возьмем! — принялась упрашивать отца Загляда. — Довезем его до Ладоги, его ведь оттуда и везли. А после в себя придет да сам расскажет, откуда и кто. Не бросать же его здесь, пропадет!
— Вот еще печаль! Ведь он беглый! — принялся вразумлять ее отец. — Засудят нас еще за него!
— Как засудят-то? Мы его не украли, он сам выпрыгнул, а варяги отказались от него. Вон, люди видели! — Загляда показала на мытника. — Хозяева его видели, а не взяли, какая тут кража?!
— Да он не холоп, — добавил Прелеп. — Одежка на нем не холопья, сам видишь. Одна рубаха чего стоит! Да и не добром он на тот струг попал… Как из битвы!
— Видно, потому и не взяли назад, что забоялись варяги-то! — добавил кормщик. — Просто так от своего челядина не отказались бы, он ведь денег стоит!
Милута в сомнениях качал головой, но все эти доводы только укрепили решимость Загляды взять спасенного с собой. Наконец он вздохнул и сделал знак своим гребцам:
— Несите его на струг, что ли.
Загляда обрадовалась и бросилась устраивать чудину лежанку из сена, пустых мешков и шкур. Чудской беглец вызывал у нее сочувствие и любопытство: ей очень хотелось знать, что с ним случилось, как он попал на варяжский струг, почему был связан. С чудина стянули мокрую рубаху, уложили его поудобнее на дне ладьи. Загляда накрыла его плащом и села рядом, надеясь, что он скоро опомнится.

Е. Дворецкая Сокровище Харальда Еще девочкой княжна Елисава, дочь киевского князя Ярослава, была просватана за отважного варяжского воина Харальда. Десять лет прошло с тех пор. И вот однажды в лесу рыжеволо­сый викинг сорвал поцелуй с ее губ   ... 206 185 руб.

Е. Дворецкая Лесная невеста. Проклятие Дивины После смерти смолянского князя его престол хитростью заняла Избрана. Однако не все были рады правлению дочери князя, а верховный жрец открыто обвинил ее в смерти брата Зимобора. Но юноша не погиб  ... 254 229 руб.

Электронные книги этого автора

Е. Дворецкая Огнедева. Перст судьбы Велемилу еще девочкой отец просватал за князя Вольгу. Но в душе Вольги до сих пор живет любовь к Дивляне. Молодой князь решает со своей дружиной отправиться в Киев. Он верит, что Дивляна ждет его...  ... 140,00 руб.

Е. Дворецкая Битва колдуньи. Сага о мечах Ведьма Хёрдис ненавидела свою сестру, красавицу Ингвиль. Насылая проклятье на корабль враждебного племени, она не подозревала, что подарила сестре встречу с любовью. Едва Ингвиль увидела капитана  ... 144,00 руб.

Е. Дворецкая Лесная невеста. Проклятие Дивины После смерти смолянского князя его престол хитростью заняла Избрана. Однако не все были рады правлению дочери князя, а верховный жрец открыто обвинил ее в смерти брата Зимобора. Но юноша не погиб  ... 140,00 руб.

Е. Дворецкая Сокровище Харальда Еще девочкой княжна Елисава, дочь киевского князя Ярослава, была просватана за отважного варяжского воина Харальда. Десять лет прошло с тех пор. И вот однажды в лесу рыжеволо­сый викинг сорвал поцелуй с ее губ   ... 140,00 руб.