Пролог
Я стою на палубе контейнеровоза, держась за металлический барьер. Вся дрожу. Сердце выскакивает из груди, я чувствую его биение в висках, в ушах, даже в мышцах по всему телу. Еще мгновение — и я начну стучать зубами, хотя стоит прекрасная восточная зима и температура точно не ниже плюс двенадцати.
Малышка Дария крепко обнимает меня за ноги и утыкается личиком в складки просторного старого пальто. Наконец нам удалось убежать из ада.
— Мам… — жалобно шепчет худышка, еще сильнее прижимаясь ко мне.
Она поднимает голову и смотрит на меня припухшими от слез глазенками. Маленький ротик дрожит, кривясь подковкой. Я решительно беру ее холодные пальчики в свои ладони, пытаясь обогреть и перелить спокойствие — то самое спокойствие, которого мне самой так недостает, — в ее трепещущее, будто птичка, крохотное сердечко.
— Все хорошо, доченька. Теперь уже все будет хорошо, — говорю я, хотя и не слишком уверена в этом.
Напрягаю зрение, силясь высмотреть что-то на отдаляющейся суше. Вечерние сумерки ложатся на побережье, окутывая минареты и купола мечетей розовой шалью. Плоские крыши домов отражают алые лучи солнца. Я отлично знаю, что еще минута-другая — и огромный бордовый шар погрузится в море, все укроет черная как сажа тьма. И вот тогда я буду в безопасности.
Вдруг чувство невыразимой боли охватывает меня и слезы отчаяния тихо бегут по впалым щекам. Знаю, я должна радоваться — ведь мы наконец свободны. За эту свободу я боролась, выцарапывая ее, рискуя собственной жизнью. Но все вышло не совсем так, как я хотела. Теперь, когда все уже позади, я боюсь, что больше никогда не увижу ее. Хуже всего то, что мне придется еще вернуться сюда.
Внезапно налетает ветер с суши, принося с собой дурманящий аромат жасмина, запах раскаленных каменных стен и пыли, клубящейся в воздухе. Я закрываю глаза и полностью отдаюсь успокаивающему покачиванию судна, которое уносит меня к неизвестному, но наверняка лучшему будущему.
Эмир из Аравии
День рождения
Наконец-то мне исполнилось восемнадцать! Как я мечтала об этом! Теперь уже никто, никтошеньки, даже моя деспотичная мамочка, не сможет заставить меня возвращаться домой в десять вечера. Она не сможет больше запрещать мне ходить на дискотеки и в клубы. Ох, помню я прошлый Новый год! Это была драма — как, впрочем, и всегда. Единственное, что было разрешено, — это развлекаться в компании двоюродных сестер в доме тетки, под присмотром взрослых. «Веселитесь, девочки? Только не шумите сильно! А как сюда попало вино? Кто его принес?» Боже! Ежегодный кошмар.
Мама называет меня принцессой, цветочком, кошечкой и своим любимым сокровищем. Она заявляет, что не позволит меня обидеть ни одному мужчине. Но разве со мной непременно должно случиться то же самое, что с ней? Мой отец разбил ей сердце и разрушил жизнь, но это совершенно не означает, что все мужчины подлецы. Ей просто не повезло. А кроме того, она вела себя глупо, позволяла ему обманывать… да и вообще все ему позволяла. Я собираюсь строить свою жизнь совершенно иначе.
Я и в самом деле буду принцессой, и принцу, моему избраннику, придется непрестанно завоевывать меня, обожать двадцать четыре часа в сутки без передышки. Он будет дарить мне цветы, осыпать меня подарками, будет очарователен, элегантен, прекрасен и, разумеется, будет люби-и-ить меня без памяти.
Честно говоря, свою вторую половинку я еще не встретила. Это не так просто, я знаю об этом. Но ведь я никуда не спешу. Мне только восемнадцать. День рождения я отмечаю в лучшем клубе города — а вдруг в этот день мне повезет и приключится что-нибудь эдакое?!
Одно я знаю наверняка: я буду танцевать до утра, пить самое лучшее вино и курить сигареты — хотя курю я редко и, в общем, не слишком это люблю, но ведь я теперь взрослая! Другой сказал бы: клуб как клуб, ничего особенного. Но мне-то как здесь нравится! Раньше я не бывала в таких местах. Пульсирующие прожектора и мелькающие по стенам лазерные лучи слепят, в глазах радужно, и кружится голова. Музыка играет так громко, что не только разговаривать невозможно — я даже не слышу собственных мыслей и биения сердца. Во мне гремит «техно»: бум, бум, бум! Вот это здорово! Мы — я и две мои ближайшие однокашницы — понимающе переглядываемся с парнями: вот это угар! Путь к бару мы прокладываем себе локтями; стоим на цыпочках и хватаем то, что нам дают. Вскоре, получив все, что нужно, мы бросаемся к последнему свободному столику. Мы перекрикиваемся, чтобы слышать друг друга, но из этого все равно ничего не выходит, и в конце концов, сделав несколько глотков, мы жестами показываем друг другу: неплохо бы выйти на танцпол… Это какое-то безумие!
Несколько минут — и я вся взмокла от пота. Вообще-то, я не люблю таких скопищ: все толкают друг друга, а танец заключается в том, чтобы извиваться, стоя на одном месте. Вскоре я начинаю проталкиваться в сторону нашего столика. Конечно же, за ним уже заседает другая компания, наше пиво исчезло без следа, бутылка вина тоже испарилась. Я беспомощно осматриваюсь вокруг. Мои друзья отлично развлекаются в своем кругу, а я чувствую себя пятым колесом к телеге. Впрочем, как и всегда.
Черт подери, но ведь это мой день рождения и глупо было бы смыться в самом начале вечеринки! Я должна дотерпеть, по крайней мере, до полуночи. Тяжко вздыхая, я подпираю стенку. Надвигаются черные мысли. Со мной всегда так происходит: стремлюсь к чему-то, часто по трупам идти готова, но стоит заполучить желаемое — и оказывается, что это фигня. Швейцары-охранники вновь и вновь запускают группы визжащей молодежи, которая хочет только развлечений, танцев, алкоголя, секса, «порошочка» и бог знает чего еще. Я даже пугаюсь, поскольку раньше не встречала таких людей. В общем-то, я ни с кем особо не общалась и боgльшую часть времени проводила с мамой, а если и виделась с подругами, то у нас дома или в кафе-кондитерской у школы… Во что же это я встряла?!
— Малышка, «дорожку» хочешь? Что-то ты, я вижу, напряжена. — Брюнет с напомаженными волосами хватает меня за плечо.
— Проваливай! — отвечаю я возмущенно. — Я что, похожа на наркошу?!
— Ну, здесь вроде нет наркош, а все нюхают. Так что, может, все-таки возьмешь «порошочек» для расслабона, ледяная принцесса?
Крутнувшись на пятке, я снова оказываюсь среди танцующих. Если выбирать из двух зол, здесь все же безопаснее. Понятия не имею, куда подевались приглашенные мной однокашники. Встав на цыпочки, я озираюсь, но никого не вижу. Они просто на меня наплевали. Как мило! В этом чертовом клубе душно, жарко и воняет сигаретами. Я так мечтала устроить здесь вечеринку, а теперь хочется отсюда попросту сбежать. Наконец близится полночь. Все, только выпью у бара стакан холодной воды — и удеру. Липкой рукой вытираю со лба пот. Хоть бы открыли окно! Хочется принять душ, смыть с себя всю эту грязь. Тоже мне день рождения! Хорошо, что разгоряченные самцы хотя бы перестали пускать слюну при моем виде. Одурманенные водярой и «порошками», они ни на что уже не обращают внимания. Или выбрали себе более доступный товар.
А выбирать есть из кого — девчонки на любой вкус, даже самый привередливый. На девчонках — ажурные колготки, так называемые бордельки, непременно черные; на парнях — обтягивающие футболки в сетку. На плечах, спинах, попах или ногах почти у всех татушки, большие или поменьше. Все они похожи на попугаев из сумасшедшего птичника. Пора смываться!
Внезапно я ощущаю на себе чей-то взгляд. О нет… Не слишком ли много впечатлений для одного вечера? Наконец я его замечаю. Он сидит в углу у бара, и его лицо частично скрыто за рядами висящих бокалов и пивных кружек. Робко улыбается мне. Неужели и на этой убогой танцплощадке не все нахалы? Он не похож на других. Не знаю, чем он меня привлекает, но его взгляд останавливает меня и велит остаться еще хоть на минутку. Вечер был отвратителен — возможно, хотя бы окончание его станет приятным.
— Одно красное, пожалуйста, — быстро заказываю у бармена вино. Не могу же я просто так стоять и пялиться на мужчину! Закуриваю сигарету, хотя дыма здесь и без того хватает, и по-прежнему не знаю, куда деть руки.
У него удивительные глаза. Их даже не назвать черными — они искрятся, будто пылающие угли в печи. Итальянец он, что ли, или латиноамериканец? Он поднимается с места. Неужели уходит?! Но нет, он идет в мою сторону. У меня перехватывает дыхание.
— Привьет! — Красивый мужчина, говорящий со странным акцентом, пытается перекричать музыку. Я была права, он иностранец!
— Hi! — отвечаю растерянно, краснея до корней волос и опуская глаза. Все-таки английский я, хоть и не слишком старательно, учу с детства.
— Тебье не скучно? — спрашивает он.
— Ну… немного. Вообще-то, я уже удираю.
— А ты здьесь одна?
«Ой, одна-одинешенька», — отвечаю мысленно и печально вздыхаю.
— Я потеряла свою компанию, — неуверенно говорю. — Приятели… где-то там…
Он улыбается — не до ушей, а тонко. Одет с иголочки, вид какой-то нездешний. А ведь мы в дрянном задымленном клубе, вокруг по танцполу скачут толпы визжащих придурков. И уже почти полночь.
— Можно тебья проводить? — тихо спрашивает он, помолчав. — Ой, забыл. Меня зовут Ахмед. Ахмед Салими.
— А я думала, что ты итальянец, — слегка разочарованно вздыхаю я.
— Увы, нет, — ехидно отвечает он. — Всего лишь араб. Всего лишь ливиец.
— Не хотела тебя обидеть, — быстро говорю я. — Просто я иначе представляла себе араба. Знаешь, из книг, из фильмов… Я никогда не бывала в твоих краях…
— Из «Тысячи и одной ночи» и школьных историй о средневековых завоеваниях? Представляла себе бравого всадника с тюрбаном на голове и кинжалом в руке? С тех времен кое-что изменилось. — В его голосе слышен упрек. — Как насчет более современного образа?
— Я не интересуюсь политикой, — пытаюсь успокоить его. — Все это болтовня для любителей сенсаций. Меня это вообще не касается.
Наступает неприятная пауза.
— Интересно, а бедуины в белых одеждах по-прежнему ездят по пустыне на верблюдах? Или уже вымерли? — я силюсь пошутить, чтобы разрядить обстановку.
— Дитя мое, — говорит он с очень серьезным выражением лица и наклоняется прямо к моему уху, — у наших бедуинов есть «мерседесы» и палатки размерами с виллу, а к верхушкам этих палаток они пристраивают спутниковые антенны.
Ошарашенная, я смотрю на него.
— Заливаешь! — Я разражаюсь нервным безудержным смехом.
Но он сохраняет серьезность и оценивает меня взглядом. В уголках его глаз я замечаю какие-то отблески, но не могу их расшифровать. Мне немного страшно. Кажется, я перегнула палку. А если он…
Ахмед от души хохочет.
— Это правда, правда, — говорит он. — Сколько стран, столько и обычаев.
— Я — Дорота, друзья называют меня Дот, — с облегчением вздохнув, наконец представляюсь я. Мы жмем друг другу руки. Какая у него нежная кожа! Молодой аристократ из бедуинской палатки, который ездит на белом «мерседесе»… а еще лучше — на серебристом, цвета «металлик».
— Теперь мы уже знакомы и ты можешь меня проводить, — любезно позволяю я. — Честно говоря, не нравится мне это заведение. — Поджав губы и сморщив нос, я делаю глупую гримаску и, смеясь, выбегаю на свежий воздух.
Дорога домой оказывается удивительно долгой. Мой дом расположен за две улицы от клуба, но мы все ходим кругами. Вместе нам замечательно. Проводы длятся до рассвета. Нам столько нужно сказать, что мы захлебываемся в словах, перекрикиваем друг друга, толкаемся локтями и вообще ведем себя как пара сумасшедших. И что удивительно — мне кажется, будто мы всегда были знакомы. Он начинает какую-то фразу, я продолжаю, и наоборот. Две разные страны, две разные культуры — и мы настолько похожи! А самое главное — он не пытается ни облапить меня, ни чмокнуть. Я воспринимаю это как знак уважения. Так держать!
Под утро я падаю от усталости, но уже так привыкла к его смешному польскому произношению, что и сама говорю ему на прощанье: «Привьет, Ахмед»...
|