|
Книга первая
Ленинград
Часть 1
Прозрачные сумерки
Глава 1
Марсово поле
Свет просачивался в окно, разбрызгивая утро по всей комнате. Татьяна Метанова спала безмятежным сном человека, довольного жизнью, исполненного радости теплых белых ленинградских ночей, околдованного жасминовым ароматом июня, но более всего опьяненного жизнью. Сном беззаботной юности. Спать ей оставалось недолго.
Когда солнечные лучи, постепенно осветившие всю комнату, переместились к кровати, Татьяна натянула на голову простыню, безуспешно пытаясь отгородиться от неумолимого наступления света. Но тут приоткрылась дверь, и полы заскрипели под чьими-то ногами. Скорее всего это сестра Даша. Дарья. Дашутка. Дашенька. Дашка. Самое дорогое, что есть у Татьяны.
Однако сейчас ей больше всего на свете хотелось придушить сестру. Негодница пытается растолкать ее, и, кажется, это ей удается. Сильные руки Даши энергично тряхнули Татьяну; мелодичный голос противно шипел:
— Ш-ш-ш! Ну же, Таня, проснись! Вставай.
Татьяна протестующе замычала, но Даша сорвала с нее простыню. Никогда еще разница в семь лет не была столь очевидной. Черт возьми, как спать хочется! И что этой Даше…
— Отстань! — пробормотала Татьяна, безуспешно ловя простыню. — Не видишь, я сплю! В конце концов, ты мне не мать!
Дверь снова открылась. Половицы снова скрипнули. Вот теперь это действительно оказалась мать!
— Таня! Ты проснулась? Немедленно вставай!
А вот мамин голос мелодичностью не отличался, тут уж ничего не скажешь! Да и вообще в Ирине Метановой не было ничего гармоничного. Маленькая, шумливая, громогласная, бурлившая переполнявшей ее отрицательной энергией. Волосы придерживала повязанная концами назад косынка: вероятно, она все утро проползала на коленях, отмывая коммунальную ванную. Голубой летний сарафан был помят, на лбу выступили капли пота. Очевидно, воскресный день особой радости ей не принес.
— Ну же, мама, — проныла Татьяна, не поднимая головы.
Дашины волосы коснулись ее спины. Опершись о бедро сестры, Даша наклонилась и чмокнула ее в затылок. Мимолетная нежность сжала сердце Татьяны, но, прежде чем Даша успела что-то сказать, резкий мамин голос резанул по нервам:
— Немедленно поднимайся! Через несколько минут по радио передадут важное сообщение.
— А вот где была ты прошлой ночью? — шепнула Татьяна сестре. — Явилась чуть не утром!
— Что же я могла поделать, — смеясь, оправдывалась Даша, — когда стемнело едва не в полночь! Вполне пристойное время! Да и вы все спали.
— Стемнело только в три, а тебя еще не было!
Даша сосредоточенно нахмурилась:
— Скажу папе, что застряла на том берегу реки, когда развели мосты.
— Скажи-скажи! Посмотрим, что он ответит, особенно когда объяснишь, что именно делала на другом берегу реки в три часа ночи.
Татьяна повернулась на спину. Сегодня Даша была на редкость хороша собой. Темно-каштановые волосы беспорядочными прядями обрамляли лицо; воодушевленное, круглое, темноглазое личико ежесекундно меняло выражение, живо реагируя на все окружающее. В данный момент оно так и пылало добродушным раздражением. То же, хотя куда менее добродушное, чувство владело и Татьяной. Да оставят ее в покое наконец?! Она спать хочет!
Заметив напряженно сжатые губы матери, она невольно встревожилась:
— Какое сообщение?
Мать молча принялась убирать простыни с дивана.
— Мама! Какое сообщение? — повторила Татьяна.
— Через несколько минут будут передавать правительственное сообщение. Это все, что я знаю, — сухо ответила мать, покачивая головой, словно говоря: чего тут не понять?
Татьяна неохотно села. Сообщение. Нечасто бывает такое, когда прерывают музыку, чтобы сделать официальное заявление.
— Может, мы снова вторглись в Финляндию? — пробормотала она, потирая глаза.
— Тише! — прошипела мать.
— А может, они напали на нас. Хотят получить обратно свои территории, потерянные в прошлом году.
— Мы никуда не вторгались, — обиделась Даша. — И в прошлом году отвоевывали свои территории. Те, что потеряли в мировой войне. И нечего подслушивать взрослые разговоры!
— Никаких территорий мы не теряли, — возразила Татьяна. — Товарищ Ленин отдал их добровольно. Это не считается.
— Таня, мы не воюем с Финляндией. Вставай!
Но Татьяна и не подумала послушаться.
— Значит, Латвия? Литва? Белоруссия? Нет, вряд ли: недаром наши войска пришли им на помощь и освободили от гнета… Тогда что же?
— Хватит глупостей, Татьяна!
Мать всегда звала ее полным именем, когда сердилась и хотела показать Татьяне, что сейчас не время дурачиться. Татьяна, однако, не унималась.
— Все же как это понимать? Я сгораю от нетерпения!
— Я сказала — хватит! — воскликнула мать. — Довольно! Немедленно вставай! Дарья, стащи свою сестрицу с постели!
Даша не пошевелилась. Мать, недовольно ворча, вышла из комнаты. Даша, быстро повернувшись, заговорщически шепнула:
— Мне нужно кое-что тебе сказать.
— Что-нибудь хорошее? — вскинулась Татьяна. Даша обычно не откровенничала с младшей сестрой.
— Свершилось! — театрально провозгласила та. — Я влюблена!
Татьяна закатила глаза и плюхнулась на подушку.
— Перестань! — обиделась Даша, придавив ее к матрацу. — Это серьезно!
— Ну да, как же! Встретила его вчера, когда развели мосты? — ухмыльнулась Татьяна.
— Вчера у нас было третье свидание.
Татьяна тяжело отдувалась, глядя на лучившуюся радостью сестру.
— Слезь же с меня наконец!
— Ничего подобного, — хихикнула Даша, принимаясь ее щекотать. — Ни за что, пока не скажешь: «Я счастлива за тебя».
— С чего это вдруг? — воскликнула Татьяна. — И вовсе я не счастлива! Не я же влюблена! Отстань от меня!
В комнату снова вошла мать с подносом, на котором стояли чашки. Поставив его на стол, она удалилась и вернулась с самоваром.
— Да угомонитесь вы или нет? Слышите?
— Да, мама, — послушно отозвалась Даша, пощекотав напоследок сестру.
— Ой! — завопила Татьяна. — Она мне все ребра переломала!
— Сейчас я возьмусь за ремень! Вы уже слишком взрослые для подобных штучек!
Даша показала Татьяне язык.
— Очень умно! Ничего себе, взрослая девица! — обиделась та. — Мамочка не знает, что ум у тебя двухлетнего ребенка!
Но Даша продолжала дразниться. Татьяна ловко подпрыгнула и ухватила ее за язык. Даша взвизгнула. Татьяна разжала пальцы.
— Что я сказала?! — повысила голос мама.
— Увидишь его — сама влюбишься, — прошептала Даша Татьяне. — До чего красив!
— Неужели лучше того Сергея, с которым ты ко мне приставала? Все твердила, как он красив!
— Прекрати! — прошипела Даша, шлепнув ее.
— Ни за что! — пропела Татьяна. — Кажется, это было на прошлой неделе!
— Где тебе понять, бездушная девчонка! — отмахнулась Даша, снова шлепнув сестру.
Мать прикрикнула на них, и обе притихли. В комнате появился глава семейства, Георгий Васильевич Метанов, приземистый мужчина лет сорока пяти. Густые, взъерошенные черные волосы его только начинали седеть. Это от него унаследовала Даша свои непокорные локоны. Он прошел мимо кровати, безучастно взглянул на дочь, все еще прятавшуюся под простыней, и резко бросил:
— Таня, уже полдень. Немедленно вставай, иначе хуже будет. Чтобы через две минуты была одета!
— Уже, — пробормотала Татьяна, спрыгивая с кровати.
Оказалось, что она легла спать, так и не удосужившись снять блузку с юбкой. Даша с матерью только головами покачали. Мать поспешно отвернулась, чтобы скрыть усмешку.
— Что нам с ней делать, Ирина? — вздохнул отец, глядя в окно.
Ничего, подумала Татьяна, главное, чтобы папа поменьше обращал на нее внимание.
— Скорее бы выйти замуж! — буркнула Даша, все еще сидевшая на кровати. — Тогда, по крайней мере, хоть комната была бы, где можно спокойно одеться!
— Шутишь? — хихикнула Татьяна, подпрыгивая на пружинах. — Всего и добьешься, что твой муж тоже сюда вселится.
Мы с тобой и с ним уместимся на кровати, а Паша ляжет у нас в ногах. До чего же романтично, просто сил нет!
— Не выходи замуж, Дашенька, — рассеянно попросила мать. — Хоть в этом Таня права. У нас нет места.
Отец молча включил радио. В их длинной узкой комнате умещались кровать, на которой спали Татьяна с Дашей, диван для отца с матерью и низкая раскладушка, где ночевал Паша, Татьянин брат-близнец. Топчан стоял в изножье кровати, поэтому Паша именовал себя комнатной собачкой.
Бабка с дедом жили в соседней комнате, куда можно было попасть через короткий коридор. Там на маленькой кушетке иногда спала Даша, когда приходила поздно и не хотела никого беспокоить, особенно родителей, от которых на следующий день наверняка можно было ждать нагоняя. Кушетка в коридоре была всего метра полтора длиной и больше подходила для Татьяны, не отличавшейся высоким ростом. Но Татьяна редко являлась домой после полуночи. Вот Даша — дело другое.
— Где Паша? — спросила Татьяна.
— Завтракает, — отмахнулась мать, не переставая хлопотливо прибираться.
В противоположность отцу, застывшему на диване, она порхала по комнате, как пчелка, собирая пустые папиросные коробки, поправляя книги на полке, вытирая рукой маленький столик. Татьяна по-прежнему стояла на кровати. Даша по-прежнему сидела.
Метановым повезло: у них были две комнаты и выгороженный коридор. Шесть лет назад они сделали в конце коридора дверь, и таким образом получился отдельный вход, совсем как в настоящей квартире. Их соседи Игленко ютились вшестером в одной большой комнате, двери которой выходили в общий коридор. Что ж, ничего не поделать. Такая уж судьба!
Солнечное сияние струилось сквозь развевающиеся белые занавески. Татьяна знала: это всего лишь миг, неуловимый проблеск времени, предвестие наступающего дня. Через секунду все исчезнет. И все же… солнце, льющееся в комнату, отдаленный рык автобусных моторов, легкий ветерок…
Та часть воскресенья, которую больше всего любила Татьяна: начало. Вошли Паша с дедом и бабушкой. Они с Татьяной ничуть не походили друг на друга, несмотря на то что были близнецами. Невысокий темноволосый паренек, точная копия отца, он небрежно кивнул в сторону Татьяны и одними губами изобразил:
— Классная прическа.
Вместо ответа она высунула язык. Подумаешь, не успела причесаться! Паша уселся на топчан, а бабушка устроилась рядом. Самая высокая из Метановых, она сумела поставить себя так, что считалась в семье главным судьей и авторитетом. Величественная, рассудительная, неизменно здравомыслящая, среброголовая бабушка вечно командовала застенчивым, смирным дедом с всегдашней доброй улыбкой на смуглом лице. Дед сел на диван вместе с папой и тяжело вздохнул:
— Должно быть, какая-то неприятность, сынок.
Отец встревоженно кивнул. Мать продолжала судорожно тереть стол. Бабушка задумчиво гладила Пашу по спине.
— Паша, — шепнула Татьяна, подбираясь к изножью кровати и дергая брата за рукав, — пойдем в Таврический сад поиграем в войну? Спорим, я тебя побью!
— Мечтать не вредно, — хмыкнул Паша. — Черта с два!
Из громкоговорителя раздались сигналы точного времени. Двенадцать часов тридцать минут. Воскресенье, 22 июня 1941 года.
— Татьяна замолчи и сядь! — велел отец. — Сейчас начнется. Ирина, успокойся и тоже садись.
По комнате разнесся голос наркома иностранных дел Вячеслава Михайловича Молотова:
— «Граждане и гражданки Советского Союза!..
|
