|
Предисловие
Только одно животное было удостоено сомнительной чести — быть официальным узником японского лагеря для военнопленных во время Второй мировой войны. Это была собака. Царственного вида английский пойнтер, который стал, пожалуй, самым выдающимся среди всех своих собратьев по породе.
В сентябре 1942-го в одном из японских лагерей для военнопленных ей был присвоен номер: 81А-Медан. Ее настоящим именем было имя Джуди, Джуди из Сассекса, как ее называли боевые товарищи, ведь большую часть своей жизни она была талисманом на кораблях Королевского флота Великобритании «Москит» и «Кузнечик». Но Джуди из Сассекса была чем-то гораздо большим, нежели просто корабельный талисман. По мере поступления новых сведений я все больше убеждался, что ее история должна быть рассказана.
Весной 2013 года я написал книгу под названием «Военная собака» (хотя мне больше нравится название американских издателей — «Собака, которая умела летать»). В ней описана история Энта, щенка немецкой овчарки, найденного на пустыре. Собака участвовала в немалом количестве вылетов во время Второй мировой войны. В награду за свои подвиги Энт, или Энтис, как его еще называли, был удостоен медали Марии Дикин — высшей награды для животных. Хозяином Энта был чешский летчик Роберт Боздех (позже он проживал в Британии). С ним Энт участвовал в воздушных боях в составе эскадрильи бомбардировщиков. Летчика и собаку не раз сбивали, они получали ранения и часто смотрели смерти в лицо. Среди фотографий с церемоний награждения медалью Дикин я нашел одну, на которой Энтис изображен в компании двух других собак. Справа от него на фото был английский пойнтер бело-коричневого окраса, с умным взглядом.
Что-то завораживающее было в этом изображении: чувствовалось в этой собаке нечто такое, что могло бы прославить ее на десятилетия. Когда я познакомился с семьей Боздехов — детьми Роберта Боздеха, — я показал им это фото и спросил, что это за собака. Мы были в Девоне, в имении, принадлежащем старшей дочери Роберта Пип, и собирались отпраздновать выход в свет книги о ее отце и Энтисе.
Пип посмотрела на фото.
— Я думаю, что это, скорее всего, Джуди. Да, похоже, что это она. Не правда ли, она прекрасна? Она тоже получила медаль Дикин, и ее история еще более удивительна…
Пип рассказала мне то немногое, что знала о собаке. И действительно, история Джуди оказалась потрясающей. Мое любопытство было раззадорено. Я пообещал себе узнать как можно больше об этой собаке, но в то время я работал над другой книгой, поэтому мысли о Джуди тогда были не совсем к месту. Пока не представился еще один шанс.
Несколько месяцев спустя я побывал на литературном фестивале в Сомерсете. После обсуждений мне захотелось увидеть организатора фестиваля — потрясающую Эдриен Ховел. Интерес мой вызывало животное, бывшее узником японского лагеря. Эдриен бросила на меня такой проницательный взгляд, будто я интересовался ее отношением ко мне.
— Вы знаете, у фестиваля «Мер» долгая история, которая так или иначе ассоциируется с историей японских военнопленных на Дальнем Востоке, — заметила она. Эдриен сделала паузу, а затем продолжила: — Фактически мой дядя был одним из них… Но есть множество других таких же семей. Человек, с которым вам стоит поговорить, — это Филипп Уирн. Его отец, Ривенд Уирн, находился в плену вместе с моим дядей. Он похоронил его и принес в наш дом весть о его смерти.
Эдриен была так добра, что похлопотала о моей встрече с Филиппом Уирном, который, как она сказала, был очень деятельным членом сообщества бывших военнопленных на Востоке.
— Конечно, — добавила она. — Мы все слышали о Джуди. Она была потрясающей собакой. Бесспорно, те вещи, на которые она была способна… Наверное, с ней никто не может сравниться.
Два похожих разговора. Оба собеседника говорили мне одно и то же — это была совершенно удивительная собака. Мой исследовательский аппетит все разгорался. Как и предсказывала Эдриен, Филипп Уирн смог мне помочь. Он посоветовал мне поговорить с Лиззи Оливер. Ее дед, Стенли Рассел, находился в одном лагере с Джуди и был одним из множества ее друзей. В это невозможно поверить, но он, несмотря на все обыски, умудрялся вести тюремный дневник. Если бы дневник был найден, это, конечно же, могло стоить ему жизни.
Я встретился с Лиззи в Лондоне, на собрании людей, которые писали о той войне. В изысканном спокойном интерьере деревянного здания фронтового клуба Лиззи рассказала мне, что она близка к завершению диссертации, посвященной дальневосточным лагерям. В ней она опиралась на дневники своего дедушки.
Она сказала:
— Если вы спросите о суматранской железной дороге или лагере, любой вам скажет: «Вы ведь хотите знать о той собаке, Джуди, не так ли?» Это потрясающе: каждый, кого бы вы ни спросили, помнит о ней и до сих пор находится под впечатлением. — Она засмеялась. — Люди страдали не меньше, чем она, но именно Джуди стала знаменитой, а не железная дорога или лагеря. Вот какое впечатление она производила на людей, знавших ее.
Лиззи рассказала, что за годы службы на корабле в районе реки Янцзы Джуди пережила несколько бомбардировок и кораблекрушение, до того как попала в плен в северной части острова Суматра. Она содержалась там вместе с другими узниками лагеря, которые должны были строить на Суматре так называемую адскую железную дорогу — прокладывать колею в непроходимых джунглях, вручную прорубать ходы в горах, где остановилось время. Речь не о той железной дороге, соединяющей Таиланд и Бирму, о которой сейчас хорошо знают. Та дорога была увековечена в 1957 году в фильме «Мост через реку Квай», а позже — в фильме «Возмездие» с Колином Фертом в главной роли. Это была другая, но столь же невыносимая стройка: было проложено две тысячи километров колеи, в строительстве участвовали пленные и многочисленные местные. В этой истории все еще достаточно темных пятен. В наше время далеко не каждый слышал об адской стройке на Суматре и обо всем ужасе, который там происходил. Но о пленной собаке, Джуди из Сассекса, люди узнать должны!
Поколебавшись, Лиззи вынула из сумки огромную книгу в твердом переплете — дневник ее дедушки.
— Есть кое-что, что я должна вам показать. — Она открыла дневник на странице, где была закладка. — Вот! — Она гордо указала пальцем на рисунок. — Узнаете? Как вы думаете, кто это? Это, несомненно, Джуди. Ее невозможно спутать с другой собакой.
На рисунке, занимавшем почти полстраницы, был изображен британский пойнтер бело-коричневого окраса. Он притаился в тропических зарослях, словно выискивая среди бамбука крысу. Ведь пленные вынуждены были жить в постоянном голоде и жуткой тесноте, словно сардины в банке.
— Это то, о чем никогда не будет написано, — пояснила Лиззи. — Хотя много было сказано об ужасах лагерей, жестокости и многом другом, о чем сложно говорить. Все это связано со страданиями. У людей, конечно, не было выбора. Непостижимо как, но они выжили. И этим они отчасти обязаны животным, которые помогали им сохранять бодрость духа. Это что-то вроде ниточки, которая должна была вернуть их к нормальной жизни. Было что-то сверхчеловеческое в том, чтобы выжить на протяжении долгих лет адского труда, а потом вернуться и жить обычной жизнью до конца своих дней. И относительной плавностью перехода к спокойной семейной жизни люди были обязаны в том числе и своим питомцам.
Лиззи сказала, что я непременно должен найти Руза Войси — ветерана девяноста двух лет, бывшего узника японских лагерей. Она узнала, что тот является единственным ныне живым британцем, строившим железную дорогу на Суматре. Руз, как никто другой, мог добавить красок, сообщить неизвестные факты о строительстве железной дороги и необыкновенной собаке. Но до того как встретиться с ним, мне следовало повидаться с Мэг Паркс. Ее отец тоже был военнопленным, у него, по словам дочери, сохранились дневники, где в деталях описывается тот период.
Следует доверять подобным источникам: в них — точные сведения о лагерях. Очень часто их записывали ночью на обрывках бумаги, хранили в жестяных банках, а потом закапывали на кладбище лагеря. Существовало два события, которых больше всего боялись охранники: это помешательство и смерть узников. Они не хотели иметь дело с пленными, которые потеряли рассудок, а также избегали всего, что было связано со смертью. Это была их фобия — смерть и мертвые тела. И именно это делало кладбище идеальным местом для того, чтобы что-то спрятать.
Я встретился с Мэг, и она была так добра, что дала мне копии отцовских дневников. Он писал, что вместе с другими животными с ними жила кошка. Мэг была согласна с Лиззи в том, что животные помогали пленным пережить нелегкие испытания, о чем в подробностях никогда не будет написано. В некоторых лагерях заключенные учили голубей переносить почту, чтобы передавать весточки о себе и о том, что происходит в лагере. Просто невероятно! Мэг была вовлечена в специальный проект, в котором участвовали ученики высшей школы для девочек «Пенсби» в Йоркшире. В проекте также принял участие Том Боардмен, девяностодвухлетний выживший узник военного лагеря, — он приходил в школу рассказать о себе. Одиннадцати-двенадцатилетние дети должны были написать сочинение от лица животного — любого животного, жившего в лагере для военнопленных. Мэг передала мне буклет с выдержками из этих сочинений. Среди них были удивительно трогательные.
«И кот сказал… Пленники гладят меня и постоянно думают о доме. Мне это нравится. А когда в их глазах светится голод, я их боюсь». (Элен Дэвис)
«Собака будто спрашивала: почему мы здесь? И почему некоторые из вас исчезают?» (Софи Бернс)
«Голубь проворковал: “Позабочусь об их сообщениях. Я их семья, а они — моя”». (Элис Реншоу)
— Но я хочу сказать, что эти истории не о «конкурентах» Джуди, — добавила Мэг. — Она была одной на миллион.
Мэг, как и Лиззи, посоветовала мне встретиться с Рузом Войси. Я отправился в провинциальный Норфолк, чтобы познакомиться с бывшим узником. Мой навигатор привел меня к прекрасному деревянному бунгало с аккуратной крышей, где, по-видимому, и жил человек, который был мне нужен. Руз явно ждал. Он одарил меня приветственным жестом, выходя из сада. Для своих девяноста двух лет он выглядел довольно бодрым и проницательным. Мы пожали друг другу руки. Он внимательно осмотрел меня, словно пытаясь увидеть во мне человека, который сможет проделать очень длинный путь ради воссоздания картины событий, произошедших несколько десятилетий тому назад. Он оглядел и свои владения, которые казались мрачноватыми при свете зимнего полуденного солнца.
— Вы знаете, иногда щебет птиц здесь такой громкий, что я не могу расслышать голоса соседей, идущих вдоль забора. — Он улыбнулся. — Однако мне все здесь нравится, и я рад вас приветствовать. — Он указал рукой на приоткрытые двери: — Пожалуйста, проходите.
Руз был примечательным человеком. Он выжил в адских условиях на строительстве той железной дороги и прошел через самое, по его мнению, страшное — рабский труд в плену у японцев. Он числился в группе военнопленных, которые должны были расчистить коралловый остров Харуку от непроходимых джунглей и проделать тоннели в скалах, чтобы способствовать осуществлению планов имперской Японии по ее вторжению в Австралию (чему не суждено было сбыться). Харуку — это один из Молуккских остров, которые также называют Островами пряностей. Под палящим солнцем, в сухом климате, в пыли, Руз легко мог умереть, что и произошло со многими его соратниками.
И это еще не все. Он служил на японском «адском судне» — ржавой посудине, которая использовалась для перевозки пленных с одного места работы на другое. Каждый из таких маршрутов Руз считал последним. Он даже вспомнил о затонувшей британской субмарине «Junyo Maru». Это было самое крупное по количеству жертв кораблекрушение того времени: пять тысяч шестьсот военнопленных, а также множество местных жителей пошли ко дну. Каким-то образом Рузу удалось выжить и в тот раз. После он присоединился к сотням военнопленных на Суматре. Именно тогда он впервые услышал о Джуди, которая была талисманом строителей местных железных дорог. Как и многие, с кем удалось пообщаться до него, Руз не мог вспоминать о ней без улыбки. Он посмотрел на фото своей умершей собаки, висевшее на стене.
— Это моя Шона. Трехцветный сеттер. Она была потрясающим питомцем — о лучшем не стоило и мечтать. Я даже брал ее с собой на работу, где она спала весь день под моим столом. У нее был очень покладистый характер. Однажды я случайно поставил ножку кресла ей на ухо. Она даже не залаяла, просто подняла на меня глаза и заскулила, словно хотела сказать: «Эй, это ведь на самом деле больно». После Шоны других собак у меня не было. Так вот, Джуди имела такой же характер. Другой такой просто не существует.
Руз продолжал рассказывать мне истории военного времени — некоторыми из них он до сих пор ни с кем не делился, даже с недавно умершей женой. Свой монолог он закончил так:
— Я был поражен тем, как собаки могли выживать в таких условиях. То, что Джуди выстояла там, потрясающе. Корейские надзиратели в лагерях собак не кормили, они их ели. И, несмотря на это, у животных хватало сил. Удивительно, как вообще можно было это пережить. Это чудо — часть ее истории.
Я покинул маленькое бунгало Руза с коробкой, набитой пожелтевшими бумагами: статьями из журналов, книгами о собаках, фотографиями и мемуарами выживших в лагерях — всю эту «библиотеку» Руз собирал годами.
— Да-да, возьмите, — сказал старик, когда я поинтересовался, готов ли он отдать мне все это на время. — Вряд ли в мои годы я смогу как следует воспользоваться этим. Но если у вас будет потребность вновь прийти и задать какие-нибудь вопросы — всегда пожалуйста. Я здесь один и практически ничем не занимаюсь — только пересматриваю содержимое этой коробки. Главное, чтобы те дни никогда не повторились!
Я положил коробку на заднее сиденье машины и хотел было попрощаться с Рузом, но он задержал меня.
— Знаете, есть один вопрос, который мне всегда пытаются задать: после всего, что произошло, вы ненавидите японцев? Мне кажется, вы бы тоже хотели знать.
Руз потряс головой — перед его взором, по-видимому, вновь пронеслись события тех дней.
— Нет, я не могу сказать, что ненавижу японцев. Как можно ненавидеть целую нацию? Я ненавижу надзирателей, которые позволяли себе такое, о чем неудобно даже говорить. Я думаю, что ненависть не красит человека, она его пожирает. — Он засмеялся: — Вот поэтому, наверное, я, ха-ха, все еще здесь!..
|
