Украденное счастье
***
Девочка размышляла, чем бы заняться, как вдруг ее внимание привлек чей-то крик. Эсма повертела головой и увидела, что на сложенной из больших камней стене появился какой-то человек: вероятно, он перелез туда с дерева, которое росло возле наружной стороны ограды. Это был незнакомый мальчик; подойдя ближе, девочка разглядела, что он очень бедно одет и бос, а его лицо и руки грязны.
— Можно мне спрыгнуть в твой сад? Меня преследуют!
Глаза маленького оборванца были полны мольбы и расширены от страха, однако Эсма не спешила отвечать согласием.
— Кто ты такой? — спросила она.
— Меня зовут Таир. Пожалуйста, позволь, иначе будет поздно!
Эсма обратила внимание на изумрудно-зеленые, будто весенняя трава или листья пальм, глаза мальчика, и ей почудилось, что она никогда не видела ничего столь необычного и красивого. Именно это решило судьбу незнакомца.
Девочка кивнула, и Таир мягко спрыгнул на траву.
Очутившись в саду, мальчик боязливо оглянулся и предупредил:
— Только никого не зови!
— Не бойся. Иди сюда, здесь тебя никто не заметит, — сказала Эсма. Она провела Таира в беседку, а сама вышла наружу.
Ей было любопытно узнать, кто преследует мальчика, поэтому она подошла к калитке и стала смотреть в небольшую щель между деревянными перекладинами.
Мимо торопливым шагом прошел мужчина. Это был один из стражников, охранявших покой жителей квартала. Больше на улице никого не было.
Девочка вернулась в беседку. Заметив, что Таир поглядывает на кувшин с шербетом, Эсма взяла чашку, наполнила и протянула ему:
— Пей.
Он схватил чашку и жадно выпил шербет, а потом сказал:
— Я, пожалуй, пойду. Не то тебе попадет.
Это было правдой. Мать и отец предупреждали девочек о том, чтобы они сторонились попрошаек и нищих, дабы не обнаружить в своих волосах и одежде вшей. А о том, чтобы впустить на женскую половину дома постороннего человека, не могло быть и речи!
— За тобой гнался стражник? — спросила Эсма.
— Да.
— Почему?
— Ему не понравилось, что я забрел туда, где живут богатые люди.
— А где живешь ты?
Во взоре Таира появился острый блеск.
— Зачем тебе знать? Прежде я жил в деревне на берегу Тигра.
— Почему у тебя такие глаза?
— Какие?
— Зеленые, как изумруды.
Таир пожал плечами.
— Не знаю. У моей мамы точно такие же.
И тут же подумал о том, что в последнее время цвет глаз его матери напоминает не изумруды, а сожженную солнцем, затоптанную ногами людей и животных траву.
Девочке было интересно проникнуть в чужой, незнакомый, пугающий мир. Она хотела задать следующий вопрос, как вдруг услышала изумленный возглас:
— Кто это?! Откуда он взялся?
Эсма обернулась. На пороге беседки стояла Гайда с красиво заплетенными волосами, в красном платье и вышитых золотом сафьяновых туфельках.
Девочка быстро произнесла:
— Я разрешила ему укрыться в нашем саду. За ним гнались.
— Ты сошла с ума?! — Гайда возмущенно топнула ногой. — Пусть убирается, иначе я позову отца!
Эсма вздрогнула. Если отец узнает о том, что она позволила нищему мальчишке проникнуть в их сад, ей не поздоровится!
— Я ухожу, — сказал Таир и попросил: — Выпусти меня!
Он выскользнул из беседки и устремился к калитке. Эсма нагнулась, вытащила спрятанный под циновкой ключ, открыла калитку, и мальчик выбежал наружу. Она хотела что-то сказать на прощание, но Таир исчез так быстро, будто его подгонял ветер.
Вернувшись обратно, девочка встретила пристальный и недобрый взгляд Гайды.
— Где мое ожерелье? — спросила сестра.
Эсма оглядела беседку.
— Я оставила его на скамейке, — растерянно ответила она.
— Но ожерелья нет! Этот грязный мальчишка украл его! — закричала Гайда.
У Эсмы похолодели руки. Ей казалось, будто внутри разверзлась звенящая пустота.
— Этого не может быть, — прошептала девочка.
— Тогда где оно? — спросила Гайда и добавила: — Надо рассказать отцу.
Эсма вцепилась в рукав ее платья.
— Умоляю, молчи! Я отдам тебе свое.
— Зачем мне твое ожерелье? К тому же отец все равно узнает.
— Я сама ему расскажу, — прошептала Эсма.
Гайда надулась и остаток дня не разговаривала с сестрой. В конце концов она нехотя приняла из ее рук голубые жемчужины, но это не меняло дела: рано или поздно Тарик заметит, что одна из дочерей не носит украшение.
Эсма была безмерно расстроена не столько исчезновением ожерелья, сколько предательством мальчика, которому она помогла. В том, что ожерелье украл именно он, не было никаких сомнений: они с Гайдой облазили всю беседку, но не нашли жемчуга.
Теперь девочка понимала, почему стражник гнался за Таиром. Стоило Эсме вспомнить о мальчике с зелеными, словно молодая травка, глазами, как сердце сжималось и ей становилось трудно дышать. Девочка впервые почувствовала, что значит обмануться в человеке.
***
Когда умирают любовь, надежда и вера, не остается ничего. Тогда человеку не страшен ни людской суд, ни кара Аллаха.
Если б Эсма упала мужу в ноги, если б она попыталась рассказать ему правду и стала молить его о прощении, возможно, ее судьба сложилась бы по-другому. Однако она не двигалась и молчала.
Рахман ар-Раби не тронул Назира, но велел ему убираться из города. Айша дала племяннику обещанные деньги, и наутро он покинул Багдад.
Рахман мог бы наказать Эсму по праву мужа, однако он был настолько оскорблен, что решил покарать ее по всем правилам закона. Айша предлагала вернуть девушку отцу (в этом случае ее семья была бы опозорена и никто никогда больше не женился бы на Эсме, однако она осталась бы жива), но верховный кади Багдада счел такое наказание слишком мягким.
Дело рассматривалось в суде при ближайшей мечети. Девушку судил незнакомый кади, в помещении не было ни Рахмана, ни Назира, ни Айши, ни евнуха Али. Свидетелями ее преступления выступали какие-то странные люди, которых она не знала. Эсма не могла ничего понять; между тем в те времена при каждом судье состояли особые доверенные лица, так называемые «постоянные свидетели», чьи показания использовались, когда в деле не было никаких неясностей или когда высокопоставленные обвинители не желали присутствовать в суде.
Согласно Корану обвинение в акте прелюбодеяния должны были подтвердить четыре свидетеля, в противном случае оно не имело силы. В данном случае свидетелей было даже больше и они призывали в очевидцы самого Аллаха, что окончательно сломило Эсму.
Девушке вынесли предельно суровый, но справедливый приговор: публичная казнь на площади. Ее должны были закопать в землю по шею и разбить голову камнями, а пока разули, раздели до рубашки, обрезали волосы по плечи и бросили в городскую тюрьму, где были вши, крысы и содержались преступники — убийцы, насильники, воры. Когда стражники вели Эсму в тюрьму, они хватали ее за руки и лапали за грудь, словно распутную девку, глумливо смеялись и отпускали непристойные шутки.
Во время суда девушка не отвечала на вопросы; впрочем, в этом не было необходимости. Она была бледна и неподвижна, словно глиняная кукла. С жизнью, как и со всем хорошим и плохим, что с ней случилось, было покончено. Оставалось совсем немного — дождаться смерти.
Когда слухи об Эсме дошли до ее родителей, Тарик бросился к Рахману ар-Раби, но тот его не принял. Рашид ал-Джибал развел руками и сказал, что ничем не может помочь. Девушка совершила смертный грех, и теперь ее судьба в руках Аллаха.
День, когда Эсму вели из зала суда в тюрьму, не отличался от остальных. По улицам Багдада спешили водоносы с мокрыми бурдюками на спинах, семенили нагруженные корзинами ослики, брели согнувшиеся под грузом носильщики. Мостовая дрожала от тяжелой поступи волов и вооруженных воинов. Как и прежде, мир был полон яркого солнечного света, узорчатых теней, запаха еды и цветов, мужских голосов и незримого присутствия девушек и женщин за толстыми стенами домов и дворцов.
***
Она почти ослепла от слез и не видела дороги. Женщина бродила по узким, продуваемым яростным жарким ветром улочкам, не глядя на узкую полосу неба над головой, а только себе под ноги. Босые ступни покрывала пыль, подол платья пестрел прорехами. В глазах встречных мужчин Эсма читала презрение, женщины испуганно шарахались в сторону. Она никогда не думала, что грань, отделяющая свет от мрака, благополучие от нищеты, настолько тонка!
Женщина пыталась просить милостыню — ей ничего не подавали. Хотела стянуть в харчевне лепешку — побагровевший от злости хозяин накричал на нее и пригрозил тюрьмой. Что она могла сделать? Отдаться мужчине? Первому попавшемуся или чужеземцу, человеку иной веры, не знающему ее языка? Впрочем, какое это имеет значение? Язык обездоленности, безысходности и нищеты понятен всем.
Эсма не смогла себя пересилить и вернулась к Халиме ни с чем. В районе гавани ее несколько раз окликали мужчины — она в панике обращалась в бегство. Она могла бросить в грязь подаренную Таиром розу, но была не в силах сделать то же самое с собственной душой.
Цветок на камне
***
— Будет лучше, если ты сядешь, сестра, — тяжело вздохнув, сказал он, — я принес дурную весть.
Женщина осталась стоять, лишь прижала руки к груди, словно пытаясь унять бешеный стук сердца.
— Говори, — глухо произнесла Сусанна.
— Все случилось иначе, чем предполагали благородные люди нашей общины. Во время переговоров с наместником вспыхнула кровавая ссора. Твой муж, сыновья и другие мужчины были схвачены и убиты.
Сусанна пошатнулась и едва заметно помотала головой. В ее темных глазах полыхнуло пламя.
— Нет, не может быть!
— Это правда, — мрачно произнес Григор и сказал, слегка повысив голос: — Я предупреждал Тиграна, что из этих переговоров не выйдет ничего хорошего, но он меня не послушал.
Асмик бессильно прислонилась к дверному косяку, вцепилась в него онемевшими пальцами. Девушка боялась подойти к матери; она надеялась, что дядя скажет, что это ужасная шутка или жестокая ошибка.
Григор присел к столу, налил себе вина и залпом выпил.
— Наши дела плохи, Сусанна, — устало продолжил он. — Завтра я и другие знатные люди нашей общины, оставшиеся в живых, уезжаем в Византию. Надо сделать это сейчас, пока путь открыт. Собери вещи, золото, оставь при себе самых надежных слуг и жди, я заеду за тобой. Все должно быть готово к утру.
— Когда-то мои предки покинули свою страну, спасаясь от мусульманских завоевателей. Исфахан стал их пристанищем и второй родиной. Я не желаю превращаться в скиталицу, гонимую отовсюду, куда протянется их рука, — с неожиданным спокойствием и суровостью произнесла женщина.
— Забудь о гордости, сестра. Надо спасать свою жизнь и честь.
Сусанна вскинула голову, ее ноздри раздулись, а глаза засверкали.
— Что останется от нашей чести, если мы сбежим, как последние трусы!
— Так или иначе, но нам не удастся ее сохранить. Не пройдет и двух дней, как сюда явятся арабы и выбросят тебя на улицу!
— Я не покину город, в котором похоронены мои родители, — ее голос дрогнул, — где погибли самые дорогие для меня люди.
— Мертвые мертвы, Сусанна, а живые должны жить, — сказал Григор и повернулся к девушке, застывшей перед лицом ужаса, который нельзя было принять и от которого невозможно было укрыться: — Асмик, вразуми свою мать!
Когда он ушел, на Сусанну наконец обрушилась истина, и она закричала так страшно, как может кричать человек, внезапно очутившийся среди бушующего океана, в кромешной тьме, понимающий, что ему неоткуда ждать спасения. Она упала на стул и уронила голову на руки, содрогаясь в мучительных хриплых рыданиях.
Сбежались слуги, но женщина не позволила им приблизиться. Потом она затихла и просидела не двигаясь до самого утра. Несчастная, испуганная, плачущая Асмик пыталась заговорить с ней, но тщетно. Единственное, что могла сделать дочь, — это сидеть рядом, глядя в бледное, застывшее лицо матери.
Прежде девушка нередко любовалась материнским лицом, будто нарисованным кистью великого мастера и вместе с тем удивительно живым: с большими блестящими глазами, безупречно четкой линией носа и губ, длинными ресницами и тонкими бровями. Игра света и тени неизменно подчеркивала его изумительную красоту.
Теперь это ярко освещенное пламенем очага лицо казалось мертвым.
Глаза Асмик потемнели.
— Я никогда не предам своего Бога!
— В данном случае это всего лишь уступка обстоятельствам. Это нужно для того, чтобы мы могли пожениться. Поверьте, я не заставлю вас ходить в мечеть и молиться Аллаху. Все, что мне нужно, — это ваша любовь.
— Я не могу дать вам ее, не могу! — с тоской проговорила девушка.
— Почему? — тяжело произнес Камран.
— Потому что моя мать сойдет с ума, если я это сделаю. К тому же я вас совсем не знаю, а вы не знаете меня.
— Я знаю то, что знаете и вы: мы созданы друг для друга. Жизнь мертва без любви, как земля без воды. Я не смогу увезти вас силой, я не способен причинить вам зло. Но если вы откажетесь уехать со мной, мое сердце будет разбито.
Асмик ничего не понимала. Так не бывает! Таким разговорам предшествуют долгие ухаживания, встречи с родителями, сватовство. Она не могла предать свою веру, оставить мать!
Прежде Асмик не ведала, что значит одновременно испытывать противоположные чувства, а между тем Сусанна завещала ей ненавидеть, тогда как сердце велело любить.
— Моя мать не переживет, если я уеду.
— У вас должна быть своя жизнь. Если мы поженимся, вашей матери придется смириться. Она простит вас, когда поймет, что я честен с вами, что мы любим друг друга.
— Почему вы решили, что я вас люблю? — прошептала девушка.
Камран улыбнулся, вспомнив о том, как она шла ему навстречу быстрым, взволнованным шагом. У нее было такое изумленное, радостное выражение лица, будто она вот-вот взмоет ввысь и полетит по небу.
— Это сказали ваши удивительные глаза.
Порыв холодного ветра подхватил охапку сухих листьев и закружил в воздухе. Ни Асмик, ни Камран, всю жизнь прожившие в теплых, даже жарких краях, не знали, как наступает зима в этих суровых горах: врывается в мир и заполняет все вокруг резким ветром, хлопьями снега, покрывает вершины и склоны гор ослепительно-белым ковром.
Асмик задрожала в своей легкой рубашке, и молодой араб обнял девушку, желая защитить ее от ледяного дыхания поздней осени. Асмик подняла голову, и ее губы встретились с губами Камрана. Этот затуманивший разум, лишивший воли и сил поцелуй решил все. Камран подхватил девушку на руки и понес по тропе, прочь от дома, который служил приютом двум одиноким женщинам.
Когда с гор подул ледяной ветер, Сусанна попросила служанку поискать Асмик. Хуриг знала, где обычно гуляет девушка; она направилась туда, прихватив теплую накидку. То, что увидела женщина, повергло ее в ужас. Чужой мужчина, судя по всему мусульманин, усаживал Асмик в седло. Он набросил ей на плечи свой кафтан и дал в руки поводья. Хуриг закричала, но ветер унес звук ее голоса в сторону. Вскоре девушка и ее спутник скрылись из виду.
Служанка бросилась обратно, рассказала обо всем госпоже, и Сусанна поспешила в селение. Она обратилась к мужчинам, умоляя их помочь вернуть Асмик, но те прятали глаза и пожимали плечами. Жители Луйса знали: стоит затронуть арабов, как те станут мучить людей, жечь их дома и грабить имущество. Убитой горем женщине пришлось вернуться обратно.
Между тем по селению поползли слухи. Украли девушку или она сама сбежала от матери, которую многие считали сумасшедшей? Вездесущие ребятишки видели чужеземцев, ехавших верхом по тропинке прочь от селения. В седле одного из них сидела девушка. Она не была связана и не сопротивлялась.
Вардан не верил слухам, ибо ему было известно, сколь исступленно Асмик и ее мать ненавидели арабов, как сильно женщины были привязаны друг к другу. Юноша едва не бросился вслед за арабами, но Каринэ на коленях упросила единственного сына не совершать неразумный поступок. Что сможет сделать он один против отряда вооруженных воинов? Оставалось лишь ждать развязки и надеяться на чудо, однако Вардан боялся, что никогда не узнает правды о судьбе Асмик.
***
Прежде чем была сыграна свадьба, состоялись похороны.
Тело матери Асмик нашли на следующий день после того, как она шагнула в пропасть. Священник усомнился в том, что это был несчастный случай, но согласился похоронить женщину, как подобает. Все селение знало, сколь нелегка судьба Асмик и Сусанны; жители Луйса сочувствовали им, хотя никто так и не сумел понять, что они ищут в этих краях.
Именно потому на отпевании в церкви было немного народа, а на кладбище — еще меньше.
На похоронах Асмик не плакала. Она стояла, поддерживаемая Хуриг, и смотрела в одну точку. Ее бледное лицо было прекрасно, почти совершенно, но глаза казались пугающе безжизненными.
Вардан видел, как сильно живая девушка похожа на лежавшую в гробу Сусанну, и его сердце сжималось от боли. Только бы не начала себя винить, только бы не повредилась рассудком! Он не мог подойти к Асмик, обнять ее, утешить, хотя ему очень хотелось это сделать. Юноша слышал, как кто-то сказал, что отныне ее матери спокойно и хорошо, но он-то знал, что Сусанна ушла из этого мира, не смирившись с потерями и не простив свою дочь.
— Как же она будет жить? — промолвил юноша, обращаясь к матери, когда они шли с кладбища домой.
— Ты говоришь о дочери этой женщины?
— Да, об Асмик.
В глазах Каринэ блеснул нехороший огонек.
— Разве у нее нет родственников, которые могут забрать ее отсюда?
«Навсегда», — хотела добавить женщина, но сдержалась.
— Нет. Она осталась совсем одна, если не считать старой служанки! — Вардан не скрывал горечи.
— Вряд ли ты сможешь ей помочь, — мягко произнесла Каринэ. — К тому же скоро твоя свадьба с Гаянэ: люди станут коситься на тебя, если ты станешь проявлять участие к судьбе другой женщины.
— Я знаю и не собираюсь этого делать. — На этот раз его голос прозвучал жестко и твердо.
У Каринэ отлегло от сердца.
Если прежде Камран вспоминал об Асмик со светлой грустью, то теперь, когда Фарид пересказал приятелю разговор с Маликом, содрогнулся от ужаса.
— Сначала я не хотел тебе говорить, но после решил, что это будет несправедливо и малодушно, — сказал Фарид и заметил: — Ты мужчина, так что, надеюсь, справишься.
В глазах Камрана застыл мрак, а его тело била дрожь.
— Что можно сделать? Как мне ее спасти?!
Фарид тронул приятеля за руку.
— Прости, но… это невозможно.
— Я достану столько золота, сколько будет нужно, — твердо произнес Камран.
— Воины эмира неподкупны: ты сам это знаешь. Стоит тебе заикнуться о взятке и о том, что ты хочешь принять участие в судьбе этой женщины, — и тебя схватят, замучают пытками.
— Тогда надо найти другой путь.
— Какой? Взять башню штурмом?!
Камран сцепил пальцы так сильно, что хрустнули суставы.
— Твой знакомый, этот Малик, сможет узнать, когда Жасмин поведут на казнь? Возможно, удастся освободить ее по дороге? Я попытаюсь найти надежных людей.
Фарид с сожалением покачал головой.
— Малик сказал, что едва ли казнь будет публичной. Скорее всего, пленницу убьют прямо в башне.
Камран вскочил и принялся ходить по комнате.
— Я придумаю, я обязательно что-нибудь придумаю!
— Я не сказал тебе главного, — промолвил Фарид после мучительной паузы. — Малик утверждает, что Асмик Агбалян сошла с ума. Когда женщина совершала убийство Халида ибн Кудра, она уже была безумна. Иначе она бы не смогла это сделать. Она говорит, отвечает на вопросы, но в ее глазах что-то непонятное и страшное. Ее подкосило какое-то горе.
***
— Законы — это одно, они мертвы, тогда как голос сердца жив, пока жив человек. В конце концов, что такое жизнь? Это схватка человека с вечностью, в которой человек неизбежно проигрывает, но, тем не менее, никогда не сдается. — И обратился к Асмик: — Ты была с нами, сестра, и останешься с нами. Что касается твоего избранника… Он заплатил за право быть среди нас своей кровью. А быть ли ему с тобой, решать только тебе.
Асмик вышла из шатра, обняла сына и пошатнулась от внезапной слабости. Ей показалось, что она вновь почувствовала ту невыносимую боль, которая терзала ее все эти годы. Асмик сказала себе, что это было последний раз. Отныне в ее жизни не останется места отчаянию и мраку, в ней будут царить только любовь и свет.
Конечно, молодая женщина знала, что так не бывает. И все же Асмик чудилось, будто ее душу навсегда покинуло чувство вины, что она вступила в долгожданную эпоху надежды и веры. Не в Бога и не в любовь — в это она верила всегда. В себя, в свои силы. В свое будущее.
|
ХIХ век. Индия. В стране идет война, Сона потеряла возлюбленного. Ей пришлось просить милостыню, чтобы прокормить ребенка. А в сердце Ратны вспыхнула запретная любовь к английскому офицеру ...
266
|
239 |
руб. |
|
|
|
|
Электронные книги этого автора
|
|
Две истории, не уступающие эмоциональностью «Унесенным ветром», под одной обложкой! Разбитые сердца и настоящая любовь, тайны и откровения. Даже боги и фараоны не подвласны этим силам... ...
|
|
|
В угоду молодой жене отец отправил Катрин в монастырь, и там ее сердце обожгла запретная страсть к молодому священнику Рамону... Инквизитор Армандо не знал жалости, пока не увидел в руках палача ...
|
|
|
ХIХ век. Индия. В стране идет война, Сона потеряла возлюбленного. Ей пришлось просить милостыню, чтобы прокормить ребенка. А в сердце Ратны вспыхнула запретная любовь к английскому офицеру ...
|
|
|