Лора Бекитт — «Исповедь послушницы»

Предисловие

Талантливая писательница, автор более десяти захватывающих любовно-приключенческих романов дарит почитателям своего таланта новое путешествие. На этот раз — в средневековую Европу. Она проведет вас по подземным темницам инквизиции, по величественным залам соборов, по узким улочкам Мадрида и портовым закоулкам Амстердама, по индейским поселениям Нового Света, по богатым купеческим домам и тропинкам величественных лесов побережья Северного моря. А главное — она проведет вас по лабиринтам души своих героев, где соседствуют любовь и ненависть, жестокость и сострадание, расчет и бескорыстие. Это путешествие завораживает и дает веру в силу любви, преданности, дружбы, в милосердие и справедливость.
Многие критики и поклонники сравнивают Лору Бекитт с Жюльеттой Бенцони и Анн Голон. Как и всемирно известные писательницы, Бекитт мастерски использует реальные исторические события как фон для своих увлекательных историй, в которых есть и приключения, и эмоции, и психологизм. Еще одно бесспорное достоинство ее романов — прекрасный язык: без лишних словоизлияний, пространных описаний и скучных рассуждений она умудряется несколькими фразами передать накал страстей, красоту природы, колорит времени и места.
В книгу вошли романы «Дочь инквизитора» и «Исповедь послушницы». Каждый из них рассказывает трогательную и захватывающую историю о женщинах и о том, на что они способны во имя любви.
Инквизитор отец Армандо искренне считал искоренение ереси и колдовства делом всей своей жизни. Только исполняя свой долг перед церковью и Богом, он был счастлив. Но один взгляд прекрасных глаз изменил его судьбу. Страсть к красавице Асусене, обвиненной в колдовстве, оказалась настолько сильна, что Армандо пошел на преступление: он решил отпустить девушку… в обмен на ночь любви. Но Асусена предпочла смерть. Единственной памятью о любимой женщине для Армандо стала ее дочь Паола. Он мечтал сделать ее идеальной сеньоритой и не догадывался, что настоящий отец девочки уже на пути в Испанию. И его появление в Мадриде станет отправной точкой череды потрясающих событий, которые безвозвратно изменят размеренную жизнь священника и его кроткой воспитанницы.
Катарина провела в монастыре долгие шесть лет в атмосфере убогости, холода интриг и доносов. Глядя в окно, она мечтала узнать яркий, манящий и пугающий мир за его стенами. Девушка не представляла, что то, о чем она грезит в ночной тиши, может произойти с ней в святой обители. Именно здесь девушка встретила того человека, ради которого с этой минуты билось ее сердце — отца Рамона Монкада. Молодой испанец совсем недавно занял должность приора и был преисполнен желания оправдать оказанную ему честь, но… ясные глаза послушницы разожгли в его сердце пламя, которое не в силах погасить ни святые обеты, ни голос разума, ни запреты близких. Однако отец девушки хочет выдать ее замуж, а в Нидерландах вспыхнули восстания против власти испанцев. Влюбленным пришлось бежать из монастыря. В уединенном домике они провели три страстные ночи и… расстались. Рамон вернулся в монастырь и занял пост погибшего аббата, а Катарина отправилась к отцу. Тот с радостью принял потерянную дочь и поспешил познакомить ее с женихом — испанским дворянином Эрнаном Монкада…
Поверьте, стоит начать читать эту книгу — и оторваться будет уже невозможно. Вас ждут сюрпризы, романтические приключения и удивительные открытия. Эти романы подарят вам и много приятных минут и массу незабываемых впечатлений. Читайте и наслаждайтесь!

Дочь инквизитора

Часть первая

Глава I

Армандо Диас никогда не видел таких красивых женщин, хотя через его руки прошли многие — не как возлюбленные, а как жертвы. Глядя на них, он втайне ощущал себя едва ли не Богом, ибо в его власти было утопить их тела и души в пучине боли, страха и смерти или вытащить на поверхность и подарить возможность жить.
Эта женщина была особенной, не похожей на остальных, в ее присутствии он одновременно чувствовал свое могущество и ничтожность.
Лунный свет, проникающий в маленькое зарешеченное оконце, придавал ее коже оттенок слоновой кости. Разметавшиеся по плечам длинные черные волосы и бездонные темные глаза подчеркивали бледность лица пленницы. Ее внешность порождала мысли о белых лилиях, сорванных в колдовское полнолуние. Ее так и звали: Асусена Альманса Морено.
Обязательные вопросы о том, знает ли жертва, за что она задержана, есть ли у нее враги, кто ее духовник и когда она последний раз исповедовалась, были заданы секретарем, потому Армандо Диас откашлялся, взял со стола бумагу и произнес:
— Здесь написано, что ты была замужем. Где твой супруг?
— Он уехал.
У нее был нежный, тихий голос, который звучал, как волшебная музыка.
— Когда и куда?
— Восемь лет назад, за океан, на войну, чтобы заработать денег. С тех пор я не получала от него никаких вестей.
Армандо усмехнулся. Все молодые проходимцы едут в Новый Свет по той причине, что там, по слухам, самородки валяются на земле, как галька, на деревьях растут вкуснейшие плоды, полным-полно щедрой земли и сильных рабов. И все-таки самые умные люди остаются на родине — не потому, что любят ее до самозабвения, а потому что не верят в легкую жизнь на чужбине.
— На свете существует только одна война — за нашу веру. Все остальное — происки дьявола, — сурово произнес Армандо и спросил: — Ты знакома с сеньорами Алисией Виберо и Долорес Гильен?
— Да. Они приходили ко мне за травами.
— За какими травами?
— Матушка научила меня собирать травы, которые помогают от разных болезней, а также готовить различные настойки и мази.
В глубине глаз Армандо вспыхнул зловещий огонь; инквизитор вцепился пальцами в край стола и наклонился вперед.
— Ты использовала эти средства для любовного колдовства? Сеньоры Виберо и Гильен утверждают, что ты вступала в сговор с дьяволом!
Асусена Альманса задрожала от ужаса и, запинаясь, промолвила:
— Они… они ошибаются! Я вылечила сеньору Алисию от женской болезни, а сына сеньоры Долорес — от лихорадки!
— При этом ее сын влюбился в тебя без памяти, как и супруг сеньоры Алисии!
— В этом я не повинна, — прошептала женщина, опустив глаза. — Я ничего не делала для того, чтобы это случилось. Я верна своему мужу и надеюсь дождаться его возвращения.
Армандо нахмурился. Он понимал: для того чтобы соблазнять мужчин, этой прекрасной женщине нет нужды колдовать.
— Не женское дело заниматься врачеванием, — сказал он.
— Если б я этого не делала, мы с дочерью умерли бы от голода.
— Ты могла бы пойти в услужение, устроиться в мастерскую.
Асусена вздохнула. У нее были попытки, но где бы она ни появлялась, мужчины не давали ей проходу. К тому же ей не с кем было оставить ребенка.
— Свидетели показали, что на твоем теле есть дьявольский знак, — продолжил Армандо и приказал: — Раздевайся!
Темные глаза женщины расширились, и он увидел в них свое отражение: землистое лицо и взгляд, от которого веяло могильным холодом.
— Нет, — прошептала она.
— Что?! — произнес он с тихой угрозой.
Увидев, как Асусена протягивает дрожащую руку к застежкам платья, Армандо усмехнулся. Ему не нужно было гадать, каким законам подчиняются сердце и душа человека, — он давно это знал. Законам страха, страха, который он умел внушать людям как никто другой.
Когда одеяние пленницы упало на каменный пол, Армандо на мгновение замер, потрясенный тем, что предстало его взору. Какая чистота и стройность линий! Кожа женщины казалась перламутровой, она словно излучала мягкий, нежный свет. Тонкие лодыжки, изящные ступни, округлые плечи, волнующие изгибы бедер. А грудь — прелестные холмики плоти такой совершенной формы, какой он не видел ни у одной женщины! Асусена Альманса казалась ему извлеченной из раковины драгоценной жемчужиной.
Его стесняло присутствие младших служителей инквизиции; мысль о том, что они тоже видят тело этой женщины, вызывала тайное бешенство.
Армандо скосил глаза, пытаясь разглядеть выражение лиц подчиненных, а после впился взглядом в левую грудь обвиняемой, на которой темнела крупная родинка, и с удовлетворением произнес:
— Именно это я и ожидал увидеть.
Женщина вздрогнула. Наверняка сеньора Долорес заметила ее родинку, когда прибежала к ней ночью с воплями, что ее сын задыхается, и Асусена стояла перед ней в одной сорочке.
Из глаз молодой женщины полились слезы.
— Меня будут пытать? Сожгут на костре?!
— Это зависит от тебя. От того, насколько искренним будет твое раскаяние.
Асусена Альманса упала на колени.
— Умоляю, пощадите! Ради моей дочери! Что с ней станет, если меня осудят!
— Этого я не знаю.
— Где она сейчас?
— Не могу сказать, — нетерпеливо проговорил Армандо.
— Прошу вас, узнайте, где находится Паола! — Голос женщины дрожал.
— Ты готова признаться в сношениях с дьяволом? — промолвил мужчина, с трудом возвращаясь к предмету допроса.
— Я признаюсь в чем угодно, только спасите мою дочь!
Армандо не ожидал, что она сдастся так быстро, и вопреки обыкновению ответил:
— Твоей дочери ничего не угрожает.
— А если ее вышвырнули на улицу?!
— Не думаю. Одевайся. На сегодня все, — отрывисто произнес Армандо и встал.
Неожиданно он пошатнулся, схватившись за сердце, и испуганный секретарь подал ему кружку с водой.
— Вам плохо?
— Здесь слишком душно. Я утомился. Продолжим завтра. — И, кивнув на пленницу, приказал: — Уведите.
Армандо поймал удивленный взгляд секретаря. Ему была понятна его реакция. Разве можно выпускать жертву из рук, когда она готова подписать признание?
Инквизитор и впрямь начал задыхаться в этой задрапированной черной материей комнате, хотя основная причина заключалась в другом: если Асусена Альманса подпишет бумагу, его работа будет выполнена и женщину передадут светской власти для вынесения приговора.
Армандо Диас чувствовал себя пораженным болезнью, которую нельзя исцелить, и был мучим жаждой, которую невозможно утолить. Он всегда был стойким к искушениям плоти и не испытывал вожделения при виде самых прекрасных женских тел, ибо это означало бы обречь на разрушение собственную душу.
Впрочем, что было ценного в его душе? Он видел слишком много крови, страданий и смерти, а потому в его сердце никогда не пылал огонь, а душа была подобна пустой и темной комнате.
Асусену Альманса отправили в камеру, а Армандо вышел из Святой палаты и медленно побрел по улицам Мадрида.
Шел 1556 год, первый год царствования короля Филиппа II, которому было двадцать восемь лет. По странному совпадению Армандо Диасу исполнилось столько же, и именно в этом году его назначили на должность старшего инквизитора Святой палаты.
Он рано остался сиротой и воспитывался в монастыре за счет королевских средств, выделяемых в помощь неимущим. В обители Армандо не покидало ощущение, что он находится в холодной, мрачной и душной темнице. Детей учили молитвам, внушали неискоренимый страх перед Божьей карой, при этом скудно кормили и заставляли выполнять множество послушаний.
Через несколько лет Армандо понял, что единственным средством обеспечить себе более-менее сносную жизнь было вступление в один из духовных орденов. Он и прежде слыл усердным в постижении наук, а теперь с особым рвением принялся демонстрировать приверженность догматическим истинам и предписаниям Церкви. Труды Армандо увенчались успехом: его заметили, и ему были даны рекомендации для вступления в орден Святого Франциска.
Почему он стал инквизитором? Потому что был мрачным и суровым, непримиримым и неподкупным. А еще он умел вызывать у людей чувство страха.
Армандо хорошо помнил случай, когда на него напали старшие воспитанники, которые считали его выскочкой. Чтобы он не мог позвать на помощь, они заманили его в келью и заперли дверь. Тогда Армандо принялся громко читать молитву, пронзая обидчиков горящим взором. К его изумлению, они в страхе отступили, а потом разбежались.
В Святой палате он славился умением подчинять волю человека одним только взглядом и вырывать у него роковое признание невидимыми клещами.
Вместе с тем он не был фанатиком или безумцем. Будучи не в силах изменить действительность, он понимал, что ему надо уживаться с ней, и потому, чтобы не стать жертвой, Армандо приходилось быть палачом.
Огни Мадрида, отбрасывающие красноватый отсвет на кирпичные стены домов, походили на тлеющие уголья. Небо напоминало черное зеркало, а крыши домов сияли серебром. Красота Асусены, о которой инквизитор думал всю дорогу, непостижимым образом заставила его заметить то, чего он никогда не замечал, — красоту ночного города.
Когда Армандо вернулся домой, была почти полночь. Его мрачное жилье смахивало на тюремные застенки или монашескую келью. Инквизитор получал хорошее жалованье, но зачастую не знал, куда девать деньги, а потому нередко вносил пожертвования в пользу монастырей и бедняков, а еще покупал книги, в том числе и те, что запрещала Церковь. Раз в неделю к нему являлась молчаливая пожилая женщина, которая убирала в доме, стирала и ходила за покупками.
Армандо сел в деревянное кресло и закрыл лицо руками. Он заблудился в лабиринтах своей души, увяз в ее темном болоте.
Асусена Альманса! Подчинить себе эту женщину было не сложнее, чем сломать крылья бабочке, но беда заключалась в том, что он хотел от нее не слепого подчинения, а любви. Он не был уверен, что сумеет добиться ее взаимности, однако не мог ни остановить ход своих мыслей, ни совладать с преступной страстью.
Армандо посмотрел на свое отражение в ярко начищенном медном блюде. Он был худым, даже костлявым, с лицом аскета, тонкими губами и глубоко посаженными глазами. На его внешности лежала печать судьбы, заставлявшей его идти по пути ошибок и лжи, по пути жестокости, которую он привык называть справедливостью.
Армандо мог попытаться спасти Асусену, но тогда она ускользнет, он мог признать ее ведьмой, но тогда ее ждет костер. При мысли о том, что эта женщина не достанется ему в любом случае, инквизитор заскрежетал зубами.
А если… забрать ее и уехать, сбежать — из Мадрида, из Испании?! На свете много мест, где требуются миссионеры, и есть немало священников и монахов, которые преспокойно живут с женщинами и даже имеют детей! У него есть кое-какие средства, этого хватит на первое время, а потом…
Неожиданно его душой и телом завладели новые, неизведанные ощущения. На Армандо нахлынули мечты, и он буквально захлебнулся в этом сладостном потоке. Асусена Альманса! Он будет черпать силы во взгляде ее прекрасных глаз, его внутренняя жизнь, прежде пустая, голая и убогая, расцветет цветами любви, словно райский сад.
Армандо вспомнил о дочери Асусены. Нужно узнать, где находится девочка. Как правило, дочери казненных еретиков воспитывались в обители. По окончании воспитания (если только они не принимали постриг) им выделялось небольшое приданое, чтобы они могли выйти замуж, но в целом их участь была незавидна. Постепенно в голове инквизитора созрел коварный план: заставить Асусену отдаться ему ради спасения ребенка. А потом он сделает все, чтобы вызвать ее любовь. Если он без малейших усилий способен внушить человеку страх, что мешает ему добиться противоположного чувства?
С трудом дождавшись следующего дня и едва явившись на службу, Армандо направился в камеру, где содержалась женщина, чтобы поговорить с ней с глазу на глаз.
Это была тесная, темная клетушка, стены которой сочились сыростью, а пол покрывал слой грязи.
Несчастная женщина сидела на охапке соломы, обняв колени руками и уронив голову. При виде Армандо она вскочила и в испуге уставилась на него.
Несмотря на пережитое, Асусена была свежа, как только что сорванная роза, отчего сердце Армандо взволнованно забилось и он ощутил неодолимое томление души и тела.
— Зачем вы пришли? Что с моей дочерью? — прошептала женщина.
— Она в безопасности, ее отправили в обитель Святой Клары, — сказал Армандо и добавил: — Я пришел, чтобы поговорить с тобой откровенно.
Асусена покорно кивнула.
— Я знаю, что ты не колдунья. Эти женщины оговорили тебя из ревности.
В глазах женщины вспыхнул свет.
— Меня отпустят?
— Не думаю. Никто, кроме меня, не поверит в то, что ты невиновна. У меня есть только один выход: освободить тебя тайком. Но за это я потребую платы.
— Платы? — обреченно повторила Асусена.
— Да. Я хочу твоего тела, твоего сердца, твоей любви.
— Это невозможно, — прошептала потрясенная пленница. — Я люблю своего мужа и принадлежу только ему.
— Твой муж уехал восемь лет назад и никогда не вернется. Глупо хранить верность тому, кто давно о тебе позабыл. Я стану заботиться о тебе. В случае отказа ты никогда не увидишь свою дочь.
Его откровенность била наотмашь, его взгляд кромсал ее душу. Он произносил слова, а женщине казалось, что он кидает в нее камни.
Между тем в голосе Армандо звучала затаенная мольба. Он безумно хотел, чтобы Асусена поняла, что его внешность обманчива, почувствовала, что за суровой маской инквизитора скрывается страстный и нежный мужчина.
Асусена молчала. Могла ли она упасть в объятия этого ужасного человека ради спасения своей жизни и жизни дочери?! Она подумала о Мануэле, за которого вышла вопреки воле родителей. Они считали его легкомысленным и ненадежным, но Мануэль был красивым и пылким, и Асусена без памяти влюбилась. Они поженились, чтобы утонуть в море любви и счастья.
Сначала так и было, а потом средства иссякли, вдобавок Асусена ждала ребенка. Мануэль перепробовал множество занятий, но нигде надолго не задерживался. По мере того как они переселялись из одной бедной квартиры в еще более бедную, он становился все мрачнее и скучнее, пока наконец не заявил, что хочет попытать счастья на военной службе.
Душа Мануэля жаждала странствий, он задыхался в Мадриде, и дело было не только в бедности — ему нужна была смена впечатлений, свобода. Он поклялся Асусене, что вернется домой с сундуком золота, поцеловал ее и новорожденную дочь, поставил подпись под бумагами о зачислении в армию и уехал.
Хотя с тех пор от Мануэля не пришло ни одного письма, Асусена продолжала ждать мужа. Молодая женщина легко могла бы поправить свое положение, став чьей-нибудь любовницей, но ее удерживали от этого глубокое чувство порядочности и любовь к Мануэлю. Почему-то она не сомневалась в том, что он жив и рано или поздно вернется домой.
Потом Асусене пришло в голову заняться врачеванием с помощью целебных трав, и она воспрянула духом. Асусена помогала женщинам и детям, иногда мужчинам, занятие это не носило и малейшего налета колдовства, и она не предполагала, что ее могут обвинить в сделке с дьяволом, не думала, что ее погубит родинка, которую так любил целовать Мануэль.
А теперь она была вынуждена отдаться этому самому дьяволу с глазами гиены и повадками ночного хищника!
Асусена вспомнила, как безропотно разделась перед толпой мужчин, и все потому, что он приказал ей это сделать, причем приказ исходил не столько из его уст, сколько из глубины его черной души.
— Я жду твоего ответа, — произнес Армандо, пожирая ее взглядом. Его одолевала жажда обладания, она иссушала и вместе с тем придавала сил. — Ты станешь моей? Ты сможешь меня полюбить?
— Да, — сказала она, но ее глаза не умели лгать.

Исповедь послушницы
Повесть о запретной любви

Рамон служил мессу в большом, холодном и сумрачном зале перед толпой безмолвных фигур, чьи лица были спрятаны под покрывалами. Было сложно догадаться, что это женщины, — свободные черные одежды не обрисовывали их тел. В какой-то миг у Рамона мелькнула мысль, что они похожи на пленников, рабов, которых жестокие хозяева согнали для отправки в чужую страну. Произнося торжественные, светлые слова, он испытывал не гордость, а неловкость: вряд ли его речь могла служить утешением и напутствием для этих странных существ, которые никогда не видели солнца и неба просто потому, что не поднимали глаз.
Рамон не понимал, почему аббата Опандо так умиляли исповеди этих женщин. Хотя в маленьком, тесном конфессионале царил полумрак, новый приор был рад тому, что отделен от исповедуемых не только железной решеткой, но еще и толстым занавесом.
Монахини монотонно и тихо произносили заученные слова. Сначала Рамон волновался и держался натянуто, но постепенно привык и даже стал различать в их голосах нотки живого человеческого чувства. В этих скромных и отчасти скорбных исповедях таилась робкая надежда на то, что он, безликий Божий посланник, замолвит за них словечко перед Господом.
Их грехи были невелики: рассеянно молилась, впала в непростительное уныние, не слишком усердно и охотно выполняла послушание, таила злые мысли в отношении других сестер и тому подобное.
После монахинь Рамон исповедовал послушниц; их голоса были нежнее и тоньше и вместе с тем звучали громче и живее. Как и монахини, они говорили почти одно и то же, потому Рамон очень удивился, когда очередная послушница вдруг произнесла:
— Я рада, что наконец могу поговорить с вами, святой отец. Я давно собиралась это сделать, но все не могла решиться.
Девушка говорила взволнованно и торопливо, точно боясь, что ее прервут и не позволят сказать то, что она хочет, или она сама внезапно утратит решимость.
Рамон, отметивший это непривычное «я рада», спокойно и несколько холодновато промолвил:
— Я тебя слушаю. В чем ты грешна?
— Я хотела спросить совета.
— Я слушаю, — повторил Рамон.
— Не знаю, с чего начать. Боюсь, у нас мало времени… — И вдруг произнесла, невольно сбив Рамона с толку: — Быть может, вы спросите меня сами, святой отец?
Рамон напрягся, не зная, что ответить или что спросить, потом решил начать с самого простого:
— Ты собираешься принять постриг?
— Именно об этом я и хотела с вами поговорить… — сказала девушка и вдруг замолчала.
Время шло, и священник снова задал вопрос:
— Давно ли ты в обители?
— Шесть лет. Мне было десять, когда отец оставил меня здесь. Моя мать умерла, а он снова женился, и они с новой женой решили, что я должна стать послушницей, а потом принять постриг.
— Вы не были согласны с решением отца? — спросил Рамон, незаметно для себя переходя на «вы».
— Меня не спрашивали. Когда я сюда попала, мне сказали, что я должна стать монахиней, и со временем я приняла это как неизбежное.
Она тяжело вздохнула, и, желая подбодрить ее, Рамон промолвил с необычной мягкостью и даже сочувствием:
— Что же тревожит вас теперь?
— Что тревожит? — повторила девушка, и ее голос наполнился чувствами — возмущением, непониманием, даже иронией. — Недавно я узнала, что мой отец передумал: он нашел мне жениха и уже не хочет, чтобы я оставалась в монастыре, а желает выдать меня замуж!
— Вас огорчает, что именно теперь, когда вы готовы принять постриг, ваш отец решил изменить вашу судьбу? Вы можете поговорить с ним и объяснить, что будет большой ошибкой сбивать вас с пути в тот миг, когда душой вы уже всецело преданы Господу. Если же вы все-таки склонны покинуть обитель и вернуться в мирскую жизнь, в том нет ничего дурного: как послушная дочь, вы обязаны покориться воле своего отца. Оба выхода достойны добродетельной девы, так что решайтесь!
Воцарилось напряженное молчание. Потом послушница тихо произнесла:
— Я не хочу подчиняться воле отца — за все годы моего пребывания в обители он ни разу не навестил меня и даже не передал привета. Не думаю, что его стремление забрать меня домой вызвано добрыми чувствами. Скорее, он хочет сделать это из корыстных соображений. И я не желаю принимать постриг, потому что жизнь в монастыре не дала мне ни освобождения, ни радости, ни счастья. Мое горе заключается в том, что я не могу заставить себя любить отца и в то же время не способна притворяться, будто хочу стать монахиней!
Рамон вздрогнул. Насколько же сказанное было близко ему самому! Вечные нотации сеньоры Хинесы, а потом колледж и монастырь — бездумно заученные молитвы, холодная жизнь аскета. Ему не были знакомы ни счастье, ни радость, а об «освобождении» не стоило и мечтать. Он привык жить в оковах.
Забывшись, Рамон задумчиво произнес:
— Я вас понимаю. — И, опомнившись, добавил: — К сожалению, я не могу дать вам ответ сегодня, сейчас, мне нужно подумать.
— Я буду ждать, — сказала она, а потом промолвила с большим чувством: — Я много слышала о вас, аббат Опандо, но даже не предполагала, что вы — такой! Впервые в жизни я смогла кому-то довериться!
Рамон молчал в замешательстве. Он чувствовал себя уязвленным. С трудом овладев своими чувствами, молодой священник произнес с привычной холодностью:
— Я не аббат Опандо. Я новый приор, отец Рамон. Рамон Монкада. Произошла ошибка, хотя не думаю, что это может вам повредить.
Из-за занавеса не доносилось ни звука. Казалось, девушка перестала дышать.
Во время тягостной паузы Рамон ощутил непонятную пустоту в сердце, к которому совсем недавно словно прикоснулось что-то легкое и светлое. И вдруг голос незнакомки зазвучал снова:
— Вы никому не расскажете?
— Конечно нет. Существует тайна исповеди.
— Существует множество тайн, которые доводят до сведения других людей, невзирая на клятвы!
— Я не знаю вашего имени и не спрашиваю его.
— Достаточно рассказать настоятельнице, о чем я говорила, и она сразу меня узнает.
Рамон отметил, что слово «настоятельница» было произнесено с явной неприязнью.
— Я не скажу, — повторил он.
— Простите! — чуть помедлив, прошептала девушка. — Спасибо за то, что вы меня выслушали.
После произошло нечто невероятное. Наверное, это был порыв — вряд ли девушка отдавала себе отчет в том, что делает! Она просунула свою тонкую руку с узкой ладонью сквозь прутья решетки, под занавесом и протянула ее Рамону. Тот отпрянул, точно его взору предстало нечто такое, чего он никогда не видел и даже не мог вообразить! Выпростанная из широкого белого рукава нежная ладонь с изящными пальцами была протянута к нему — девушка словно предлагала своему собеседнику что-то невидимое.
Как бы то ни было, Рамон имел дело с вопиющим нарушением правил, потому он торопливо отпустил ей грехи. Послушница поспешно убрала руку, но не торопилась уходить.
Поколебавшись, Рамон произнес:
— В следующий раз я обязательно дам вам ответ.

***

Рамон выехал рано. Заря была нежно-розовой, как ладони младенца, а утренний свет золотил крыши, стены и окна домов, сверкал на водной глади каналов.
Молодой приор ехал по узким улицам и глядел на словно задрапированные в светлые ткани, с бесконечными, как бусинки четок, зубцами башни, от которых к небу поднималось чуть заметное сияние. Кровь? Нет, он не мог утонуть в крови, этот спящий в объятиях моря город, омываемый им и качаемый волнами, точно ребенок в колыбели!
Почему-то сегодня Рамона все радовало — даже вид пустого морского горизонта, порождающий мысли о бесконечном и бесплодном ожидании неизвестности.
И вот настал момент, когда полный тихой радости голос прошептал в глубине темной исповедальни:
— Это вы, святой отец?
— Да, — ответил Рамон, крепко сцепив пальцы и прижав их к груди, — это я.
Оба замолчали, внимая чему-то, пока еще неведомому им. Потом девушка промолвила:
— Какой ответ вы мне дадите, святой отец? Сегодня я не могу долго задерживаться — в прошлый раз настоятельница сделала мне замечание.
— Вот как? — медленно проговорил Рамон. — Нет, я не стану утомлять вас многословием. Мой ответ таков: монастырь — лучшее прибежище для слабых душ, стремящихся спрятаться от ударов судьбы. Здесь тускнеют тревоги внешнего мира, и это благо. А к лишениям вы привыкнете. Вера целительна, потому постарайтесь верить. Примите постриг и смиритесь.
— Вы правы, — подавленно отвечала она. — Я не хочу в мир, потому что боюсь его. Хотя еще больше меня страшит одиночество.
— Господь всегда с вами. Как только вы это почувствуете, то окончательно утешитесь. Сейчас вы находитесь в таком возрасте, когда сердце человека послушно внешним переменам. Пройдет время, и одиночество не будет ощущаться столь остро.
— Так было с вами? — вдруг сказала она.
Девушка почувствовала, как он содрогнулся там, в глубине своей клетки, — это было понятно и по его голосу, в котором угадывалось смятение:
— Мы говорим не обо мне!
— Простите.
— Вам пора идти.
— Я хотела попросить вас стать моим духовным наставником.
— Но я совсем вас не знаю, — прошептал Рамон.
— Я назову вам свое имя.
У Рамона мелькнула мысль, что он, как приор, может попросить у настоятельницы позволения увидеть девушку и поговорить с ней. Ведь она пока еще послушница, а не монахиня! Действительно, почему бы нет?
— Назовите, — сказал он и замер в непонятном волнении.
— Меня зовут Катарина Торн.

Л. Бекитт Дочери Ганга ХIХ век. Индия. В стране идет война, Сона потеряла возлюбленного. Ей пришлось просить милостыню, чтобы прокормить ребенка. А в сердце Ратны вспыхнула запретная любовь к английскому офицеру  ... 266 239 руб.

Электронные книги этого автора

Л. Бекитт Знак фараона Две истории, не уступающие эмоциональностью «Унесенным ветром», под одной обложкой! Разбитые сердца и настоящая любовь, тайны и откровения. Даже боги и фараоны не подвласны этим силам...  ... 94,00 руб.

Л. Бекитт Исповедь послушницы В угоду молодой жене отец отправил Катрин в монастырь, и там ее сердце обожгла запретная страсть к молодому священнику Рамону... Инквизитор Армандо не знал жалости, пока не увидел в руках палача  ... 94,00 руб.

Л. Бекитт Дочери Ганга ХIХ век. Индия. В стране идет война, Сона потеряла возлюбленного. Ей пришлось просить милостыню, чтобы прокормить ребенка. А в сердце Ратны вспыхнула запретная любовь к английскому офицеру  ... 133,00 руб.